Дима Федоров - Игромания Bet

Куда-то ушел, просто-таки сгинул целый кусок моей жизни. Точно так же сгинул и город, из которого я выехал. Я выглянул в окошко. Москва осталась где-то позади, далеко за последним вагоном поезда. Ее замел снег, засыпало безвозвратно. Где-то на шпилях самых высоких зданий пытались спастись люди. Но мороз добивал их методично и неспешно. Как бы с осознанием собственного превосходства.

Они ждали помощи от вертолетов, но те, кто имел вертолеты, давно улетели на них в теплые страны. Улетели и буквально за пару часов в комфорте пятизвездочных отелей забыли о рождественской вьюге, сериале про восстанавливающего справедливость дьявола, и вообще они мигом выкинули из памяти Москву, как использованную гигиеническую салфетку. Хотя в ней еще артачились признаки жизни.

В самом низу, под тяжелой белой массой, пытались двигаться на мощных джипах обреченные, но им не хватало воздуха, они врезались друг в друга и в окружающие дорогу столбы, предметы и постройки. И коченели в снежном аду. Мужчины обнимали своих женщин, чтобы согреть их теплом ускользающей жизни, но отсрочки хватало на пять — десять минут. В конце концов, это просто эгоизм — умереть раньше любимого человека. Мужчины всегда эгоисты, а женщинам остаются слезы.

Еще рассылает телесигнал Останкинская башня, но у экранов ни одной живой души — все задохнулись под снегом. Весело звучащие телевизоры работают в пустых комнатах, и обледеневшие семьи собраны перед ними, даже в смерти сохраняя коллективное начало.

И только жена Хвичи и его дочка не дождались папашу в гостиной у телика. Они умерли в один и тот же день, как в сказках, но, увы, умерли не вместе. Наверное, Хвича с хачами, когда Москву накрыло снегом и холодом, у закрытого «Вертепа» пытался спасти своих металлических друзей. От страха перед злобной стихией разбежались грузчики, забыли гражданский долг трусливые менты, оставив под открытым небом груду потерявших боевитость автоматов, но Хвича боролся до последнего. Он тащил «Королеву воинов» к уже парализованным дверям супермаркета, за которыми билась толпа, отвоевывая жизненное пространство.

И вот Хвича горячим дыханием пытается растопить лед на экране автомата, чтобы напоследок увидеть выигрышную комбинацию линий. Но там всякое отсутствие системы, абсурд, поражение. Как всегда, поражение. Тогда Хвича без сил падает на колени. Кровь завершает циркуляцию по его обширному телу. Он мобилизует волю и концентрирует весь запас оставшейся энергии в последнем жесте — выбрасывает руки вперед и обнимает автомат.

Правая рука цепляется за кнопку, на которую он десятки тысяч раз опускал свою длань и которая всегда была рядом с ним — и в радости, и в горе. Кнопка обледенела, и пальцы соскальзывают. Но еще одно усилие! Последний вздох! Торжество человеческой привязанности над бездушной и разрушительной природой. И победа! Рука Хвичи навсегда остается прикованной к источнику, питавшему его никчемную жизнь. И они будут вместе… Вечно… Ну, не вечно, конечно, но вплоть до глобального потепления — это точно.

Но меня все это не касается. Я уехал из погибающего города, чтобы получить код к богатству и спокойному существованию. Завтра последний шанс поймать его! Надо поскорее уснуть, чтобы проснуться и сразу же без паузы обрести то, о чем мечтаю.

Стою и жду. Глупо ждать в этом финском вакууме, но я жду. Завтра Россия — США — Флай наверняка пойдет на игру. Поэтому Надеждин и приезжает сюда.

Чтобы доказать свою правоту, не выдергивая друга из расслабухи каникул, Надеждин забил с ним научную «стрелку». У ученых тоже бывают «стрелки».

Я начал замерзать на центральной площади Хямменлинны. Ко всему прочему, я ведь не знал, когда точно Надеждин с Флаем договорились состыковаться. Но очевидно, что здесь. Во-первых, эта площадь большая. А во-вторых, других тут просто нет. В самом центре елка и деревянные указатели на высокой оси — сколько километров до крупных городов. То есть выходит, что все дороги ведут отсюда. Здесь центр всего! Пуп земли — Хямменлинна. Это на всякий случай, если кто не знает.

До Нью-Йорка, откуда прилетел Флай, 6570 километров. До Москвы, где столько лет мучился Надеждин, 960 километров. Итого — 7540. Одуреть можно! И вот где-то промежду прочим этого дикого расстояния, посреди глобального спора двух столпов современной науки мерзну я со своей смешной меркантильной шпилерской проблемкой. Да меня эта профессура просто пошлет на икс, игрек и еще какую-нибудь высоколобую букву.

Впрочем, чем дальше, тем больше мне казалось, что меня уже послали… Информация на liveshope.com и была тем самым посылом. Ненавязчивым. Меня в культурной форме послали в Хямменлинну, а я и пошел. И надо мной, наверное, где-то даже посмеялись: то ли в Америке, то ли в Москве, то ли в космосе, то ли в «черной дыре», то ли в «белой». Но где-то смеялись — это за рупь сорок пять. В Интернете инфа была для одного меня. И больше ни для кого. Иначе тут бы паслось стадо журналистов и всякие тарелки дежурили, чтобы в прямом эфире новостей показать завершение спора светил. А мне этот сайт обманом в компьютер вывели.

Не мог же я таклохануться и сразу две буквы извратить. К тому же буквы в разных концах клавы. Блин! Только зачем я им нужен? Из квартиры выносить нечего… И если необходимо было меня куда-то отправить подальше, то почему именно в эту финскую черную дыру?

Меня насквозь продуло. Из носа потекло. Достал платок и высморкался от души — как будто часть мозга вместе с соплями из себя выдавил. И платок еще алый. Словно в крови. Хорошо, что платок в кармане откуда-то оказался. Бывают в жизни удачи! Пусть и мелкие.

А бывают неудачи. И крупные! Как сейчас… Уже ведь никакие не сумерки, вечер давно, а Сочельник, наверное, как раз считается до появления первых звезд… Вот засада! Меня развели. Нет, ни фига, я сам себя развел. Как Клипа с книжкой Фоминго. Все вообще с Клипы началось. Еще раньше — весной. С долга от Юрка. С «MAGICa» этого глючного — меня там точно чем-то обкололи. И в голове с тех пор все сместилось. Потом в сейфе выкопали статьи про Надеждина.

Крестоносцы, Софи, Йосеф Флавий, площадь Дам, Грезий, синяя таблетка, студенческий кукольный театр. Полная туфта. Полнейшая! Невозможнейшая!! И я по этой цепочке иду, как баран длинношерстный. И вот дошел сюда. И здесь никого нет. Только здоровенная елка и столб истуканский, у которого я должен ждать Надеждина с Флаем. И что их тут ждать до посинения? До Страшного суда, что ли, их ждать? Где они вообще? Наверное, один в Москве, а другой спокойно себе курит сигару в Нью-Йорке. И оба непринужденно ждут Рождества. А я кукуй тут и смотри на столб. 960 — Москва, 6570 - Нью-Йорк. 960-6570. 960-65-70… 960-65-70!! Это, кажется, телефон. Только чей? Чей же это может быть телефон?

Для вдохновения мысли я даже подошел к географическому указателю и постучался лбом. Зажмурился крепко. И касание оказалось фартовым. Вокруг меня зашумело, и разгадка сразила самоочевидностью. Это же наверняка номер Надеждина, а я, козлина, стою тут и сопли жую с аппетитом! Блин, как все просто…

Он сидит, вдавленный в кресло на колесиках, и ему дерьмово. И все ушли праздновать Рождество. И все о нем забыли. И никому он не нужен. И он знает, как создать «черную дыру». И он знает, что внутри «черной дыры». И он в любой момент может выиграть спор, потому что нажмет единственным подвижным пальцем на какую-нибудь свою научную кнопку, и ничего тут не останется. И это будет последний аргумент. Как он и обещал.

Надеждин озлоблен на мир. Потому что мир его не принимал и не понимал. Он всегда был желчен, язвителен, импульсивен. И гениален. Сегодня вечер, когда можно свести счеты со всеми. Победить разом. Поставить всех на место. То есть лишить всякого места — никаких мест в «черной дыре» Надеждина быть не должно. Ему, парализованному и униженному, хуже точно не будет, а остальным…

Надо позвонить Надеждину и что-то ему сказать. Чтобы он не наделал глупостей. Как-то убедить его. Надо открыть наконец глаза и набрать его номер, а заодно узнать, что так шумит вокруг. Я слишком сильно зажмурился, поэтому круги в глазах замутнили происходящее на площади.

Три полицейские машины резко затормозили метрах в двадцати от меня. Их сирены спугнули банду ворон, восседавших на рождественской елке, и пернатые с взволнованным карканьем полетели в направлении Москвы — благодаря географическому столбу у меня имелись четкие ориентиры. Вороны улетели, а я остался наедине с финской полицией.

Из ближайшей машины с мегафоном в руках вылез одетый в униформу Мухачов. Я не мог ошибиться — он! За один и ноль пять — он. Можно было бы предположить, что Юрок приехал выколачивать из меня долг, но он сделал вид, что мы не знакомы. А как еще объяснить то, что он вместо приветствия проорал в мегафон по-английски, чтобы я не валял дурака и сдавался. Юрок работает в финской полиции. Вороны, насрите на меня, и тогда я поверю, что это не сон!..