Ярослав Гашек - Швейк в денщиках у фельдкурата

Обедня продолжалась ровно десять минут. Тем, кто стоял близко, казалось очень странным, почему во время обедни фельдкурат посвистывает.

Швейк налету ловил сигналы и появлялся то по правую, то по левую сторону алтаря, не произнося ничего иного, кроме: «И со духом твоим». Его беготня вокруг фельдкурата смахивала на индейский танец вокруг жертвенника. Но в общем всё произвело очень хорошее впечатление и рассеяло скуку пыльного, угрюмого учебного плаца, обрамлённого аллеей сливовых деревьев и отхожими местами, запах которых заменял мистическое благовоние ладана в готических храмах. Обедня привела всех в хорошее настроение. Офицеры, сгруппировавшись около полковника, рассказывали анекдоты, так что всё было в порядке. То там, то здесь среди солдат слышалось: «Дай разок затянуться». И, как жертвенный дым, поднимались к небу синеватые облачка табачного дыма. Закурили и все унтер-офицеры, когда увидели, что закурил сам полковник.

Наконец, раздалось: «На молитву!» Подняв пыль, серый квадрат военных мундиров преклонил колена перед кубком поручика Витингера, полученным им за состязание в беге Вена— Медлинг.

Чаша всё время была полна, и каждая манипуляция фельдкурата сопровождалась сочувственной критикой солдат.

— Здоровый глоток! — прокатывалось по рядам.

Священнодействие было повторено дважды. Затем ещё раз раздалась команда: «На молитву!» Хор на закуску грянул «Храни нам, боже, государя», и, вздвоив ряды, колонна двинулась в поход.

— Собирайте манатки, — сказал Швейку фельдкурат, кивнув на походный алтарь. — Нужно развезти всё по местам.

Они поехали на том же извозчике и честно вернули всё, кроме бутылки церковного вина.

Когда они приехали домой и несчастный извозчик отправлен был рассчитаться в комендантское управление, Швейк обратился к фельдкурату:

— Осмелюсь спросить, господин фельдкурат, должен ли министрант быть того же вероисповедания, что и ксёндз, при богослужении которого он прислуживает?

— Безусловно, — ответил фельдкурат. — Иначе обедня была бы недействительна.

— Господин фельдкурат! Произошла крупная ошибка, — заявил Швейк. — Дело в том, что я — вне вероисповедания. Не везёт мне, да и только!

Фельдкурат взглянул на Швейка, с минуту молчал, потом похлопал Швейка по плечу и сказал:

— Подите выпейте церковного вина, что там от меня осталось, и считайте себя вновь вступившим в лоно церкви.

Фельдкурат Отто Кац задумчиво сидел над бумагой, только что принесённой из казарм. Это был циркуляр военного министерства:

«Настоящим военное министерство отменяет на время военных действий все имевшиеся до сих пор предписания, касающиеся последнего причащения воинов. К исполнению и сведению военного духовенства устанавливаются следующие правила:

п. 1. Соборование на фронте отменяется.

п. 2. Тяжело раненым и больным не разрешается с целью соборования перемещаться в тыл. Чинам военного духовенства вменяется в обязанность виновных в неисполнении сего немедленно передавать в соответствующие военные учреждения на предмет дальнейшего расследования.

п. 3. В военных госпиталях в тылу соборование может быть совершено в порядке групповом и на основании заключения военных врачей, поскольку указанный обряд не нарушает работы упомянутых учреждений.

п. 4. Военное духовенство обязано по предложению главных врачей госпиталей совершать обряд соборования над лицами, указанными управлением госпиталя».

Затем фельдкурат перечитал ещё раз отношение военного госпиталя, в котором ему предлагалось явиться завтра в госпиталь на Карловой площади соборовать тяжело раненых. Фельдкурат позвал Швейка:

— Послушай, Швейк, ну, не свинство ли это?

Как будто на всю Прагу нет ни одного фельдкурата, кроме меня! Почему туда не пошлют хотя бы этого набожного ксёндза, который ночевал у нас недавно? Придётся вам ехать на Карлову площадь соборовать. Я забыл даже, как это делается.

— Что ж, купим катехизис, господин фельдкурат. Там об этом есть. Катехизис для духовных пастырей — всё равно, что путеводитель для иностранцев… Один мой знакомый служил в Эмаусском монастыре огородником. Решил он заделаться послушником, чтобы получить рясу и не трепать зря своей одежды. Ввиду этого ему пришлось купить катехизис и подучить, как полагается осенять себя крестным знаменем, как уберечься от первородного греха, что значит иметь чистую совесть и прочую там ерунду. Учил, учил, а потом продал тайком половину всего урожая огурцов с монастырского огорода и со скандалом вылетел из монастыря. Когда мы с ним повстречались, он мне и говорит: «Огурцы-то я мог сплавить и без катехизиса».

Когда катехизис был принесён, фельдкурат, перелистывая его, сказал:

— Ну, вот, соборование может совершать только священник и только елеем, освящённым епископом. Как видите, Швейк, вам нельзя самому совершать соборование. Прочтите-ка мне, как оно совершается.

Швейк прочёл:

— «…совершается так: священник помазует органы чувств больного, произнося одновременно молитву: «Через сие помазание, бесконечного милосердия ради своего, да отпустит тебе бог, что ты согрешил зрением, обонянием, вкусом, речью и осязанием».

— Интересно бы знать, — сказал фельдкурат, — как может человек согрешить, например, осязанием. Не можете ли вы мне объяснить?

— По-всякому, господин фельдкурат. Щупанёт, например, чужой карман. Опять-таки на танцульках… Известно, какие там выкидывают номера.

— А обонянием?

— Если кто нос от чего-нибудь воротит.

— Ну, а вкусом?

— Когда на девочек облизывается.

А речью?

— Ну, это уж вместе со слухом, господин фельдкурат: когда один врёт, а другой его слушает…

— Значит, нам нужен освящённый епископом елей, — сказал фельдкурат после этих философских рассуждений. — Вот вам десять крон, купите бутылочку. В интендантстве такого елея, повидимому, нет.

Швейк отправился за елеем, освящённым епископом. Отыскивать его было труднее, чем сказочную живую воду в сказках Божаны Немцовой. Швейк был в нескольких аптекарских магазинах, и как только произносил: «Будьте любезны, бутылочку освящённого епископом елея», всюду или фыркали ему в лицо, или в ужасе прятались под прилавок. Швейк не смущался и сохранял серьёзное выражение лица. Он решил попытать счастья в аптеках. Из первой велели его вывести. В другой намеревались вызвать по телефону карету скорой помощи, а в третьей провизор сказал ему, что у фирмы Полак на Долгой улице — торговля маслами и лаками, — наверное, на складе найдётся требуемый елей.

Фирма Полак торговала бойко. Ни один покупатель не уходил оттуда неудовлетворённым. Если покупатель просил киндербальзам, ему наливали скипидару, и это сходило.

Когда Швейк попросил освящённого епископом елея на десять крон, хозяин сказал приказчику:

— Пан Таухен, налейте ему сто граммов конопляного масла номер три.

А приказчик, завёртывая бутылочку, сказал Швейку, как и полагается приказчику:

— Товарец высшего качества-с. В случае, если потребуется лак, олифа, кисти, — благоволите обратиться к нам-с. Будете довольны. Фирма солидная.

Дома тем временем фельдкурат повторял из катехизиса то, чего не мог вдолбить себе в голову в семинарии.

Пришёл вестовой и принёс фельдкурату пакет с извещением о том, что завтра при соборовании в госпитале будет присутствовать «Общество дворянок по религиозному воспитанию нижних чинов». Это общество состояло из истеричек, раздававших солдатам по госпиталям образки святых и «Сказание о католическом воине, умирающем за государя императора». На этой брошюрке была картинка в красках, изображающая поле сражения. Всюду валяются трупы людей и лошадей, опрокинутые амуниционные повозки и орудия лафетами вверх. На горизонте — горящая деревня и разрывающиеся шрапнели. Впереди лежит умирающий солдат с оторванной ногой, а над ним склоняется ангел, приносящий ему венок с надписью на ленте: «Ныне же будешь со мною в раю». При этом умирающий блаженно улыбается, словно ему мороженое преподносят.

Прочитав содержание пакета, Отто Кац отплюнулся и подумал:

— «Ну, будет завтра денёк!»

Он знал эту «шваль», как он называл это общество, ещё по храму святого Игнатия, где несколько лет тому назад читал проповеди солдатам. В те времена он ещё делал крупную ставку на проповеди, а это «общество» сидело рядом с полковником. Две тощие женщины в чёрных платьях и с чётками пристали к нему как-то раз после проповеди и битых два часа бубнили ему в уши о религиозном воспитании солдат, пока не допекли фельдкурата и он не сказал: «Извините, сударыня, меня ждёт капитан на партию в фербл».

— Ну-с, елей у нас есть, — торжественно сказал Швейк, возвратясь из магазина Полак, — конопляный елей номер три, первый сорт. Хватит на целый батальон. Фирма солидная. Продает также олифу, лаки и кисти. Теперь нам нужен колокольчик.