Пелам Вудхаус - Несокрушимый Арчи

Бывают моменты, когда даже лучшие из нас теряют голову. Без сомнения, в данной ситуации Арчи следовало бы пойти к входной двери, открыть ее, объяснить свое присутствие тут в нескольких точно выбранных словах и вообще спустить ситуацию на тактичных тормозах. Но мысль о встрече в данном костюме с полицейским отрядом понудила его спешно подыскать себе укрытие.

У дальней стены стояла кушетка с высокой изогнутой спинкой, которую вполне могли поместить тут именно на этот особый случай. Арчи ввинтился за нее как раз в ту секунду, когда оглушительный треск возвестил, что Силы Закона и Порядка завершили официальный стук костяшками пальцев и теперь принялись орудовать топором. Мгновение спустя дверь поддалась, и студию заполнили топочущие ноги. Арчи с тихой сосредоточенностью устрицы, затворившейся в своей раковине, прильнул к стене — теперь ему оставалось только надеяться на наилучший исход, каким бы тот ни был.

Его непосредственное будущее, решил он, полностью зависело от природного ума полицейских. Если они окажутся, как он уповал, проницательными и сообразительными, то, узрев беспорядок в спальне и дедуктивным методом заключив, что объект их охоты без особых церемоний покинул квартиру, они не станут тратить время попусту на обыск предположительно пустого помещения. Если же, с другой стороны, они принадлежат к тем тупоголовым косолапым субъектам, которые иногда проникают в ряды самых просвещенных полицейских сил, то, вне всяких сомнений, отодвинут кушетку и извлекут Арчи на всеобщее обозрение, которого его скромная душа чуралась. А потому он возликовал, когда несколько секунд спустя услышал, как грубый бас объявил, что собачий отпрыск смылся по пожарной лестнице. Его мнение о дедуктивных способностях нью-йоркской полиции достигло небывалой высоты.

Последовал военный совет, хотя до Арчи, поскольку совещание происходило в спальне, доносился только отдаленный сердитый рокот. Слов он не различал, но вскоре раздался дружный топот тяжелых сапог в направлении входной двери, сменившийся тишиной, и ему оставалось только прийти к заключению, что свора, наводнив студию и убедившись в ее безлюдности, решила вернуться к выполнению других своих обязанностей, сулящих более эффективные результаты. Он дал им достаточное время убраться восвояси, а затем опасливо воздвиг свою голову над спинкой кушетки.

Вокруг царил мир. Студия была пуста. Ни единый звук не нарушал тишины.

Арчи выбрался наружу. Впервые за все это утро зловещих событий он почувствовал, что Бог на небесах и в мире все в полном порядке. Наконец-то будущее просветлело, и жизнь, можно сказать, обрела некоторые аспекты абсолютной тип-топости. Он хорошенько потянулся, потому что лежание за кушетками сковывает мышцы, и, проследовав в спальню, вновь взялся за твидовые брюки.

Одежда всегда таила для Арчи неизъяснимое очарование. Другой человек в подобных обстоятельствах поторопился бы завершить свой туалет, но Арчи, столкнувшись со сложной дилеммой в выборе галстука, несколько затянул процедуру. Он выбрал галстук, который делал честь вкусу мистера Лунна, очевидно поднаторевшего в искусстве одеваться, обнаружил, что галстук этот не гармонирует с глубоким смыслом, заложенным в твидовом костюме, снял его, выбрал другой и как раз поправлял узел, любуясь результатом, когда его внимание отвлек негромкий звук, не то покашливание, не то сопение. Обернувшись, он погрузился в ясные глубины пары голубых глаз, принадлежавших дюжему субъекту, который вступил в комнату с пожарной лестницы. Он небрежно помахивал внушительной дубинкой и взирал на Арчи без всякого благодушия.

— А! — сказал он.

— Вот и вы! — сказал Арчи, бессильно приникая к комоду. Он сглотнул. — Вижу, вы находите все это не слишком обычным, и так далее, — продолжал он умиротворяющим голосом.

Полицейский не стал анализировать свои эмоции. Он открыл рот, который секунду назад, казалось, мог быть открыт только с помощью домкрата, и выкрикнул только одно слово:

— Кассиди!

Донесся далекий отклик. Казалось, могучие аллигаторы призывают своих подруг на пустынных пространствах болот.

По лестнице прозвучали шаги, и вскоре в дверь вошел еще более массивный блюститель Закона и Порядка, чем первый образчик. Он тоже помахивал внушительной дубинкой и, подобно своему коллеге, устремил на Арчи леденящий взгляд.

— Боже, спаси Ирландию! — высказал он пожелание.

Слова казались более выражением чувств, чем практической оценкой ситуации. Произнеся их, он остался в дверях наподобие атланта, жуя резинку.

— Где ты его выкопал? — осведомился он после паузы.

— Застукал тут за попыткой переодеться до неузнаваемости.

— Я ж сказал капитану, что он прячется где-то тут, так нет, уперся, дескать, он смылся через окошко, — объявил жеватель резинки с мрачным торжеством подчиненного, чей здравый совет был отвергнут вышестоящим начальством. Он протолкнул свою полезную — или, по мнению некоторых, вредную — жвачку к противоположной щеке и в первый раз обратился к Арчи напрямую: — Ты зацапан.

Арчи содрогнулся. Эта суконная прямолинейность вывела его из транса, в который он было впал. Такого он не предвидел. Он ожидал, что ему придется вытерпеть период докучных объяснений, прежде чем он обретет свободу поспешить к уютному завтраку, по которому все настоятельней воздыхал его желудок, но зацапанье в его расчеты никак не входило. Конечно, в конце концов он все уладит. Вызовет свидетелей, которые подтвердят безупречность его репутации и чистоту намерений. Но тем временем эта чертова заварушка попадет во все газеты, да еще изукрашенная всяческими гнусными инсинуациями, на которые падки репортеры, только протяни им палец. Он будет чувствовать себя жутким идиотом. Ребята поизмываются над ним от всей души. Будет затронуто имя старика Брустера, и от себя он не мог скрыть, что его тесть, который предпочитал, чтобы его имя фигурировало на газетных страницах как можно реже, побагровеет даже более опаленной солнцем шеи.

— Нет, послушайте! Я хочу сказать, послушайте!

— Зацапан, — повторил полицейский помассивнее.

— И все, что ты скажешь, — подхватил его коллега посубтильнее, — будет использовано против тебя на суде.

— А если попробуешь смыться, — сказал первый оратор, поигрывая дубинкой, — башку снесу.

Изложив этот восхитительно ясный и четко построенный план действий, они погрузились в молчание. Полицейский Кассиди возобновил круговращение своей жвачки. Полицейский Донахью устремил беспощадный взгляд на свои сапоги.

— Но послушайте, — сказал Арчи, — это недоразумение, знаете ли. Абсолютно жутчайшая из ошибок, дорогие мои старые констебли. Я вовсе не типчик, за которым вы гоняетесь. Вовсе нет. Субчик, который вам требуется, совсем другой, прямо до наоборот. Абсолютно другая личность.

Нью-йоркские полицейские при выполнении обязанностей никогда не смеются. Возможно, таковы инструкции. Однако полицейский Донахью позволил уголку своего рта слегка подергаться, а по гранитному лицу полицейского Кассиди проскользнула молниеносная судорога. Так мимолетный зефир рябит поверхность какого-нибудь бездонного озера.

— Они все так говорят! — заметил полицейский Донахью.

— Не трепи зря языком, — сказал полицейский Кассиди. — Бабкок запел.

— Вот-вот. Запел сегодня с утра, — сказал полицейский Донахью.

В памяти Арчи что-то шевельнулось.

— Бабкок? — сказал он. — А знаете, эта фамилия мне почему-то знакома. Я почти уверен, что видел ее в газете и вообще.

— Да брось ты! — с отвращением сказал полицейский Кассиди и обменялся с коллегой взглядом сурового неодобрения. Такое лицемерие им претило. — В газете прочел и вообще!

— Черт побери, вспомнил! Он тот типчик, которого арестовали за аферу с акциями. Ради всего святого, дорогие мои веселые старые констебли, — сказал потрясенный Арчи, — вы же не можете всерьез находиться под впечатлением, будто я Преступный Ум, про которого писали в газете? Вздор, совершеннейший вздор! Откровенно говоря, ребятки, разве я похож на Преступный Ум?

Полицейский Кассиди испустил тяжкий вздох, который вырвался из его недр, точно первый рокот надвигающегося урагана.

— Знай я, — сказал он с сожалением, — что этот парень окажется чертовым англичанином, я бы ему дал раза дубинкой, а там будь что будет.

Полицейский Донахью счел это пожелание исчерпывающим.

— Ага! — сказал он сочувственно и окинул Арчи недружелюбным взглядом. — Я таких досконально знаю! Топчут лица бедняков!

— Давай-давай, топчи лицо бедняка, — предложил полицейский Кассиди. — Только не удивляйся, если он возьмет и тяпнет тебя за ногу!

— Но, мой дорогой старый сэр, — запротестовал Арчи, — я никогда не топтал…

— Скоро-скоро, — мрачно предрек полицейский Донахью, — Щеннон заструится к морю весь в крови!