Марк Твен - Янки при дворе короля Артура

Я погибъ; теперь уже ничто не могло мнѣ помочь. Я былъ изумленъ, пораженъ, приведенъ въ отчаяніе; я даже и не могъ совладать съ собою, и только вертѣлся вокругъ, какъ сумасшедшій; солдаты вытолкнули меня изъ моей каморки, окружили меня и повели по лабиринту подземныхъ корридоровъ и, наконецъ, вывели меня на свѣтъ Божій. Когда мы вступили на широкій дворъ, закрытый со всѣхъ сторонъ, то я содрогнулся отъ ужаса; первый предметъ, бросившійся мнѣ въ глаза, былъ костеръ, а подлѣ него вязка хвороста и монахъ. По всемъ четыремъ сторонамъ двора сидѣла публика рядами, въ видѣ террасъ, пестрѣвшихъ всевозможными цвѣтами матерій. Король и королева сидѣли на своихъ тронахъ; это были наиболѣе замѣтныя фигуры.

Разсмотрѣть все это было дѣломъ одной секунды. Затѣмъ Кларенсъ проскользнулъ ко мнѣ съ своего мѣста и сталъ сообщать мнѣ на ухо послѣднія новости; его глаза блистали торжествомъ и счастьемъ; онъ говорилъ мнѣ:

«Это, благодаря мнѣ, сдѣлали измѣненіе! Я много работалъ надъ этимъ. Когда я имъ объявилъ, какого рода бѣдствіе ихъ ожидаетъ и убѣдился, что это напугало ихъ, то я подумалъ, что наступило время дѣйствовать! Я сталъ разсказывать то тому, то другому, что твоя власть надъ солнцемъ достигнетъ полной силы только завтра утромъ; поэтому, если желаютъ спасти солнце и міръ, то ты долженъ быть казненъ сегодня, такъ какъ твои чары пока еще колеблются, и тебѣ недостаетъ полнаго могущества. Конечно, все это была ложь съ моей стороны, но они схватились за это, какъ за спасеніе, ниспосланное имъ свыше; а въ это время я украдкой смѣялся надъ ними; но все же былъ очень доволенъ, что мнѣ, такому ничтожному созданію, удалось спасти твою жизнь. Ахъ, какъ все это счастливо кончилось! Тебѣ не нужно будетъ наносить дѣйствительный вредъ солнцу; ахъ, не забывай этого! Ради спасенія твоей души, не забывай! Сдѣлай только такъ, чтобы чуть-чуть стало темно — самую крошечку стемнѣло бы и этимъ кончи. Увѣряю тебя, что этого будетъ совершенно достаточно. Конечно, они увидятъ, что я говорилъ неправду, но припишутъ это моему невѣжеству; ты увидишь, что лишь только упадетъ на землю малѣйшая тѣнь мрака, какъ они сойдутъ съ ума отъ ужаса; они освободятъ тебя и возвеличатъ! Теперь ступай на торжество! Помни только, — о, добрый другъ, — умоляю тебя, не забывай мою просьбу и не дѣлай зла благословенному солнцу. Ради меня, твоего вѣрнаго друга!»

Изъ всей этой длинной рѣчи, я, удрученный горемъ и отчаяніемъ, въ эту минуту понялъ только одно, что Кларенсъ просилъ меня пощадить солнце; но въ то же время глаза юноши смотрѣли на меня съ такою глубокою признательностью, что у меня не хватило духу сказать ему, что его простодушная наивность погубила меня и обрекла на смерть.

Пока солдаты вели меня черезъ дворъ, водворилась такая мертвая тишина, что если бы я былъ слѣпъ, то подумалъ бы, что нахожусь совершенно одинъ, а между тѣмъ, на эстрадахъ около стѣнъ помѣщалось около четырехъ тысячъ человѣкъ. Незамѣтно было ни малѣйшаго движенія въ этой громадной массѣ человѣческихъ существъ; всѣ они были такъ же неподвижны, какъ каменный изваянія и такъ же блѣдны; но только всѣ лица выражали испугъ. Эта мертвая тишина продолжалась и тогда, когда меня приковывали цѣпью къ столбу; она продолжалась и тогда, пока старательно раскладывали хворостъ около моихъ ногъ, моихъ колѣнъ и всего моего тѣла. Затѣмъ наступила пауза и водворилась еще болѣе глубокая тишина, если это только было возможно, и монахъ преклонился у моихъ ногъ съ пламенѣющимъ факеломъ; толпа совершенно безсознательно приподнялась со своихъ мѣстъ; монахъ распростеръ руки надъ моею головою, а глаза поднялъ къ небу и сталъ произносить латинскія слова; онъ продолжалъ говорить нѣсколько мгновеній и вдругъ остановился. Я подождалъ немного, затѣмъ поднялъ на него глаза и увидѣлъ, что онъ стоялъ, какъ громомъ пораженный. Въ это же мгновеніе вся толпа народа также тихо встала, точно по командѣ. Я слѣдилъ за глазами присутствовавшихъ и увидѣлъ, что начинается солнечное затмѣніе. Ко мнѣ вернулась жизнь, и кровь такъ и заклокотала въ моихъ жилахъ! Я сдѣлался совершенно инымъ человѣкомъ! Черное кольцо медленно надвигалось на дискъ солнца, а мое сердце билось все сильнѣе и сильнѣе, и всѣ присутствовавшіе, въ томъ числѣ и патеръ, неподвижно смотрѣли на небо. Я зналъ, что вслѣдъ за тѣмъ взоры всей толпы обратятся на меня и если это будетъ, то я спасенъ. А я въ это время стоялъ съ простертою рукою, указывая на солнце. Ужасъ, подобно волнѣ, охватывалъ всю толпу, но вотъ раздались два выстрѣла: второй вслѣдъ за первымъ.

— Зажигайте факелъ!

— Я запрещаю!

Первое приказаніе исходило отъ Мэрлэна, второе отъ короля. Мерлэнъ поднялся съ своего мѣста, вѣроятно, онъ хотѣлъ самъ зажечь факелъ, насколько я могъ объ этомъ судить, но въ это время я сказалъ:

— Оставайся на своемъ мѣстѣ! Если кто осмѣлится подняться, не исключая и короля, прежде чѣмъ я это дозволю, того я разгромлю и сожгу молніею.

Всѣ опустились на свои мѣста; конечно, я и ожидалъ, что это такъ и будетъ. Мерлэнъ колебался нѣсколько мгновеній и я сильно терзался въ эти мгновенія; но вотъ, наконецъ, и онъ сѣлъ и тогда я вздохнулъ свободнѣе; теперь я зналъ, что масса въ моей власти. Но въ это время король сказалъ:

— Будь милостивъ, прекрасный сэръ, прекрати это бѣдствіе и не испытывай насъ такимъ ужаснымъ образомъ. Намъ сказали, что твоя сила не достигнетъ всей своей полноты ранѣе завтрашняго утра; но…

— Ваше величество предполагаетъ, что это могла быть ложь? Да, это была ложь!

Мои слова произвели громадное дѣйствіе; со всѣхъ сторонъ простирались руки, и короля осаждали просьбами, чтобы меня купилъ за какую угодно цѣну, лишь бы только прекратить это бѣдствіе. Король былъ также совершенно согласенъ съ народомъ и потому, обращаясь ко мнѣ, сказалъ:

— Объяви, какія хочешь условія, уважаемый сэръ, только избавь насъ отъ этого бѣдствія; пощади солнце.

Моя судьба была рѣшена. Я могъ бы тотчасъ предложить свои условія, но въ то же время не въ моихъ силахъ было остановить затмѣніе солнца. Я попросилъ дать мнѣ время на размышленіе. Король сказалъ:

— Ахъ, какъ долго! Какъ долго, добрый сэръ! Будь милостивъ! Посмотри, каждую минуту становится все темнѣе и темнѣе! прошу тебя, скажи, долго-ли это будетъ?

— Не долго! Можетъ быть, полчаса, а то и часъ.

Тутъ всѣ приступили ко мнѣ съ просьбами самыми упорными, самыми патетическими; но я не могъ опредѣлить срока, такъ какъ не помнилъ, какъ долго должно продолжаться полное затмѣніе. Я былъ въ самомъ затруднительномъ положеніи, надъ которымъ приходилось призадуматься. Произошло нѣчто странное съ этимъ затмѣніемъ и самый даже этотъ фактъ былъ несовсѣмъ для меня ясенъ. Дѣйствительно-ли это было шестое столѣтіе, или все это совершалось во снѣ? Но тутъ у меня явилась новая надежда. Если мальчикъ не ошибся въ числѣ и, дѣйствительно, было 20-е іюня, то значитъ, это не шестое столѣтіе. Я дотронулся до рукава монаха и спросилъ его, которое число.

Онъ отвѣтилъ мнѣ, что двадцать первое! У меня опять пробѣжалъ холодъ по тѣлу. Я спросилъ, не ошибся-ли онъ, но тотъ отвѣчалъ, что онъ въ этомъ вполнѣ увѣренъ и прекрасно зналъ, что 21-е число. И такъ этотъ волосатый мальчишка опять все перепуталъ! Дѣйствительно, въ этотъ день должно быть затмѣніе солнца. И такъ я, на самомъ дѣлѣ, нахожусь при дворѣ короля Артура и могу вполнѣ воспользоваться этимъ обстоятельствомъ.

А между тѣмъ, мракъ становился все гуще и гуще, а народъ приходилъ все въ большее и большее отчаяніе.

— Я подумалъ, сэръ король;- отвѣчалъ я. — Чтобы дать вамъ урокъ, я продолжу мракъ надъ землею и день будетъ превращенъ въ ночь, но чтобы вернуть вамъ солнце, или возстановитъ его, то я долженъ остаться съ вами. И вотъ, каковы мои условія: Вы, ваше величество, останетесь королемъ надъ всѣми вашими землями, какъ и слѣдуетъ государю, вамъ будутъ воздаваться всѣ подобающія почести, но вы должны сдѣлать меня пожизненнымъ министромъ и исполнителемъ вашей воли; дать мнѣ одинъ процентъ съ той суммы, которая составляетъ приращеніе къ доходу казны; но если мнѣ окажется мало этихъ денегъ, то я уже не буду имѣть права просить прибавки. Удовлетворяетъ-ли это васъ?

Раздался шумъ громкихъ рукоплесканій, но тутъ послышался громкій голосъ короля:

— Снять съ него цѣпи! Пусть знатный и простой, бѣдный и богатый — словомъ, всѣ мои подданные воздаютъ ему должныя почести, такъ какъ онъ сталъ правою рукою короля и его мѣсто на самой верхней ступени трона; онъ облеченъ властью и могуществомъ. Теперь разсѣй этотъ ужасный мракъ и дай намъ свѣтъ чуднаго солнца, тогда всѣ будутъ благословлять тебя!

На это я возразилъ:

— Если обыкновенный человѣкъ срамится передъ свѣтомъ, это еще ничего; но для короля, большое безчестіе, если кто-либо видитъ его министра нагимъ и потому, прошу тебя, избавь меня отъ этого позора, прошу тебя, прикажи принести мнѣ мое платье!..