Диана Вежина - Байки со «скорой», или Пасынки Гиппократа

И при всем при этом жалуется мужичок на то, что у него плита из духовки музыку потустороннюю транслирует. Докторица моя покивала понимающе — и в уголке с бумагами пристроилась. Направление в психушку оформлять. А я по живости характера не пойми зачем в эту самую духовку ухо сунула.

А оттуда впрямь музончик слышится. Заунывный. Траурный такой.

Я к докторице — та мне пальцем у виска. Я к плите — та музыку играет…

Убедила докторицу я, она сама послушала. Сначала просто так, а затем вообще всю голову в духовку запихнула. А потом оттуда вылезла — и ну на мужика: что же ты, такой–сякой, мозги нам компостируешь?! Это ж у кого–то из твоих соседей радио рядом с газовым стояком включено! Вот звук по трубе и резонирует! А поскольку очередного генсека хоронят, понятно же, что не канкан играет!

Пятилетка похорон тогда была. Исторический момент такой. Ответственный.

Рассказала я. По–моему, смешно. А психиатр отчего–то весь расстроился:

— Ладно уж, идите, доктор, — говорит, — так и быть. Но больше не шутите.

Не шутите, доктор… как же, жди!

Зато коллеге моему психиатр справку молча выписал. Надо полагать, решил не рисковать, а то ведь с этой «скорой–неотложной» рехнуться можно запросто. Они ж вообще по жизни тот еще народ…

Ага, вот именно что.

Видоспецифический.

И это правильно, народ мы еще тот.

И слава нас давно опережает.

Да вот хотя бы, чтобы за примером долго не ходить. Как–то на ночь глядя выскочила я с родимой «неотложки» в магазин. За минералкой. Жажда замучила.

(Ну что сказать? Ну, да. Ну, заходил…)

Оказалось, не одну меня в тот вечер жажда мучила. Захожу я в магазин, а там два пьяных мента наезжают на продавца. Менты и так пьянее водки, но продолжения банкета явно хочется. Причем настолько хочется, что один уже за табельным оружием в кобуру полез.

У ментов тогда чертовски модно было с пьяных глаз по гражданам стрелять. А тут, изволите ли видеть, я — вся из себя в «скоропомощной» форме, разумеется.

А мент как раз «макарова» из кобуры достал.

А второй, меня узрев, говорит напарнику:

— Тише ты! Видишь, уже «скорая» приехала! Всё, хана, валить отсюда надо, а то сейчас нас заметут!

После чего, опасливо обходя меня по большой дуге, прижавшись плечами друг к другу, этаким «шалашиком», потому что на ногах иначе им вообще не устоять, оба–два поспешно удалились.

И это правильно, еще раз повторю. Потому что в этой жизни мы не только испугаться можем, но и очень сильно испугать. Лично я могу, во всяком случае.

В ту же смену часа в четыре ночи вперлась на нашу «неотложку» вусмерть пьяная баба из соседнего дома — мужу с сердцем плохо! А тут как раз я с очередного вызова отзвонилась, меня на это «плохо с сердцем» и отправили. В ту смену я одна, без фельдшера работала.

Приехала. Звоню в домофон — не отвечают. Звоню в соседние квартиры, чтоб хоть в подъезд попасть. Половина народонаселения меня на три известных буквы послала — нечего, мол, по ночам к этим пьяницам и наркоманам шляться, да еще врачом прикидываться!

Ладно, в подъезд в конце концов попала. А этаж — по закону подлости — девятый. А на мне аппаратуры пуд. А лифт — в полном соответствии с законом Мерфи — не работает.

Ладно, доплелась я до самого верха. Еще бы лифт работал, если баба пьяная в нем спит. Судя по всему, та самая, что вызывала, — двух шагов до квартиры не дошла. Мордой уже на лестничной площадке, а ногами еще в лифте. Не иначе как от тревоги за мужа, бедная, умаялась.

Ладно. Вызов на руках, хочешь, нет ли, никуда не денешься. Я к квартире. А звонка дверного нет. Я поначалу пальцем постучала. После кулаком. Потом ногой добавила. Эффекта — ноль, слышно только, как за дверью свара с мордобоем намечается. Да еще соседи, домофоном разбуженные, с руганью на лестницу повылезали. Причем, что характерно, наезжают–то конкретно на меня.

Слава ж нас давно опережает…

Словом, вывели меня из равновесия. Не так–то это просто, как я вам тут об этом говорю. Но — вывели, греха таить не буду.

Кобуру я расстегнула, пистолет с предохранителя сняла — и с полуразворота ногой по двери со всей злости приложила. То есть е*бнула, культурно говоря.

Дверь я просто–напросто снесла. И причем конкретно так снесла, целиком с дверной коробкой внутрь обрушила.

Как чуть позже выяснилось, в квартире находились двое молодых удолбанных наркош и один пьянец, папаша наркоманов. Именно ему, болезному, с сердечком приплохело.

Не знаю, за кого меня наркоманы приняли (за наряд ОМОНа, надо полагать), но из квартиры брызнули, как пара тараканов. А пьянец на четвереньках под кровать полез.

Я ну очень ласково ему:

— Вылезай, мужик, сейчас лечиться будем!

А он:

— Не надо! Я здоров!!

И от осмотра под кроватью уклоняется. Неблагодарный пациент пошел…

А я бы с удовольствием его и дальше полечила. Светошумовым зарядом, например. Но тут откуда–то из глубины квартиры здоровенная лохматая дворняга вышла. Молча подошла, лизнула меня в руку, вздохнула грустно и полезла под кровать к хозяину. Гори такая жизнь, мол, синим пламенем!

В общем, пожалела я собаку. Если б не она…

А поутру, придя с работы, рассказала я эту историю Дайнеке. И даже показала в лицах как могла. А тот, будучи по уши в работе над новым романом, выслушал рассеяно — и:

— В общем, ничего, нормально, — благоверный говорит, — но над йокогери еще поработать нужно.

Писатель он у нас. Непробиваемый.

Человек российский пореформенный…

…Вообще скотина еще та. А в частности такие экземпляры попадаются, что даже мне порой становится не по себе.

Всё–таки квартирный вопрос людей по нашим светлым временам испортил так, как тому же доктору Булгакову в кошмарном сне не снилось.

Была у меня пациентка. Пожилая дама, в полнейшем разуме, но с сердцем — полный швах. Живет одна в двухкомнатной квартире. Из родственников — дочка с зятем. Эти — как бы сами по себе, но маму регулярно навещают.

Специфически, замечу, навещают.

Я эту даму дважды с того света вытаскивала. Оба раза — инфаркт, осложненный отеком легких. И оба раза после дочкиного визита. Причем дама после такого посещения вся в слезах, а дочки с зятем — след простыл. Нагрузили маму отрицательными эмоциями, категорически ей противопоказанными, — и как бы нету нас, мы как бы ни при чем.

Так что до недавних пор я эту доченьку не видела. А когда увидела — зело об этом пожалела. Для начала доченька меня и фельдшерицу матом встретила. На том основании, что мы врачи–вредители но определению. И что вчера мерзавцы кардиологи ее мамочку в больницу не забрали. И при этом, сволочи, валидол в таблетках у болящей сперли!

Сама пожилая больная — женщина интеллигентная, от стыда за дочь слезами умывается. Естественно, на фоне этих эмоций то, что осталось у нее от сердца, опять сбоит. Результат: нарастающий отек легких, на кардиограмме не–что непотребное вырисовывается…

(Собственно, вырисовывается там нарастающая субэндокардиальная ишемия переднебоковой стенки левого желудочка с транзиторной a-блокадой на фоне перегрузки правых отделов миокарда… ну да вряд ли это так уж интересно и существенно.)

На хамство при таком раскладе наплевать, старушка–то конкретно загибается. Надобно ее в стационар везти. Прошу доченьку кого–нибудь найти с носилками помочь, пока мы с фельдшерицей над матушкой колдуем. А она мне: обойдетесь, мол, не буду я искать, мама ножками дойдет, авось управится.

А я–то ситуацию еще не просекла. Даже попыталась было объяснить, что идти ногами в таком состоянии — прямой путь на тот свет.

А доченьке что в лоб, что пох*й веники.

Понятно, что сама она к носилкам так и не притронулась. Из принципа. Только бранью нас обильно поливала, пока мы с фельдшерицей ее матушку с четвертого этажа на руках тащили — медленно несете, сволота!

Это только присказка, сказка впереди.

Загрузили больную мы в машину, устроили полусидя. Для неспециалистов поясню: в единственно возможном положении. Поскольку если пациента с отеком легких при транспортировке положить, то можно сразу в морг ехать, никакая реанимация уже не спасет.

Я, само собой, с больной в карете: мало ли что на ходу докалывать придется. Она, бедная, в руку мою вцепилась и только всхлипывает. А дочка тут как тут — изголовье у носилок опустить пытается.

То есть маму просто убивает. Совершенно осознанно и целенаправленно.

Я и тут не сразу же сообразила, что — именно осознанно и целенаправленно. Попросила этого не делать, потому как больную в лежачем положении мы точно не довезем. А она:

— Мне лучше знать? — дочурка отвечает. — Я СПЕЦИАЛЬНО у нее все подушки спрятала!

Проболталась баба, называется.

Ну, тут уже как называется, так и отзывается. Времена у нас, конечно, те еще, былинные, но у любого окаянства должен быть предел. Не выдержала я, высадила эту оголтелую дочурку из машины. И грешна, еще пинка отвесила. По жирной заднице. Весомого пинка.