Леонид Каганов - Оды на злобу дня. Часть 4

Я так и вижу этот день, ребята! Огромный зал. По полу провода. Гудели бесы, словно вентилятор, разволновавшись вдруг, как никогда. У программистов посветлели лица — настал такой торжественный момент! В попытках тщетных самоудалиться кряхтит порнографический контент. Дрожит "Рутуб"! Дрожит пред Богом весь он! И есть с чего дрожать — он весь в дерьме! Трясутся кучи нагло спертых песен, пиратские подборки аниме… Трясется всё, что нажито годами. Все понимают: это не игра. И дребезжат усталыми винтами на стойках тормозные сервера. Трясется, осознав свою убогость, контент с мобил, залитый гопотой. Дирекция молчит. На лицах строгость. Приносят ведра со святой водой…

Все крестятся смущенно, в чудо верят, ладошкой тщетно прикрывают срам. И вот оно: распахивая двери, святой отец выходит к серверам! И до заката, силы не жалея, он принимает исповедь у всех: и ролики по одному с дисплея ему в слезах показывают грех. Покаялись, гордыню побороли и обещают не блудить, не красть. И от греха избавлен каждый ролик, чтоб после удаленья в рай попасть.

И наплевав на все законы Ома, гоняя бесов изо всех щелей, священник льет на стойки и разъемы святую воду и святой елей! И льет на программистов — в нос и гланды! И вешает по стенкам образа! Завидуйте теперь "Ютуб" и "Яндекс"! "Рутуб" безгрешен, а у вас — шиза! Не будет больше здесь приюта бесам, и Сатана разгневан и сердит! А сам Христос с огромным интересом рутубовские ролики глядит.

Но что там! Это только половина! "Рутуб" отныне ко всему готов! Вот-вот приедет муфтий, и с раввином устроят обрезанье проводов! И наконец придут адепты Будды. И их спокойный просветленный ум запишет на винчестерах повсюду священный текст "Ом мани падме хум". Крутись на десять тысяч оборотов, молитвенный священный барабан! Летит "Рутуб" в небесные ворота — свободный, как немецкий автобан. И мы читаем весть про это чудо, и по щеке у нас ползет слеза. Какое счастье, ты у нас повсюду — сезонная весенняя шиза!

Компьютерные вирусы, катастрофа в Японии и откаты. Обычный человек вряд ли увидит связь между этими событиями и явлениями. Однако писатель Леонид Каганов ее нашел.

Где, простите, новости недели? Оскудел на новость Третий Рим. Отличился только Церетели (но о нем в конце поговорим). Вот вам новость: на беду и горе, с новыми дырищами внутри вышел свежий Internet Explorer — никому не нужный года три. А у нас на этой самой ниве (Windows-система, все дела) появился в банкоматах QIWI вирус, чтоб украсть у нас бабла. Он ногой распахивает двери и берет бабло из бардачка под "Виндой", которая (уверен!) нелицензионная слегка. Ты нашарил сто рублей в кармане и пошел платить за интернет. А платеж уехал на "Вебмани", и купюры в терминале нет!

Этот факт у инженеров мира вызывает удивленный мат. Как, простите, вероломный вирус попадает внутрь в банкомат? Может, гениальный русский хакер прямо на глазах у всех охран вносит злые символы и знаки пальцами на сенсорный экран? Может, луч направленный рентгена, принесенный неизвестно кем, вписывает вирус, словно в гены, через корпус в тело микросхем? Может, компетентные ребята грузят вирус через интернет? Только как? У них (у банкоматов) никакого интернета нет. Бьется инженер в эпилепсии и лежит недвижный под столом. Господа, ведь это же Россия! Нанотехнологии с баблом! Это ж инновации, ребята! Наша гордость, мощь и красота! Здесь ведь даже вирус без отката поползет до первого мента! Незачем технические мощи! Гениальный хакер ни к чему! Все в России делается проще! Все здесь происходит по уму!

Эта технология простая, и понять ее не тяжело: там, откуда ноги вырастают, эффективней пилится бабло. Жизнь течет размеренно, без спешки. Аппарат раскрыт, ремонт идет: сервисный работник с нужной флешки загружает вредоносный код. Все проверил, пыль протер с экрана, запечатал корпус сотней пломб. В курсе и начальство, и охрана — по цепочке делятся баблом. В курсе разработчик банкомата, в курсе проверяющий и мент, в курсе суд, и, если будет надо, в курсе будет даже президент. В курсе все — де-факто и де-юре. Нет в России слова "компромат"! В курсе я, конец своей купюры провожая взглядом в банкомат.

"Куйте рядом с кассой! Зрите в корень!" — нам велит эпоха, как плакат. На японцев накатилось море — а у нас наметился откат! Понеслась борьба на оба фронта, зазвенела в воздухе пила, в кровь дерутся три российских фонда — кто японцам соберет бабла.

Михалков размахивал руками и кричал, что это божий знак: это вам за ваших Мураками! Это вам за ваших Миядзак! Дескать, бог карает их по праву, сотрясая эти острова, потому что смотрят Куросаву вместо "Утомленных солнцем — два"!

А затем по радио и теле (господа, пилить так уж пилить!) выступил, конечно, Церетели, предлагая что-нибудь отлить. "Дайте бронзу, золото и стронций! Срочно! Вы же видите — беда! Просится душа отлить японцам памятник, чтоб помнили всегда! Там нужна скульптура, чтоб стояла даже на трясущейся земле! Я уж монумент на десять баллов отолью по Рихтера шкале!"

Нет, японцы, сколько бы по силе ни стряслось подземного толчка, вряд ли стоит ждать, что из России братская протянется рука. Искренне сочувствует Медведев. Интернет готов собрать бабло. Только до Японии доедет пять рублей и риса полкило.

Между тем помочь японцам просто: пусть от нас, от жителей страны, им подарят этот крайний остров, где японцы жили до войны. Этот камень средь воды и ветра с именем японским Кунашир. Эти сто несчастных километров и еще примерно двадцать вширь. Тот, что захватил Иосиф Сталин без международного суда. Чтоб японцы плакать перестали, потерпевших привезли сюда, городов красивых три-четыре выстроили сразу, как на спор. Подписали б нам декрет о мире, так и не подписанный с тех пор…

Что такое? Напряглись, ребята? Пусть же успокоится народ: это невозможно без откатов, ну а президент их не берет. Так что продолжаем: крика много, состраданье льется через край. Михалков, грози японцам богом! Церетели, лей уже давай!

Режиссер Никита Михалков (он же с недавних пор Бесогон) завел канал на YouTube и блог в ЖЖ. "Ну надо же!" — подумал писатель Леонид Каганов.

Копошились шмели, зеленели колосья, в палисадник роняли свой пух тополя, и скрипело своею небесною осью православное тело планеты Земля. Копошились в стогах крепостные крестьяне. Долетал из конюшен трезвон бубенцов. Догорал уголек в золоченом кальяне. Растопырясь усами, лоснилось лицо. И ложились лучи из проемов оконных на паркет из любимых карельских берез. И висели по стенам большие иконы. И стояли матрешки везде и всерьез. И как будто свеча из оплывшего воска, с верхней полки буфета, как маленький бог, золотился андроид по имени Оскар, закрывая локтями живот и пупок.

В соболиной толстовке на голом на теле, завернувшись в шелка и шиншилловый мех, посреди хохломы, самоцветов и гжели восседал человек, что достойнее всех. Восседал человек, чья открыта дорога, чьей затылок сиял благородством седин, чей талант уникален, поскольку от бога, да и сам он у бога единственный сын. Автор кинокартин, председатель союзов, вождь бюджетов, которыми руководит, — в общем, гений эпохи, к которому муза прилетает всегда по звонку и в кредит. Он сидел на веранде, великий, красивый, и мизинцем в бокале давил ананас. И катилась из глаза печаль за Россию и тоска за никчемных беспомощных нас. Он сидел на веранде с сигарой на ухе и молился Отцу, и летали над ним — над его головой — золотистые мухи, образуя по кругу светящийся нимб. Он сидел здесь с обеда и прямо до ночи, он молился усердно с полудня до двух, он шептал исступленно: "О Господи! Отче! Я прошу, испытай мою веру и дух! Испытай мою твердость! Мечтаю об этом! Неземное страдание в душу посей! Всю духовность России контрольным пакетом я давно положил в свое сердце, как в сейф! Я давно безразличен к нападкам и лести, надоел государственный звон орденов, у меня столько личных земель и поместий, что за тысячу лет не отснять для кино. Я не знаю ни бед, ни лишений, ни боли, я купаюсь в потоках вселенских щедрот. Мой народ меня любит. И даже поболе, чем люблю я в ответ этот самый народ. Всемогущий отец! Испытай мою веру! И тебе докажу я, что вера крепка! Ты отправь меня, скажем… на крест, для примера! Или, скажем, в кровавый концлагерь цэка! Или в рубище рваном холодной зимою я, покинутый всеми, в военном дыму так и вижу себя с переплетной сумою… Или как там у них называют суму? Так и вижу себя изможденным и бледным: я сижу на коне, благороден и крут, и вовсю раздаю все имущество бедным… Но они же его за неделю просрут? Или вот я в грязи, исцарапан, изодран и с простеленной грудью качусь в лопухи… Я согласен по этим по всем эпизодам отыграть, искупая людские грехи. Что ж ты, Господи боже, молчишь предо мною? Я сказал же: пошли испытание мне! Мне уж кажется, я говорю со стеною и с камином, устроенным в этой стене!"