Ярослав Гашек - Урок закона божьего

– Произошло новое чудо! Я все думал о том кузнеце. Когда он лишил святого Гильдульфа руки, то и сам утратил свою руку. Вот я и подумал: у тебя синие глаза, родится у тебя ребенок, а кто знает, какого цвета будут у него глаза. Мне хотелось, чтобы они были синие. И тут Мне пришло в голову, что если я окрашу святому Гильдульфу глаза в синий цвет, то и дитя родится с синими глазами. И святой Гильдульф услышал мою молитву.

Это новое чудо необычайно взволновало все село. А на следующее утро святой весь был разукрашен пятнышками извести и цветной глины: это причетник хотел, чтобы ожидаемый теленок родился в крапинках.

Не знаю, исполнилось ли его желание. Не знаю также, как закончилось дело осужденного кузнеца, поскольку апелляционный cyд затребовал мнение авторитетного историка церкви, существовал ли на самом деле святой Гильдульф. Знаю только, что Франц Гильдульф имеет в Линце, напротив вокзала, трактир и что он до сих пор никак не может понять, почему у него вдруг оказалось сразу два крестных имени.

Святой Гильдульф, молись за нас, грешных! Голарио, голарио! Голари, голари, голарио!

У монгола Сакаджи, из племени халхасов в Чаган-Курене, было пять верблюдов, двенадцать лошадей, восемнадцать волов и пятнадцать баранов. Был у него также свой бог: Уисон-Тамбу. Он стоял у него перед кибиткой на деревянной подставке. У бога была пьяная рожа. По обе стороны от истукана стояли два маленьких истуканчика с высунутыми в знак почтения языками. Однажды с севера пришла большая вода и унесла бога Уисон-Тамбу, двух верблюдов, трех лошадей, пять волов и четырех баранов.

Сакаджа остался на некоторое время без бога. И прекрасно обходился без него, сам съедая чашку жареного пшена, которую до этого ежедневно приносил в жертву Уисон-Тамбе. Прежде ее съедал старичок лама, нищенствующий священнослужитель Уисон-Тамбы, ходивший по кибиткам и кравший у господа бога пшено, пользуясь при этом всеобщим уважением.

В то время по Чаган-Курену странствовал миссионер Пике. В одежде монгольского пастуха, с золотой шишечкой на шапке, он ездил по долине реки Пага-Гол, проповедуя католическую веру и страдая от насекомых под названием «ту-лакци», то есть красных вшей, сильно докучавших ему в его миссионерских трудах.

При этом он принимал от всех, кому проповедовал новое учение, не только сапеки – мелкую монету грубой чеканки, но и унции серебра; кроме того, вел бойкую меновую торговлю, приобретая собольи шкурки по поручению крупных торговцев в Пекине, и выполнял функции «яочанг-ти», то есть вымогателя налогов.

На доходы от молитв он откупал долги пастухов в этом богатом травой крае и на основании императорских законов наживал проценты с процентов, а также весьма успешно занимался всевозможными интригами, умело сочетая их с истинной верой и западными молитвами.

В то время как самым крупным хищникам, грабившим монгольский народ, не удавалось содрать со своих жертв более трехсот процентов, достопочтенный отец Пике брал не меньше пятисот процентов, так как, кроме долговых обязательств, пускал в ход и нового бога, во славу которого звенело серебро.

Он отличался необычайным красноречием. За несколько лет перед тем в стране Ортушев на него напали разбойники. Достопочтенный отец Пике обратил их в христианство и обобрал до последней сапеки, собственноручно повесив на шею каждому медный крестик. С тех пор ортушские разбойники стали нападать на караваны во имя нового бога..

Позже, когда миссионер Пике, покинув долину реки Пага-Гол, перенес свою деятельность в страну халхасов,торговые операции его пошли менее удачно. Он вернулся бы на прежнее место, если бы река, разлившись, не отрезала его от страны обетованной, принудив остаться там, где уже до его прихода царила бешеная конкуренция между служителями культа. Китайские священники и ламы из Сок-по-ми обчистили страну на год вперед, и в ней, кажется, не осталось кибитки, где можно было бы получить хоть сапеку. Только в скрытой холмами долине Гобиль-хану не появлялись посланцы бога Фо и бога Самчимичебату. Там-то как раз и жил Сакаджа – без бога.

Когда в эту долину явился достопочтенный отец Пике, гостеприимный Сакаджа пригласил его к себе в кибитку и угостил чаем с овсяными лепешками, печенными в золе.

– Храни тебя бог, – сказал миссионер, утолив голод. – Пошли он тебе мира и счастья.

– У меня нет бога, – ответил Сакаджа. – Мой бог Уисон-Тамбу уплыл от меня в период дождей. Но я продам коней и куплю себе в Голубом городе нового бога.

– Сын мой, – возразил отец Пике. – Уисон-Тамба не был истинным богом, и потому его унесла вода. Так повелел всевышний, предвечный и всемогущий. Но без бога тебе быть нельзя, и ты поступишь правильно, если продашь не одного, а трех коней и приобретешь бога, втрое более могущественного, чем Уисон-Тамба, ибо предвечному угодны такие жертвы.

И долго, до поздней ночи, пока на озере не крикнула ночная птица юэн, беседовал достопочтенный отец Пике с Сакаджей о презрении к суете мирской.

Когда же они утром встали с верблюжьих войлочных подстилок и Сакаджа совершил преклонение перед Пра-старым, то есть Солнцем, отец Пике начал так:

– Сын мой милый, ты вчера говорил мне, что у тебя после наводнения осталось девять коней. Какой тебе толк от этих девяти коней, если ты не имеешь смирения и усердия к единому истинному богу, пославшему тебе знамение и предостережение в виде наводнения, которое унесло ложного бога? Будь у тебя хоть тысяча коней, какой в этом толк, если нет над тобой милости божьей. Но у тебя только девять коней. Продай их, сын мой, и полученное серебро вручи мне. Ибо суетно алкать призрачного богатства. Отврати сердце свое от любви к мирскому, прилепись душой к вещам невидимым и готовься со своими конями в дорогу. Я поеду с тобой в Голубой город и сам обращу их в наличные, чтобы удержать тебя от греха суетности.

Продав в городе коней, отец Пике сунул деньги к себе в пояс, и Сакаджа, по возвращении, попросил его поставить нового бога на пустой столб.

– Еще не время, сын мой, – возразил достопочтенный муж. – Ибо ты еще потакаешь своим мирским желаниям и держишь трех верблюдов. Собирайся завтра в дорогу, ибо я продам их, милый сын мой. Пусть не насыщается око твое их лицезрением и не наполняется слух звуками их шагов.

И продали они верблюдов в Голубом городе; и ответил, пряча унции серебра к себе в пояс, отец Пике Сакадже на вопрос о том, поставит ли он ему бога на пустой столб:

– Воздержись от чрезмерного любопытства, ибо этим можно прогневить бога. Знай, милый сын мой, что еще не пришло время: ведь ты хвалился в харчевне «Трех совершенств», что держишь еще тринадцать волов. А ведь самые прекрасные волы – суета и тщеславие. Ты холишь их, пася в степи и невоздержанно стремясь к тому, чтобы они тучнели и благоденствовали. В душе твоей дремлет столько низменных влечений, что тебе необходимо покаяться. Покаяние примирит тебя с богом. Не возлагай надежд на предметы земные, милый сын мой. Продай волов своих, ибо кто питает истинную любовь к богу, тот равнодушен ко всем житейским радостям.

И продал он волов, и осталось у Сакаджи только одиннадцать баранов.

– Я крещу тебя, милый сын мой, – сказал торжественно отец Пике, – и, как только мы съедим этих баранoв, пойду дальше проповедовать истинную веру.

Сакаджа был окрещен, и они стали каждый день кушать баранину, беседуя о новом учении.

– Святой отец, – сказал как-то раз Сакаджа, указывая на деревянный, крест, сделанный отцом Пике после обряда крещения и установленный им на пустом столбе. – Ты говоришь, что это только знамение, которое ты, как посланник божий, поставил мне на столб. Я – великий грешник, и мне мало этих двух сколоченных крест–накрест досок. Мне бы хотелось, чтобы ты остался у меня навсегда, как посланник божий. Чтобы в доме моем было побольше этой новой веры.

– Это невозможно, сын мой: южные страны Хиа-хо–по и У-фу-тьен до сих пор лишены радостей правой веры.

– Святой отец, – печально промолвил Сакаджа. – Я не могу жить без тебя. Мало мне бога только на столбе. Надо, чтоб возле меня был хоть ты – его посланник.

Ночью, когда достопочтенный отец Пике уснул, благочестивый Сакаджа задушил его и зарыл перед своей кибиткой, под столбом со знамением новой веры, озарившей его монгольскую душу. В поясе достопочтенного отца Пике она нашел в пять раз больше унций серебра, чем тот выручил за его верблюдов, волов и коней.

И на каждой из этих унций почила благодать божья.

Благочестивый Сакаджа накупил в пять раз больше верблюдов, коней и скота, чем имел до прихода достопочтенного отца Пике. Он спокойно сидел у столба, под которым зарыл посланника божьего, чтобы тот был под рукой, отменно толстел, приняв новую веру, и давил на себе вшей, чего не делал прежде, когда верил в переселение душ.

Одного только не мог он понять. Почему миссионер, приехавший к нему через год после погребения достопочтенного отца Пике под столбом, так быстро поспешил на юг, когда Сакаджа, сияя от радости, вышел ему навстречу со словами: