Дмитрий Быков - О зверьках и зверюшах

— Ты, конечно, наша хозяйка, а мы в твоей кладовке мыши. Но мы не слепые и не глухие, и видим все, что ты делаешь, и слышим, что ты говоришь. И видим, что ты поселила у себя в доме обиду. И кормишь ее, и поишь, и позволяешь ей разрастаться, и дошло уже до того, что ты дернула за хвост зверюшонка и запустила в нас моченым яблоком. Мы не гордые мыши, но жить с твоей обидой мы не хотим. Мы от бабушек и прабабушек своих слышали, что пуще всего на свете после кота и мышеловки надо бояться непростительной зверюши. Ибо хлеб, который печет она, горек, как ее обида, и кисло ее варенье, как выражение ее лица, говорили наши прабабки, а что есть мудрее мышиной прабабки. У непростительной зверюши, говорили они, от горечи ее облезает кисточка на хвосте, и обвисают усы ее, придавая ей дурацкий вид, и шерсть ее желтеет от желчи. И мы хотим сказать тебе, что, конечно, какой дурак уходит из родной кладовки под зиму, но мы, пожалуй, пойдем, пока сами мы и дети наши не огорчились и не прокисли от твоей обиды вместе с твоими огурцами, которые, между прочим, уже!

Зверюша заглянула в чан с огурцами и убедилась, что рассол помутнел, а огурцы покрылись белым налетом и завоняли. Она выбросила огурцы, погрозила мышам кулаком, вымыла чан, выставила его на крыльцо выветриваться, села и заплакала.

А пока она плакала, пошел снег, и стал укладываться повсюду такой пушистый, как зверюша с чистой совестью. И она подхватила на руки зверюшонка, и потащила показать ему снег: прошлой зимой зверюшонок еще был мал и бестолков, и снега не помнил, а сейчас таращил на него голубые глаза, подставлял лапу и смеялся. А в другой лапе у него была дудка, которую он ни за что не хотел выпустить.

Тогда зверюша взяла детеныша, посадила его в санки и повезла в город Гордый, и там спрашивала у всех, где живет зверек, который работает в бригаде и играет на гармонике. Нашла дом и остановилась под окном, а зверек играл там, по обыкновению, что-то ужасно унылое. Зверюша взяла у зверюшонка дудку и подыграла.

Зверек выглянул, удивился, обрадовался, они стали в снежки играть, снеговика лепить, а снег падал, падал, падал, и весь конец истории занес. И непонятно, поженились они в конце или нет, потому что дальше все белое, холодное, новенькое, кружевное и громко скрипит под ногами, и еще кто-то хихикает и что-то где-то звенит.

Зима, зима! Замерзла речка между зверьковым и зверюшливым городами. Молодые зверьки, надев еще отцовские старые коньки, оглушительно стучат клюшками на льду. При этом они как можно громче орут и ругаются, чтобы зверюши обращали на них внимание.

Толстые пушистые зверюши в меховых шубках важно выходят из домиков и отправляются к речке, чтобы съезжать с крутого берега. Берег в Преображенске в основном пологий, а со зверьковой стороны — крутой и обрывистый. Из-под снега там торчат глинистые холмы, взгорбки и надолбы. Зверьки тоже катаются на санках, стараясь непременно съехать по самому крутому и неудобному маршруту. Для них высшее удовольствие — вывалиться из санок и кубарем скатиться по склону, набивая снег за воротники, в валенки и в рукава.

Зима, зима! Зверьки из всех зимних забав предпочитают снежки. Обычно они кидаются ими друг в друга, но если какую-нибудь неосторожную зверюшу занесет зимним воскресным утром в город Гордый, ее непременно обстреляют со всех сторон. Зверюша какое-то время потерпит, потом быстро налепит снежков и отстреляется во все стороны. Зверюши кидаются довольно метко, а зверьки главным образом мажут, потому что им лень целиться.

Зверюши зимой больше всего любят лыжи. Любо смотреть, как вся зверюшливая семья во главе с престарелой бабушкой отправляется в дальний лыжный поход до самого вечера по окрестным достопримечательностям. Зверюши долго готовятся к походу, читают путеводители и гулять предпочитают по святым местам. Как известно, в окрестностях Преображенска много монастырей. Зверюшливая семья идет на лыжах по лесам и полям, иногда останавливаясь и громко зверюшествуя в адрес окружающей природы. Зная слабость зверюш ко всему прекрасному, иной зверек подманивает проходящую мимо зверюшу: «Эй, ушастая! Смотри, какая красота!» Зверюша доверчиво подходит к зверьку, и тут он с силой дергает за ближайшую ветку, отчего на зверюшу обрушивается небольшая метель. Против ожидания зверька, зверюша не хнычет, а зачарованно смотрит, как снежинки под солнцем образуют радугу, при этом каждая совершенно особенной формы, и попадаются презабавные. Зверек плюет и уходит. Зверюши из всего умудряются извлечь прекрасное.

Почти всякая молодая зверюша непременно ведет дневник природы. Туда она зарисовывает наиболее выдающиеся снежинки, записывает температурные показатели, направление и скорость ветра и сверяет все это с данными многолетних наблюдений. Зверьки же предаются обычному для них зверьковству — сетуют на то, что полгода приходится ходить в тяжелых ботинках, неуклюжих шубах и просыпаться на работу или в школу в полной темноте. Зима не радует зверьков, хотя посидеть у камина они очень не прочь. Проблема в том, что у большинства зверьков нет камина, а у кого есть — немилосердно дымит. И щели в домах у них законопачены кое-как. Вой и свист зимнего ветра не внушает им никакой уютности. Они отчего-то непременно представляют себе, как налетит особенно сильный ветер, разрушит дом и занесет их снегом, потому что мир жесток, и даже самые каменные стены — довольно хрупкая защита. Зверьки кутаются в старые халаты, усаживаются поближе к огню, закуривают трубки и мрачно смотрят, как пламя пожирает дрова. Зверюши в это время уютно устраиваются на печке или гадают перед зеркалом, не слишком всерьез, а больше для развлечения.

Зима, зима! Ранним утром, когда мороз вдруг спадает и снег становится рыхлым, липким, — маленькие зверюши радостно выбегают на улицу и лепят снеговика. Они скатывают три шара, ставят их друг на друга, сверху водружают ведро, из веточек делают ручки, из угольков — глазки, а вместо носа вставляют морковку. Когда зверюши уходят обедать, на берег прибегают зверьки, гнусно хихикают и переставляют морковку.

Как известно, больше всего на свете любая зверюша любит послушать хорошую проповедь. Хлебом ее не корми, дай только сходить к интересному батюшке. Особенно зверюши ценят батюшек, вызывающих в слушателе не страх или скорбь, а радость и умиление. В поисках таких батюшек они объездили множество городов, и если кто где хорошо проповедует, зверюша после проповеди обязательно подойдет и скажет:

— Милости просим, батюшка, к нам в Преображенск. Приезжайте, вся паства будет очень рада.

За то, что батюшка окормляет паству, зверюши подкармливают батюшку. Они выставляют на стол все самое лучшее (разумеется, постное), а сами складывают лапки и в умилении глядят, как батюшка угощается. Зверюши готовы хоть трижды заново ставить самовар, лишь бы гость остался доволен. Особенно удачные проповеди они переписывают друг у друга в тетрадки.

Иногда бродячий батюшка проходит через город Преображенск, и тогда у зверюш праздник. Они обязательно затаскивают батюшку в храм и просят сказать проповедь, а потом потчуют. Преображенск у батюшек на хорошем счету. Все знают, что паства там восприимчивая, угощение вкусное, а дискуссии по богословским вопросам происходят взаимоуважительно. Знают об этом и зверьки.

Надо сказать, что зверькам часто хочется посетить Преображенск, но не всегда сыскивается достойный предлог. Некоторые, как мы знаем, просто уходят туда жить, но их в Гордом рассматривают как предателей. Чтобы уйти жить к зверюшам, надо совершенно уже, блин, не уважать свою зверьковую гордость. Даже чтобы просто ходить туда в гости, садиться за один стол с патриархальными зверюшами, смотреть на их постные морды и усы, поддерживать душеспасительные разговоры — надо уже серьезно поступиться зверьковыми принципами. Если хотят проповедовать, пусть сами сюда приходят, а есть ихнее сено у нас охотников нет. Иногда, правда, зверьки готовы признаться себе, что, например, крыжовенное варенье — это вещь полезная, даже и в духовном смысле, и отварная картошка с маслом, сметаной и укропом тоже бывает очень хороша, да хотя бы и просто сметана, настоящая зверюшливая сметана, густая и кремовая, несомненно имеет свои преимущества. Опять же грибки. Нет, просто так иногда зайти, без всякого намерения остаться или даже просто задержаться… Но надо измыслить благородный предлог. Нельзя же, знаете, просто так прийти и сказать: здрасьте, хотелось бы пообедать. Они дадут, конечно, и с собой завернут, — но унижение уничтожит весь аппетит. Ясно же, что они подумают. Они подумают, что у нас тут нет. И в сердце своем возрадуются.

Приписывая зверюшам такие свинские мысли, зверьки, конечно, ошибаются. На самом деле зверюши всегда рады гостям и искренне верят, что гости ходят к ним для радостей общения, а вовсе не из-за еды. Но зверька не переубедить. Ему нужен предлог. И тогда он вспоминает, что охотнее всего зверюши потчуют батюшек. Тогда зверек быстро шьет себе неаккуратный черный балахон, думая, что это правильная ряса, так же неаккуратно вышивает на нем крест (или, если лень вышивать, вырезает крест из дерева, да и вешает на шею), затверживает для конспирации несколько церковнославянских выражений и отправляется в Преображенск.