Борис Горобец - Педагоги шутят тоже... Только строже

[Рухадзе, 2005. С. 29]

Эрнест Резерфорд

Однажды вечером Резерфорд зашел в лабораторию. Хотя время было позднее, в лаборатории склонился над прибором один из его многочисленных учеников.

— Что вы делаете так поздно? — спросил Резерфорд.

— Работаю, — последовал ответ.

— А что вы делаете днем?

— Работаю, разумеется, — отвечал ученик.

— И рано утром тоже работаете?

— Да, профессор, и утром работаю, — подтвердил ученик, рассчитывая на похвалу из уст уважаемого ученого.

Резерфорд помрачнел и раздраженно спросил:

— Послушайте, а когда же вы думаете?

(Широко известная история, ИН [3])

Анри Амвросьевич Рухадзе[8]

Взрывы и презервативы

В конце второго курса у нас был назначен госэкзамен по общей физике. Надо было представить реферат научной работы по специальности: я должен был сделать какую-нибудь работу по физике взрыва. Такую работу я провел довольно неплохо с помощью студента 4-го курса группы ИХФ, будущего крупного ученого Б. В. Войцеховского. Под его руководством я провел серию экспериментов по сферическому взрыву. С этой целью мы наполняли гремучим газом и подрывали презервативы, которые я покупал в большом количестве к изумлению аптекарей пос. Долгопрудный. Я сейчас не очень помню, в чем состоял смысл работы, но она произвела сильное впечатление на Г. С. Ландсбсрга, и я получил отличную оценку по госэкзамену.

[Рухадзе. А. А. 2005. С. 641

«Прошу поставить мне двойку»

Осенью 1950 г. начался пятый семестр. Математическую физику читал академик С. Л. Соболев. С ним у меня произошел конфуз <…>. На экзамене я решил отличиться и доказывал теорему Фредгольма, используя матричный формализм, который так мне понравился из курса квантовой механики. С. Л. Соболев сделал квадратные глаза и собрался вкатить мне тройку. Я запротестовал и попросил двойку, каковую он и выставил, немало пораженный моей просьбой. Через неделю я пересдал этот экзамен Л. Д. Кудрявцеву на отличную оценку, а за матричный метод доказательства теоремы Фредгольма даже удостоился похвалы. Эту историю я рассказал для иллюстрации одного высказывания Л. Д. Ландау. Когда кто-то из студентов спросил, получится ли из него физик, тот ответил, что на факультете из него могут сделать только физика, а вот математик из него точно уже не получится. По-видимому, эти слова с точностью до наоборот относятся ко всем выпускникам механико-математического факультета МГУ, который заканчивал С. Л. Соболев. Каким бы великим математиком он ни был, физику, а тем более квантовую механику, он знать не мог.

[Рухадзе. А. А. 2005. С. 18]

Экзамен по философии Ленин критиковал Маха, а Рухадзе — Ленина

В случае с историей КПСС оценка явилась результатом отношения нашего преподавателя Скляра к грузинам. Он их считал генетическими меньшевиками. Иначе я не могу объяснить его реплику на мой ответ по теме «Апрельские тезисы». Зная его отношение ко мне, я выучил это произведение наизусть и залпом отбарабанил. Реакция Скляра была ошеломляющей и поэтому запомнилась на всю жизнь: «Всё хорошо, но вот какой-то меньшевистский дух в Вашем ответе всё же остался».

С Э. Скляром позже у меня произошло еще одно столкновение. Изучали мы произведение В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», в котором беспощадно критикуется идеализм Маха. <…> Среди книг отца еще в школьные годы я нашел книгу Маха «Механика» и прочел ее. Мне показалось, что Ленин не совсем правильно понял Маха и критиковал не Маха, а свое понимание Маха. К своему несчастью, об этом я и сказал на семинаре, и такое началось… Но, как видите, я остался цел, хотя в комитете комсомола меня изрядно потрепали. Однако я стоял на своем, и они отступились: меня не исключили из ВЛКСМ и не выгнали с ФТФ. Более того, я заработал на этом дешевый авторитет среди студентов и на следующий год «насильно» был избран в комитет ВЛКСМ. С тех пор я твердо усвоил: «Собака кусает только тех, кто боится собак».

[Там же. С. 15]

На прием к члену Президиума АН СССР — в трусах, но с галстуком

В 1961 г. во время конференции по УТС в Зальцбурге руководителем нашей делегации был Л. А. Арцимович, хорошо образованный, но очень задиристый человек. <…> Л. А. Арцимович хотел, чтобы наша делегация выглядела очень хорошо, и поэтому всем раздал накануне открытия конференции доклады иностранных физиков и попросил, чтобы все наши ему вкратце рассказали суть. Хотел блеснуть быстротой и эрудицией. Все ходили к нему и рассказывали. Дошла и до меня очередь. Силин вернулся от него и сказал, что Лев Андреевич меня ждет. Я наскоро надел галстук и в одних трусах и с галстуком предстал перед ним. Моя наглость его поразила, но он сдержался и сказал: «Люблю веселых и находчивых». С тех пор он со мной был осторожен, опасаясь, как бы я чего не выкинул.

[Там же. С. 96]

Кто из двух гигантов выше?

С 1966 г. А. А. Рухадзе начал работать по совместительству на физфаке МГУ, на кафедре физической электроники. О «вечном декане» Фурсове Рухадзе пишет вот что.

«В. С. Фурсов был человеком невысокого роста и обладал всеми комплексами невысоких людей: очень любил унижать собеседника[9]. Поэтому с просьбами к нему обращаться не любили, особенно члены Академии наук, которых он унижал с особым наслаждением. Поскольку Фурсов давно махнул рукой на выборы в Академию, от академиков он не зависел и резвился во всю. Особенно часто доставалось Р. В. Хохлову, которого Василий Степанович помнил "ходящим в коротких штанишках", и потому его положение ректора и академика не мешало Фурсову устраивать публичные экзекуции. Но деканом он был идеальным. А то, что он любил унижать — это люди терпели и даже с большим уважением к нему относились».

[Там же. С. 63]

Акопян, Арутюнян — это евреи, прикинувшиеся грузинами

Р. Г. Трофименко, заведующая отделом кадров ФИАНа, — вызвала меня и сказала, что у меня слишком много аспирантов грузин. Когда я спросил: кто же, она начала перечислять по алфавиту: «Акопян, Арутюнян, Аронов…Разве этого недостаточно?» «Но помилуйте, Акопян вообще не мой аспирант, а Силина, причем он не грузин, а армянин, как и Арутюнян. Что касается Аронова, то он и вовсе еврей, а не грузин». «Вот-вот! Именно это я имела в виду».

[Там же. С. 79]

Геннадий Александрович Сарданашвили

"Скромность — это достоинство, когда других достоинств нет", — сказал кто-то из великих.

[Сарданашвили, 2010. С. 16]

…я целые дни проводил на реке: ловил рыбу, купался, переплывая Днепр вдоль и поперек.

[Там же. С. 28]

«Максвелл дал человечеству больше, чем все фондовые биржи мира за всю историю их существования» — это слова Маргарет Тэтчер в ее бытность премьер-министром Великобритании. Действительно, весь технический прогресс в XX в. основан на уравнениях электродинамики Максвелла. А наш министр финансов заявил, что ученые — нахлебники. Знает ли читатель, кто был королем или королевой Великобритании при Ньютоне, мэром Афин при Аристотеле или Римским Папой при Галилее?

Умники шли на физфак… чтобы заниматься в жизни интересным, значимым для общества делом, реализовать себя и быть свободным, по крайней мере, от дураков. Все с амбициями, с волей. Почти всех их жизнь потом обманула. Из нашего выпуска из 450 человек, собственно, в науке остались едва ли более дюжины, двое из них — я и моя жена.

[Там же. С. 39]

Игорь Евгеньевич Тамм

Из воспоминаний дочери И. И. Тамм

Во время Гражданской войны 1918 г., И. Е. Тамм несколько раз пересекал линию фронта между красными и белыми, так как он тогда учился в Москве, а его родители и жена жили на Украине. Однажды за ним увязался совершенно незнакомый попутчик, и они налетели на красный патруль. Папе снова повезло: командир патруля оказался недоучившимся студентом. Дабы убедиться в правдивости папиных слов о том, что он физик, командир предложил ему решить математическую задачу: «Если решишь, отпустим вас обоих, а нет — поставим к стенке. Срок до утра». Их заперли на сеновале, выдали огарок свечи, огрызок карандаша и клочок бумаги. Задача была трудной (кажется, требовалось вывести формулу разложения функции в ряд Тэйлора). Папа никак не мог сосредоточиться. Под утро он, наконец, собрался с мыслями, но тут проснулся товарищ по несчастью и принялся его дергать. Папа совершенно запутался. Хотя верное решение им найдено не было, командир убедился, что вычислявший, бесспорно, знаком с высшей математикой. «Знаешь, я по правде и сам разложить функцию уже не смогу… Позабыл всё».

(Цит. по кн.: [Капица. Тамм. Семенов, 1998])

В коммунальной квартире в здании университета жил Г. С. Ландсберг. Когда ему предоставили отдельную квартиру, встал вопрос о нашем переезде в освободившиеся комнаты. Соседом Ландсберга по квартире был Н. С. Акулов, бывший папин аспирант. (Папа рассказывал, что поначалу Акулов сделал хорошую работу и его захвалили. Он зазнался и оттого, возможно, что его перестали хвалить, обиделся на всех.) Ландсберг предупредил отца, что не раз обнаруживал в туалете черновики акуловских доносов, в частности, и на папу[10].