Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи

* * *

Моим дорогим родителям, сумевшим привить мне любовь к книгам.

Моей преданной Гийометте, которая, как когда-то тетушка Габи, поддерживает и любит меня.

С некоторыми писателями не всегда легко уживаться…

Когда я в процессе творческих изысканий, поглощена работой, нужно немалое мужество, чтобы меня терпеть, поэтому спасибо, что хранишь мне верность.

Клод Эмерик, моей невестке, в знак глубокой привязанности.

Мне бы очень хотелось однажды побывать вместе с тобой в долине реки О-Клер.

Слова признательности

Для создания сюжета, в котором фабула приобретает отчетливый местный колорит, необходимы длительные изыскания и общение с людьми. Поэтому я выражаю горячую благодарность всем тем, кто помогал мне, но не пожелал увидеть свое имя в печати. Не так ли, Мари? Я искренне признательна мсье Жаку Брежу, который несколько лет назад любезно поведал мне историю бумажной мельницы дю-Верже, где он по сей день продолжает кустарным способом (в лучшем смысле этого слова!) производить бумагу.

От автора

Отдав должное красотам Корреза, Лимузена, бассейна реки Шаранта и берегов Атлантики, в своем новом цикле главную роль мне захотелось отвести жемчужине департамента Шаранта — долине О-Клер[1], которую многие мои сограждане регулярно посещают, чтобы просто погулять, любуясь пейзажами, или заняться скалолазанием. С детства мне полюбились эти буколические места, отмеченные ореолом таинственности и значимые с исторической точки зрения: в пещерах местные археологи сделали замечательные находки. А там, где есть пещеры, будут и легенды, с ними связанные, и народные верования… Кое-кто мне рассказывал на ушко, что существуют там и потайные ходы…

Эти места вдохновляют. Так, созерцая бумажную мельницу Мулен-дю-Верже, построенную в XVI веке и все еще функционирующую в качестве ремесленной мануфактуры, мне захотелось описать жизнь семьи, которая протекала бы здесь, у подножия скал, на берегу реки. По полюбившейся мне привычке я собрала свидетельства, местные предания, чтобы привнести в роман аутентичные детали. Клер Руа, особа независимого нрава и мечтательница, — главная его героиня. Она окружена галерей персонажей, надеюсь, располагающих к себе, и некоторые из них действительно жили в этой плодородной долине.

Добавлю, что Мулен-дю-Верже, несмотря на некоторые трудности в начале XX столетия, может похвалиться славным прошлым, и бумага, производимая в ее крепких стенах, издавна славилась своим качеством, была высоко оценена королями, английскими и голландскими торговцами и являлась предметом успешной коммерции.

Закончив работу над романом, я получила приятный сюрприз. Квебекцы, посещавшие долину О-Клер в 60-х годах XX столетия, сообщили, что у них имеется копия Мулен-дю-Верже, которую я взяла за образчик для своей «Волчьей мельницы».

Столько французов покинули родину, чтобы обосноваться по другую сторону Атлантики, что удивляться тут, в принципе, нечему. Чтобы не забыть свою землю, ее предания и обычаи, должно быть, очень отрадно соорудить себе дом, замок или мельницу по знакомому образцу!

Мари — Бернадетт Дюпюи

Долина О-Клер, январь 1897 года

— Вы тоже это слышали? Проклятые волки совсем близко!

Ортанс, жена Колена Руа, владельца бумажной мельницы[2], в местном обиходе привычно именуемой Пастушьей, перекрестилась. Ее дочь Клер и племянница Бертий, сидевшие за столом друг напротив друга, навострили ушки. Девушки то и дело вздрагивали, но не от сквозняка, хотя из-под двери и тянуло ледяным холодом. Перекличка обложенной в ночи волчьей стаи кого угодно встревожит.

— На улице холодина! — сердито продолжала женщина, останавливаясь возле кухонной плиты. — Уже две недели морозы. Вот северный ветер и гонит зверье из леса, поближе к нашим домам.

Клер озадаченно посмотрела на мать. Ортанс Руа стояла неподвижно, на лбу у нее залегла глубокая морщина. Уже много лет суровое выражение не сходило с ее некогда миловидного лица. Даже в ясном взгляде серо-голубых глаз читалась какая-то потаенная горечь. Безукоризненно опрятная одежда — белоснежный накрахмаленный чепец, красный шейный платок, тяжелая юбка зеленой шерсти под широким фартуком из небеленого полотна — безжалостно подчеркивала усталость ее черт и нездоровую бледность.

— Мамочка, не волнуйся, мы ведь не держим овец! — постаралась успокоить ее Клер. — А три моих козочки в сарае, за крепкими стенами. Волкам до них не добраться!

Ортанс досадливо поморщилась, не уловив в голосе дочери насмешки. Примерилась, как бы половчее взять большую супницу, до времени стоявшую с краю на монументальной чугунной печке — чтобы не остыла. Приятно запахло горячим гусиным жиром и чесноком. Бертий Руа шевельнулась в своем кресле.

— Тетушка, не несите пока что супницу! С ужином можно подождать. Дядя Колен наверняка скоро придет. Он так любит ваше фасолевое рагу! Лучше сядем за стол все вместе.

— Ой! Слышите? — вскричала Клер, вскакивая со скамьи. — Стреляют!

— Облава, — прошептала Ортанс. — Только бы ни с кем из охотников не случилось беды… И ведь это все затеял мсье Жиро! У него, видите ли, две овечки пропали, и все мужчины деревни вынуждены идти охотиться на волков. Да еще в субботу вечером! Колен не умеет обращаться с оружием. Парни с мельницы пошли со всеми, но ему зачем было идти?

Клер усмехнулась про себя. Отец ее был человек добрый, мечтатель и все свои силы и умения отдавал работе. Невозможно было представить его идущим по волчьему следу с ружьем в руках. Но раз Эдуар Жиро, богатый фермер, державший в кулаке всю долину, прислал слугу с распоряжением всем молодым и здоровым парням с мельницы, включая владельца, явиться немедленно, делать нечего.

— А наш старичок Моиз? — спросила Бертий. — Он уже дома?

— Чертов пес! Чтоб ему провалиться! — воскликнула Ортанс. — Не желаю видеть его в доме. От него разит. Да еще еду таскать повадился!

Бертий пробормотала что-то извиняющимся тоном. Ей не хотелось сердить тетку. Три года назад родители девушки погибли при столкновении конного экипажа, в котором они все находились, с поездом. Бертий уцелела, однако ноги отказывались ей служить — превратились в объект стыда, который она тщательно прятала под юбки. Колен Руа, дядя по отцовской линии, приютил ее в своем доме, в долине реки О-Клер. «Теперь у нашей Клер появилась сестра!» — сказал он, улыбаясь сквозь слезы и думая о брате, столь безвременно почившем.

Ортанс в ответ промолчала, хотя содержать пятнадцатилетнюю калеку ее совершенно не прельщало. Иной раз она и суп племяннице наливала, недовольно морщась, и за эти три года ни разу не сказала ей доброго слова. И это при том,