Жюльетта Бенцони - Мера любви

В комнату вошла женщина очень маленького роста. Катрин с облегчением освободила место у кровати. Бертилла теперь была сиделкой. Она была хорошо известна в Дижоне. Бертилла принесла мазь, за которой слуга только что бегал в аптеку мэтра Бурийо. Эта мазь должна была облегчить страдания больного, искусанного блохами.

Подойдя к больному, она недоуменно посмотрела на блюдо, где только что лежало запеченное мясо. Кроме ножа, на нем ничего не осталось.

– Вы слишком много едите, Матье Готерен! – строго заметила она. – Не то чтобы нам было жаль еды, но вы сами себе вредите.

Седая грива делала Матье похожим на старого злобного льва. Он бросил исподлобья вызывающий взгляд.

– Я хочу есть. Вам при ваших розовых щечках и упитанности, видимо, незнакомо чувство голода.

– Упитанная?! Сейчас этот невежда скажет, что я толстая.

– Я не скажу ничего подобного, Бертилла, но не упрекайте меня…

Пользуясь случаем, Катрин на цыпочках вышла из комнаты, позволив старым знакомым спорить сколько угодно.

Было совсем несложно заставить дядюшку рассказать о своих злоключениях. После первого обеда, когда к нему полностью вернулось сознание, Матье поделился своей страшной историей.

Сначала все шло прекрасно. Амандина была предупредительной, даже нежной, внимательной к малейшим прихотям старика. Как вдруг в один серый, дождливый вечер появился ее брат, и все резко изменилось.

Филиберт вернулся, как он утверждал, со Святой Земли. Его состояние было плачевным. Амандина сразу сменила объект своих забот. Матье же, желая доставить ей удовольствие, отнесся к нему тепло и сердечно.

Мало-помалу пришелец освоился. По мере восстановления сил ему требовалось все больше и больше места. В конце концов он стал чуть ли не хозяином лавки «Святого Бонавентуры».

Несмотря на уверения Амандины, объяснявшей тяжелый характер брата перенесенными страданиями, мэтр Готерен однажды прозрел. Вернувшись как-то за забытой лестницей, он застал свою Амандину в подвале на бочке с задранной юбкой в обнимку с Филибертом.

На его возмущение они оба ответили насмешками и издевательствами. После того как Матье пригрозил выбросить обоих за дверь, они бросились на старика, связали, вставили кляп и перенесли в курятник.

– Как только вы подпишете обещание жениться на мне, – сказала ему Амандина, – вы сможете вернуться в дом.

– Лучше умереть. Шлюха никогда не будет носить моего имени! – успел крикнуть Матье, обезумев от гнева.

– Тогда вы умрете! Но это будет долгая смерть, очень долгая, чтобы дать вам время подумать! Вам будут давать только пить, очень скоро взмолитесь о пощаде…

И мучение Матье Готерена началось. Амандина давала ему лишь воду, а по утрам – настой белладонны, чтобы он своими криками не поднял на ноги весь квартал. Каждый вечер, когда он просыпался, Амандина и Филиберт приносили ему воду и задавали один и тот же вопрос: «Готовы ли вы жениться?»

Матье всегда отвечал: «Нет». Он ослабел, но воля его оставалась несгибаемой. Пусть лучше он умрет, чем женится на девице Ла Верн. У него не было ни малейших иллюзий на этот счет. Сразу после свадьбы он начал бы чахнуть от неизвестной болезни, которая быстро свела бы его в могилу. Возможно, все было бы еще проще: удар ножа или большая доза яда, как только Амандина станет госпожой Готерен, его наследницей.

– Я вам обязан не только жизнью, дорогие мои, – проснувшись, сказал он склонившимся над ним сестрам, – вы мне вернули возможность достойно умереть! Да благословит вас Бог…

Прекрасный новый дом Морелей-Совгрен с окнами, украшенными резными арками, витражами и черепичной крышей, приютил обеих сестер, их дядюшку и слуг, дав возможность Катрин прийти в себя, поразмыслить и отдохнуть.

Она воспользовалась этим, чтобы завязать дружбу с белокурой Симоной и осторожно выведать у нее условия содержания короля. Она узнала, что Рене д'Анжу, король Сицилийский и Иерусалимский, находится под стражей в герцогском дворце в Новой башне. Сейчас было самое время самой выяснить, как проникнуть к пленнику…

Она вышла из дома, не встретив ни души. Симона еще утром уехала осматривать свои владения в Фуасси. Слуги же исчезли как по мановению волшебной палочки. Не видно было даже Готье и Беранже.

Когда Катрин вышла на улицу, ей все стало ясно: толпа собралась вокруг позорного столба, где орудовали подручные палача. Беранже и все слуги Симоны были там.

Катрин, недовольная, окликнула своего пажа.

– Вам нравится этот спектакль, Беранже?

Юноша, покраснев, посмотрел на нее ясным взглядом.

– Нет, госпожа Катрин. Но Готье сказал мне ждать его здесь. Больше мне было нечем заняться и…

– Понятно. А где же Готье в такой час?

– Я не знаю, слово чести. Мы играли в мяч, как вдруг он заметил какого-то мужчину, спускающегося по улице, и бросился догонять его. Он мне не позволил пойти с ним и приказал ждать, не двигаясь с места. Но, если надо, я пойду с вами…

– Ни к чему. Дождитесь Готье, раз он просил вас об этом. Я же пойду помолюсь в соседнюю церковь. А ему передайте, что лучше не преследовать неизвестных в незнакомом городе.

Она отправилась к церкви Нотр-Дам, недоумевая, что могло взбрести в голову Готье, если он бросился за первым встречным. Но она была уверена, что, учитывая ловкость и сообразительность юноши, с ним не произойдет ничего дурного. В любом случае сейчас ей не нужны были провожатые. Она хотела встретиться со своим другом Руссе с глазу на глаз. Посещение церкви послужило лишь предлогом. Но она все-таки зашла туда на минутку. Перед тем как приступить к выполнению священной миссии, ей была необходима встреча с Богоматерью.

К счастью, в часовне никого не было. Катрин, взяв свечу, зажгла ее и, преклонив колени перед алтарем, принялась с чувством молиться, чтобы все побыстрее закончилось и она смогла бы как можно скорее отправиться в Монсальви.

Ей казалось, что прошли годы, столетия, с тех пор как она уехала из дома. На самом деле прошло всего шесть месяцев. Но в разлуке с любимыми время тянется в сто раз медленнее.

Успокоенная молитвой, Катрин, отдав последний поклон, собиралась было выходить из храма, но причитания нищего монаха остановили ее.

– Подайте во имя всех страждущих и вашего спасения, благородная госпожа! Да будьте благословенны на земле и прославлены на небесах.

Катрин машинально открыла кошелек, как вдруг плаксивый голос сменился радостным шепотом:

– Благословляю судьбу, которая привела сюда самую прекрасную женщину Запада! Небо вернет этому городу процветание, если сюда вернулась госпожа де Бразен!

С удивлением посмотрела она на этого человека в черной монашеской рясе с заостренными чертами заросшего лица, на котором особенно выделялись живые светлые глаза.