Рэйчел Кейн - Принц Теней

– Ты пришел туда по чьему-либо приглашению?

– Нет.

– Ты ломился в запертую дверь девицы Розалины, пытаясь войти внутрь?

Мне ничего не оставалось, как ответить:

– Да.

– А потом ты влез на ее балкон и проник к ней в комнату через балконную дверь?

– Да.

– И люди Капулетти действительно застали тебя, когда ты заключил девицу в гибельные объятья?

– В объятья, да, – вынужден был я сказать, хотя я не назвал бы эти объятья гибельными – ведь в них был мой рай, мое спасение.

– Тогда что может оправдать тебя, Бенволио? Ты соглашаешься с перечисленными фактами, не отрицая их. Ты действительно нарушил границы частных владений и поставил под угрозу честь девицы Капулетти. Тебе повезло, что слуги вовремя сломали дверь, – иначе твоя вина была бы еще более тяжкой…

– Подождите!

Сзади снова послышалась какая-то возня, удивленные и встревоженные возгласы, а потом вуаль легким облаком упала к ногам Розалины, и она шагнула вперед, вырываясь из рук тетки, которая пыталась ее удержать.

– Ваша светлость, подождите! Выслушайте и меня тоже!

Адвокат тоже вышел вперед, тряся головой, и сказал, понизив голос:

– Ваша светлость, у женщин нет права говорить здесь! К тому же эта девица должна вскоре отправиться в монастырь!

– Не думаю, что то, что она скажет, повредит ее душе или нашим душам, – возразил герцог и махнул рукой Капулетти: – Пустите ее.

Я упивался, глядя, как она высвободилась из рук державших ее родичей и пошла одна навстречу герцогу. Спина у нее была горделиво выпрямлена, она шла бесстрашно, высоко подняв голову, и, перед тем как присесть в глубоком реверансе перед герцогом, послала мне долгий, нежный взгляд.

Он велел ей подняться и спросил:

– Что вы хотели добавить, синьорина?

– Бенволио Монтекки не пытался вышибить мою дверь, – проговорила она. – Я не прошу вас понять, что происходило между нами, но поверьте мне – это действительно было проклятие, ваша светлость, дьявольское наваждение, и оно действовало на нас обоих. Но даже в таких обстоятельствах, даже притом, что его привело ко мне колдовство, он не позволил себе никакого насилия, никакой жестокости. Я закричала, чтобы спасти его, а не чтобы погубить.

– Ого, вот так поворот. – Герцог выпрямился на своем троне, а по толпе пробежал возбужденный шепоток, которого я не мог разобрать. За моей спиной уже собрался весь цвет города Вероны. – Как же это?

– Я хотела заставить его отойти от моей двери прежде, чем я ее открою сама, потому что проклятье было сильнее меня, – продолжала Розалина. – Хотела, чтобы он нашел предмет, на котором было проклятие. И он нашел его в комнате Джульетты и таким образом победил зло. – Она едва заметно вздохнула. – Я признаюсь, что мы целовались, ваша светлость, но никакого насилия в этом не было и я не испытывала ничего, кроме удовольствия, – потому что я люблю его, ваша светлость. Я знаю, что он враг моего дома, я знаю, что между нашими семьями пролиты реки крови. Но надеюсь, что хотя бы смерть наших дорогих, ни в чем не повинных кузенов сможет прекратить эту войну. – Она повернулась к своим тете и дяде: – Вы говорили, что там, в склепе, вы плакали и Монтекки плакал вместе с вами. Вы говорили, что горечь яда, от которого умер Ромео, вы чувствуете у себя на губах…

– Но…

– Она права.

От этого голоса я вздрогнул: сила, которая всегда гремела в голосе моего дяди, теперь ушла, а сам он стоял, одной рукой тяжело опираясь на трость, а другой держась за руку моей матери, которая стояла рядом с ним.

– Я обещал воздвигнуть статую в честь юной Джульетты, а Капулетти решил сделать то же самое в честь моего Ромео. Так неужели мы будем отрицать любовь живых, воспевая любовь мертвых?!

Я искал в лице матери следы тревоги или негодования, но она улыбалась мне сквозь слезы, и я видел, что она по-настоящему и безоговорочно счастлива.

А потом вдруг раздался громкий, требовательный стук клюки, толпа расступилась с поспешной готовностью, и в зал вошла, поддерживаемая трепещущими слугами, сама Железная Синьора, моя бабушка. Она была одета в черное, и все эти слои бархата, кружев и тюля делали ее похожей на обуглившийся труп. Лицо ее было ужасающе бледным, а выразительные глаза метались по комнате, отмечая врагов, а потом она остановила полный бешенства взгляд на мне.

– Предатель своего рода! – возопила она, потрясая клюкой. – Полукровка, выродок! Я проклинаю тебя, глупец! Ваша светлость, здесь, перед вами, стоит тот, кого вы безуспешно искали несколько лет! Тот, кто дурачил ваших гвардейцев и плевал на ваши собственные законы! Позвольте представить вам этого преступного негодяя – это Принц Теней!

Она ударила клюкой с металлическим наконечником в мраморный пол с такой силой, что камень едва не треснул, и по комнате пошел такой звон, словно зазвонили к заупокойной службе. Все потрясенно замерли, все лица обернулись ко мне, а потом взгляды всех присутствующих устремились на герцога. Половина из тех, кто стоял сейчас в этом зале, были жертвами моих преступлений, и теперь они ждали только разрешения герцога немедленно свернуть мне шею.

Герцог Эскала, в свою очередь, с недоумением воззрился на Монтекки и мою мать.

Все. Надежды у меня не осталось. Слишком долго бабушка терроризировала нашу семью, ее боялись и ненавидели, и она увлекала всех нас за собой, как ураган уносит сорванные листья.

Но вдруг…

Мой дядя выпрямился и заговорил:

– Примите мои извинения, досточтимый герцог: моя мать… она не в себе. Разум ее помутился, не выдержав испытаний последних нескольких недель, и ей повсюду мерещатся враги и призраки, как это бывает иногда с пожилыми людьми. Мы как следует позаботимся о ней, отныне она не будет выходить из дома и больше никогда не сможет никого оболгать.

Бабушка в изумлении раскрыла рот, и выражение лица у нее сейчас было такое комичное, что я еле удержался от неподобающего моменту смеха. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь осмеливался ей вот так открыто перечить? Уж точно не ее сын.

Моя мать присела перед правителем Вероны в реверансе и сказала:

– Ваша светлость, я отошлю синьору домой, если вы позволите. Негоже, чтобы ее видели в таком состоянии.

– Мой разум ясен, как никогда! – выплюнула моя бабушка и замахнулась своей клюкой прямо на герцога. – Ты презренная английская шлюха, а ты трус, у которого кишка тонка! Говорю вам, мой внучатый племянник…

– Проследите, чтобы с ней хорошо обращались, – прервал ее герцог. – И с сегодняшнего дня не выпускайте ее из дома.

– Ваша светлость. – Мать опять присела, потом выставила палец вперед, указывая бабушкиной свите дорогу, и те подхватили брыкающуюся и изрыгающую проклятия старуху и поволокли ее к дверям, все в черном – словно кучка муравьев.