Селеста Брэдли - Невеста скандального шпиона

В самом деле, интересная загадка. К счастью, Вилла ничего не любила больше, чем выяснение подробностей.

Думая об исследованиях, она вспомнила о своих родителях и о тех днях, которые они проводили втроем, блуждая по полям. Отрывок воспоминания, просто тень ее прежней жизни, пронесся через сознание Виллы, принеся тоску и желание вернуться назад в мир, где не было проблемы, которая не могла бы решиться в один момент на коленях у ее матери.

Мать Виллы смеялась, ее юбки были высоко подобраны, она несла сачок и мензурку, когда входила в ручей. Вилла не могла вспомнить ничего больше, чем этот смех, звучащий в унисон с журчанием ручья и то, как пестрый свет отражался от сияющих волос ее матери.

И отец и мать Виллы были натуралистами-любителями, больше интересовавшимися существами животного мира, чем людьми. Их не беспокоило Общество, и они покинули Лондон, чтобы жить на природе, которую они так любили. Дерритон привлек их своим добродушным и терпимым населением, какое только могла предоставить преуспевающая деревня.

Затем по деревне прокатилась эпидемия лихорадки, и стало слишком поздно. Слишком поздно для разговоров о женственности и мужских тайнах. Слишком поздно для приданого и свадебных приготовлений. Слишком поздно, чтобы иметь мать, когда она больше всего в ней нуждалась.

Волна острого одиночества накатила на Виллу. Позволив себе еще один искренний вздох, перед тем как еще раз обратиться к проблеме, Вилла посмотрела на мужчину, рядом с которым она будет спать всю оставшуюся жизнь.

Что это была за странная мысль. И возможно не совсем неприятная. В конце концов, она была здоровой девушкой, оценивающей прекрасно выглядящего мужчину. Это было ее самым заветным желанием — выйти замуж за кого-то доброго и благородного, завести детей, снова иметь свою собственную семью.

Этот определенный мужчина, несомненно, казался хорошо сложенным. Ей пришло в голову, что сейчас самое время провести некоторое расследование. Они были женаты, в конце концов. Вилла приблизилась к нему, постаравшись улыбнуться как можно ярче, и удостоверившись, что она на всякий случай заблокировала дверь конюшни.

— Вы не хотите чего-нибудь поесть, муж? — вся деревня все еще была на свадебном завтраке. Если бы поздравления не были настолько сердечны, Вилла могла бы посчитать себя оскорбленной от внушительного размаха идущего празднования.

Мистер Натаниэль Стоунвелл бросил на нее осторожный взгляд, затем покачал головой и повернулся обратно к своей лошади. Ободренная, Вилла выдохнула:

— Но вы должны это сделать. Мы накрыли превосходный стол. Каждый человек в Дерритоне сидит там, желая поздравить вас. Это очень милая деревня и каждый здесь присматривает за каждым.

Хотя то, что каждая душа знала о делах другого человека все, вплоть до последних смущающих деталей, могло иногда быть надоедливым. Но Вилла не сказал этого вслух.

Он не ответил, только чистил свою лошадь все более длинными и мощными движениями. Как печально. Спаси меня небо от еще одного неразговорчивого мужчины.

Но все же ей нравилось смотреть, как его плечи двигаются под рубашкой, когда он работал скребницей. Они слегка перемещались и напрягались с каждым движением. Восхитительно. Вилла поморгала, чтобы избавиться от мечтательности, и вернулась к задаче, стоящей перед ней. Ей нужно узнать о намерениях Натаниэля Стоунвелла.

— Откуда вы, сэр? Вы — мы — поедем далеко?

Раз, хотя бы раз, Вилла хотела бы пропутешествовать далеко, далеко от Дерритона и простой жизни, которую она вела, наблюдая за сменой времен года и изучая землю. Возможно, увидеть новые места, потому что все, что лежало за пределами десяти миль от деревни, будет новым для нее.

Натаниэль Стоунвелл снова не ответил. Движения скребницы стали более короткими и быстрыми, но все еще достаточно сильными. Эти движения заставили его тело сгибаться еще сильнее, и Вилла не смогла удержать свой взгляд от путешествия вниз по его хорошо сидящим на нем брюкам.

О небеса. Какое зрелище.

— Мисс Вилла! Хорошо, вы уже здесь.

Вилла отвернулась от захватывающего зрелища ягодиц нагнувшегося Натаниэля Стоунвелла, чтобы увидеть, как Мойра широко распахнула дверь конюшни. Джон прошел внутрь, с еще одним битком набитым мешком на плече. Он сбросил его на землю, как будто это была простая подушка с перьями, но мешок приземлился с солидным звуком, который привлек внимание даже Натаниэля Стоунвелла.

— Осторожно, ты огромный мужлан! Там свадебные подарки Вилли. И так уже достаточно плохо, что Дэн разбросал все ее упакованные вещи. Настоящий беспорядок, вот что он натворил.

— Нет, мам! Ее комната уже была…

— Ничего подобного, — отругала его Мойра. — Позор на тебя, обвиняешь Вилли, а она всегда содержала свою комнату в абсолютном порядке!

С удовлетворением отряхнув руки, Мойра повернулась к Вилле.

— Все твои вещи упакованы, дорогая, все, вплоть до библии твоей мамы.

Вилла моргнула. С нарастающей тревогой она осознала, что через несколько минут она отправится в мир с неизвестным мужчиной.

— Но… еще несколько часов… — или дней. Или даже месяцев!

— Ты теперь замужняя женщина, и ты едешь со своим мужем, — Мойра вытерла руки своим передником.

Но просто уехать, вот так…

Вилла повернулась, чтобы найти поддержку у мальчиков, но они только покраснели и отвернулись. Натаниэль Стоунвелл может помочь ей, — подумала она. Все что ему нужно было сделать — это сказать, что они останутся в Дерритоне еще на некоторое время.

Она бросила на него умоляющий взгляд, только для того, чтобы увидеть, что он уже погрузил первый мешок на свою лошадь. Дик подал ему другой, и вот так, Вилла Трент больше не жила в Дерритоне.

Но она не была больше Виллой Трент, не так ли? Теперь она была Виллой Стоунвелл. Сражаясь с болью, вызванной тем, что деревенским жителям очевидно не терпелось увидеть, как она уедет, Вилла сморгнула слезы и пошла в свою спальню.

Там она залезла под кровать, чтобы вытащить незакрепленную половицу, в первый раз за все эти годы вовсе не беспокоясь о том, что кто-то увидит ее тайное хранилище. Она вытащила из тайника маленькую камею из слоновой кости, изображавшую ее мать в молодости, пожелтевший носовой платок с прекрасным валенсийским кружевом и плоский обернутый шелком пакет, который она быстро сунула за вырез платья.

Бумажник содержал любовное письмо от ее отца к ее матери, дневник ее дедушки и кое-что, о чем знала только Мойра — свидетельство о рождении Виллы.

Проводя щеткой по шкуре Бланта с большей силой, чем было необходимо, Натаниэль смог честно признать, что все пошло не так, как планировалось. Для него это было необычное ощущение. Даже его позор и последующая изоляция были тщательно организованы и обдуманы. Очень редко за свою жизнь он сталкивался с таким неожиданным поворотом судьбы, перед которым он теперь стоял.