Ева Наду - И пусть их будет много

Чтобы убедиться в этом, она отложила книгу в сторону и вышла из своей комнаты. Сделала несколько шагов вниз по лестнице и задохнулась от негодования, встретив направленный на нее снизу спокойный, ясный взгляд. Ни тени смущения или неуверенности.

— Госпожа! Какое счастье! Господин де Мориньер! — старуха от радости заговорила на своем родном провансальском наречии. — Теперь-то, госпожа, вам не придется скучать. Господин де Мориньер — удивительный рассказчик. Он так добр, так силен и так много знает!

Клементина никак не могла остановить этот поток красноречия, эту хвалебную песнь, льющуюся из уст счастливой женщины.

— Вот как? Господин де Мориньер? — произнесла она, дождавшись паузы. — Мне кажется, сударь, прежде я знала вас под другим именем. И прежде вы были в сутане.

Он, ничуть не смутившись холодным приемом, улыбнулся.

— Совершенно верно, графиня. Я сегодня уже имел честь представиться шевалье де Ларошу. С удовольствием сделаю это еще раз.

Он склонился в церемонном поклоне.

— Жосслен де Бреве, д'Эмервиль, граф де Мориньер к вашим услугам, сударыня.

Выпрямляясь, он успел заметить полыхнувший гневом взгляд молодой женщины.

— Я очень устал с дороги, — произнес вежливо. — Вы позволите мне переночевать в вашем доме, графиня?

Мгновение-другое она боролась с желанием крикнуть:

— Нет! Нет! Убирайтесь прочь! Я не хочу видеть вас! Никогда!

Но на нее смотрело столько пар глаз — с удивлением, ожиданием. Все, кто собрался сейчас внизу, не понимали повисшей паузы.

А еще Клементина сознавала, что он видит происходящую в ней внутреннюю борьбу и забавляется этим.

— Конечно. — Улыбнулась через силу. — Мари, приготовьте господину любую из комнат наверху.

Она собралась возвратиться в свою комнату. Развернулась, медленно стала подниматься по ставшим вдруг слишком высокими ступеням, когда тихий, озорной голос догнал ее:

— Будьте милосердны, — услышала Клементина. — Ведь и мне приходилось видеть вас совсем в ином облике. Мне же не приходит в голову упрекать вас в этом.

"Когда-то, — вспомнила она, — он, беспомощный, измученный пытками, лежал в индейской хижине и ждал моего прихода".

Она вспыхнула, вспомнив, как, стремясь задержать ее, не дать ей уйти, он ловко и бережно схватил ее за щиколотку.

Он улыбнулся.

"Стрела попала в цель".

Ранним утром она наткнулась на Мориньера в библиотеке. Скользнув в приоткрытую дверь, чтобы оставить уже прочитанную книгу и взять с полки очередную, Клементина остановилась на пороге. От комнаты, заполненной шкафами с книгами, ее пока еще отделяла плотная портьера. И она, замерев и перестав дышать, раздумывала, стоит ли обнаруживать себя. Общение с этим человеком не было для нее приятным. И она желала бы его избежать. Но проклятое любопытство не позволило ей уйти сразу же. Клементина задержалась еще на пару-другую мгновений. Через небольшую щель между стеной и портьерой ей был виден край стола и он, сидевший за этим столом.

Мориньер что-то очень быстро и сосредоточенно писал.

Ей следовало помнить, что этот человек обладает звериным чутьем.

Не прерывая движения пера и не поднимая головы, Мориньер мягко произнес:

— Вы не желаете войти, графиня?

Что ей оставалось? — она отодвинула край портьеры:

— Доброе утро, мессир. Я не ожидала встретить вас здесь так рано.

Она смутилась вдруг, представив, как выглядит теперь — в халате, с волосами, подхваченными наскоро атласной лентой, с обнаженными до локтя руками. Смутилась и одновременно разозлилась: на себя, на него, на весь мир.

Дописав последние несколько слов, он поднялся, оглядел ее с видимым удовольствием. Улыбнулся.

Поискал взглядом песок для просушки чернил, не нашел, помахал исписанным листом и положил его на стол.

— Я должен извиниться, сударыня. Я так удобно устроился в вашей библиотеке… Между тем, мне сначала следовало просить вашего позволения.

Он был исключительно вежлив.

Ей не удалось сдержаться:

— Позволения? К чему это? Мне, право, кажется, что вы здесь в большей степени хозяин, чем я.

Она обогнула его, едва не коснувшись, и направилась вглубь библиотеки.

Мориньер посторонился, пропуская ее. Двинулся следом.

— У меня есть причина, меня извиняющая. Я желал доставить вам удовольствие.

Она остановилась, обернулась:

— Чем же?

— Своим скорым отъездом.

И он снова улыбнулся, запоздало отвечая на ее полный горечи упрек.

— Да, я неплохо знаю замок, графиня. Впрочем, так же неплохо я знаю жизнь. Но разве это делает меня ее хозяином?

— А разве нет?

Он покачал головой:

— Увы… Как это ни прискорбно.

Помолчав, заговорил тоном почти интимным:

— В детстве и юности я часто гостил в этом замке. Мы с вашим мужем доставляли нянюшке Пюльшери немало хлопот. Прежде она очень уставала от наших шалостей, о чем теперь, видимо, совершенно позабыла. С тех пор изредка я позволяю себе заехать в Грасьен. Иногда меня призывают сюда дела, иногда — требования памяти.

— Что же сейчас?

— Предчувствие, — непонятно ответил Мориньер.

Клементине не хотелось уточнять. Она, уже однажды испытавшая на себе очарование его мягкого успокаивающего голоса, не желала вновь ступать на эту зыбкую почву обманчивой искренности.

Клементина не хотела быть ему обязанной, она предпочла бы вообще не иметь с ним дел. Но сегодня, — неожиданно она осознала это вполне отчетливо, — Мориньер, стал последней ее надеждой. Во всяком случае, на ближайшие долгие месяцы.

Так что она должна была попытаться.

Придав лицу выражение легкомысленного безразличия, она подошла к Мориньеру, стоявшему на площадке перед входом в дом. Тот, одетый по-дорожному, беззаботно наблюдал за дракой на внутреннем дворе двух деревенских мальчишек. Они размахивали палками, колотили ими друг по другу что есть силы, собирались, кажется, биться насмерть.

Когда Клементина остановилась позади него, он произнес:

— Из этих юнцов получатся неплохие воины. В пылу борьбы они не чувствуют боли.

— Так происходит со всяким, кто знает, за что дерется. Вы, — она нервным движением сцепила пальцы, — собрались уезжать?

Мориньер обернулся, взглянул на нее насмешливо.

— Вам так не терпится?

Клементина растерялась, вспыхнула:

— Я… Нет… Я, сударь, никогда не скрывала от вас… Да, мне не нравитесь вы, мне отвратительны ваши методы! Но…

От страха, что все пропало, что теперь-то он точно не захочет даже выслушать ее, от одной мысли, что, как минимум, до весны ей придется расстаться со своей мечтой, она едва не разрыдалась.