Джорджетт Хейер - Цена желаний

– На что нужен шикарный район? Если бы ты зашла в дом, тебе бы не пришло в голову, что я могу там жить. Там турецкие ковры, ампирная мебель, гостиная, обитая розовым шелком, хрустальная люстра и мраморные столы с золочеными ножками.

– От вещей, которые не нравятся, мы можем избавиться, но, должна тебе сказать, я люблю приятные вещи, я имею в виду, хорошие вещи.

– Турецкие ковры на лестницах и золоченые зеркала? – недоверчиво спросил Кеннет.

– А почему бы и нет?

– Дорогая, у тебя просто ужасный вкус.

– Мне нравятся вещи, которые тебе не нравятся. Разве это повод, чтобы грубить? Я думаю, турецкие ковры – для тепла, и… и они дорого выглядят.

Антония, которая тем временем делала коктейли, опустила бутылку джина и устремила свой ясный взгляд на Вайолет.

– Тебе все равно, красивая ли вещь, приятно ли на нее смотреть, лишь бы шибало в нос богатством, – заключила она.

Вайолет быстро, изящным движением встала.

– Ну и что из того, что я люблю роскошь? – сказала она, и в ее низком голосе послышались резкие нотки. – Если бы у вас от рождения был вкус к хорошим вещам, и вам бы пришлось гнуть спину за каждое пенни, вы чувствовали бы то же самое! – Ее длинная ловкая рука презрительно оправила юбку. – Я даже платья шью себе сама. А я хочу… я хочу носить парижские модели, красивые меха, хочу каждую неделю причесываться у дорогого парикмахера и – вообще – хочу иметь все те приятные вещи, ради которых стоит жить!

– Только не надо слагать об этом поэму, – сказала Антония, совершенно не тронутая ее тирадой. – Если Кеннет на самом деле получит наследство, у вас все это будет.

– Конечно получу, – сказал Кеннет нетерпеливо. – Давай поживее коктейли, Тони!

Но Антония вдруг опустила на стол бутылку джина:

– Не могу. Делай сам. Я вдруг вспомнила, что должна была встретиться с Рудольфом, чтобы с ним пообедать. Надо ему позвонить. – Она сняла трубку и начала набирать номер. – Ты не знаешь, он мне не звонил?

– Не знаю. Не думаю. Сколько ты налила джина?

– Много… Алло, это квартира мистера Мезурьера? А, это ты, Рудольф? Слушай, я жутко огорчена из-за обеда. Небось ты прождал сто лет. Но я не виновата. Правда.

На другом конце провода воцарилось молчание. Потом жидковатый мужской голос, малость гнусавый и резкий, произнес с сомнением:

– Это ты, Тони? Я не совсем понял, плоховато слышно. Ты что сказала?

– Обед! – отчеканила Тони.

– Обед? Ах, Бог мой, совсем позабыл! Я безмерно огорчен. Не знаю, как я мог…

– Так ты там не был? – спросила Антония. Снова пауза.

– Тони, дорогая, что-то ужасное с линией. Я ничего не слышу.

– Стукни как следует трубку, Рудольф. Ты забыл об обеде?

– Дорогая, простишь ли ты мне когда-нибудь? – взмолился голос.

– О да! – сказала Антония. – Я тоже забыла. Потому и позвонила. Я была у Арнольда в Эшли-Грин и…

– В Эшли-Грин?!

– Да, почему ты испугался?

– Я не испугался, только какими судьбами тебя занесло туда?

– Не могу сказать тебе по телефону. Лучше приходи. И принеси какой-нибудь еды, здесь почти нечего есть.

– Но, Тони, погоди! Я не могу понять, что заставило тебя поехать в Эшли-Грин? Что-нибудь случилось? Я имею в виду…

– Да, Арнольд убит. Снова пауза.

– Убит? – откликнулся голос. – Боже правый! Ты ведь не хочешь сказать, что его убили, верно?

– Именно это я и хочу сказать. Принеси холодного мяса или еще чего-нибудь, вместе поужинаем. С шампанским.

– Шам… О, конечно! То есть большое спасибо, приду, – сказал Рудольф Мезурьер.

– Из чего я заключаю, – сказал Кеннет, сбивая коктейль с профессиональной ловкостью, – что дружок двигается сюда. Надеюсь, он в добром расположении духа, Тони?

– О, еще бы! – беспечно заверила Антония. – Он на дух не принимал Арнольда.

В квартире Верикеров гостиную заменяла большая мастерская. Ужин был накрыт на конце черного дубового стола после того, как с него были сняты: собачий хлыст, два тюбика краски, «Обзервер» (открытый на кроссворде Торквемады), словарь Чеймберса, географический атлас, том Шекспира и «Оксфордская антология стихов». Пока Мергатройд топала взад-вперед с бокалами и тарелками, Кеннет бросил последний взгляд на полурешенный кроссворд и заявил – как он делал неизменно: «Будь я проклят, если когда-нибудь еще возьмусь за это», Рудольф Мезурьер, который принес пирог с телятиной и ветчиной и полбатона, сказал, что он знал человека, справлявшегося с подобной задачей в двадцать минут, а Вайолет, осторожно пудрясь перед венецианским зеркалом, заметила: нужно иметь память Торквемады, чтобы решать такие кроссворды.

– А откуда взялись эти бутылки? – спросила Мергатройд, завороженная видом золотых горлышек.

– Остались с прошлой недели от вечеринки у Фрэнка Кру, – объяснил Кеннет.

Мергатройд громко засопела, с сердцем брякнула на стол тарелку и возмутилась:

– Тоже придумали! Пожалуй, кто решит – уже поминки.

Гости были явно смущены. Вайолет поджала хорошенькие губки и закашлялась; Рудольф Мезурьер, теребя галстук, неуклюже заметил:

– Какая ужасная история с мистером Верикером. То есть, как-то просто не верится.

Вайолет взглянула на него с благодарностью и наградила его очаровательной улыбкой.

– Невозможно поверить, правда? Я его не знала, но мне становится дурно при одной мысли об этом ужасе. Конечно, я думаю, Кен и Тони просто еще не осознали – совершенно не осознали, – сказала она.

– В самом деле, любимая! – насмешливо откликнулся Кеннет.

– Кеннет, как бы ты ни относился к бедному мистеру Верикеру, пока он был жив, я все же полагаю, ты мог бы хоть притвориться, что скорбишь по поводу его смерти.

– Бесполезно, – сказала Антония, выуживая маслины из высокой бутылки. – Лучше принять нас такими, как есть, Вайолет. Научить Кеннета не выпаливать того, что взбрело ему в голову, задача безнадежная.

– Ну, пожалуй, линия поведения не слишком удачная, – холодно заметила Вайолет.

– Тебе не нравится, потому что он сравнил твою зеленую шляпу с курицей в обмороке. Впрочем, это никакая не линия, это болезнь. Рудольф, хочешь маслин?

– Спасибо.

Он направился в другой конец мастерской, где она примостилась на уголке обеденного стола. Беря маслину с шомпола, который Антония использовала, чтобы извлекать маслины, он поднял на нее глаза и тихо спросил:

– Как это случилось? Почему ты там оказалась? Вот чего я не могу взять в толк.

Она взглянула на него.

– По нашим делам. Я написала ему, что мы собираемся жениться – подумала, он будет рад и, возможно, пришлет нам красивый подарок.

– Да, понимаю. Жаль, что ты со мной не посоветовалась. Я не мог подумать…