Джейн Остин - Гордость и предубеждение

Пошлость миссис Филипс стала еще одним, пожалуй, серьезным испытанием его снисхождения. И хотя миссис Филипс, как и ее сестра, чувствовала к мистеру Дарси слишком большое уважение, чтобы позволять себе фамильярность, к которой поощряли непринужденные манеры и приветливость Бингли, все равно – ее пошлость проявлялась всякий раз, когда она решалась говорить. Не смогло также ее уважение к нему сделать ее более элегантной, хотя менее говорящей – сделало. Элизабет делала все возможное, чтобы уберечь мистера Дарси от чрезмерного внимания с их стороны, все время пытаясь держать его около себя и тех членов своей семьи, с которыми он мог бы общаться без чувства унижения. И хотя вызванные всем этим неприятные чувства лишили время помолвки большой доли присущего ей радостного настроения, все равно надежды на будущее окрепли; и Элизабет с удовольствием мечтала о том времени, когда они покинут общество, такое неприятное для них обоих, и будут наслаждаться комфортом и изысканностью своей семейной компании в Пемберли.

Счастливым был для материнских чувств тот день, когда миссис Беннет лишилась своих двух самых достойных дочерей. Можно только догадываться, с каким радостным восторгом она посещала потом миссис Бингли и говорила о миссис Дарси. Мне, конечно же, очень хотелось бы сказать (сделав это ради ее же семьи), что осуществление самых заветных желаний миссис Беннет, то есть брак ее трех дочерей, произвело свое смягчающее влияние и сделало ее умной, приятной и образованной женщиной на всю оставшуюся жизнь, но нет – она так и осталась безнадежно глупой и время от времени страдала от нервных припадков. От этого ее муж только выиграл, иначе просто не смог бы в полной мере наслаждаться таким неожиданным семейным счастьем.

Мистер Беннет очень скучал по своей второй дочери; его любовь к ней вытаскивала его из дома чаще, чем что-либо другое. Он с удовольствием ездил в Пемберли, особенно тогда, когда его там не ждали.

Мистер Бингли и Джейн провели в Недерфилде всего год. Такая близость к ее матери и к меритонским родственникам была обременительной даже для его легкого характера и для ее нежного сердца. И тогда осуществилась заветная мечта его сестер – он приобрел имение неподалеку от Дербишира; и Джейн, и Элизабет, в дополнение ко всем прочим радостям, оказались всего за тридцать миль друг от друга. Китти – на большую пользу для нее – большую часть времени проводила со своими сестрами. Попав в более изысканное, чем прежде, общество, она значительно усовершенствовалась. Характер Китти был не такой неконтролируемый, как Лидии, и поэтому, избавившись от влияния последней, она – при достаточном внимании и хороших поучениях – стала менее раздражительной, более образованной и не такой скучной. Конечно же, ее всячески старались держать подальше от негативного влияния Лидии, и хотя миссис Викхем и приглашала ее часто приехать к ней и погостить, обещая балы и многочисленных молодых людей, мистер Беннет никогда не давал согласия на поездку.

Мария была единственной дочерью, которая осталась дома. Ей теперь приходилось часто прерывать процесс самосовершенствования, ибо миссис Беннет не хватало компании. Она стала больше бывать на людях, но до сих пор пыталась морализировать по поводу каждого утреннего визита; а поскольку ее больше не угнетало явно невыгодное сравнение своей внешности с внешностью своих сестер, отец начал подозревать, что она тайком радуется произошедшим переменам.

Что касается Викхема и Лидии, то их характеры не претерпели каких-то резких изменений из-за замужества сестер. Викхем философски пережил уверенность в том, что теперь-то Элизабет узнает о его неблагодарности и лживости; но, несмотря на все это, он продолжал надеяться уговорить Дарси отписать ему часть своих денег. Поздравительные письма, которые Элизабет получила по случаю своего замужества, подтвердили, что если не сам Викхем, то, по крайней мере, его жена такую надежду лелеет. Вот о чем шла речь в этом письме:

«Моя дорогая Лиззи,

я желаю тебе радости. Если сила твоей любви к мистеру Дарси может хоть как-то сравниться с силой моей любви к дорогому Викхему, тогда ты – бесспорно счастливая женщина. Приятно думать, что ты так богата, и если тебе нечем заняться, то я надеюсь, что ты подумаешь о нас. Викхем очень хотел бы получить место при дворе, и мне кажется, что нам может не хватить денег, чтобы жить там без посторонней поддержки. Пригодится любое место с доходом в три-четыре сотни в год; однако если тебе не хочется, то с мистером Дарси об этом говорить не надо.

Твоя и т. д.»

Элизабет почему-то очень не хотелось говорить об этом с мистером Дарси, поэтому в своем ответе она попыталась покончить со всякими последующими такими попытками. Однако посильную помощь за счет того, что можно назвать экономией собственных средств, она посылала им часто. Элизабет всегда хорошо понимала, что такой небольшой доход, как у них, да еще и в распоряжении таких двух транжир, которые никогда не думали о будущем, был явно недостаточным для покрытия их расходов; и при каждом переезде они обязательно обращались за помощью или к Джейн, или к ней по поводу «небольшой» помощи в оплате счетов. Их образ жизни, даже после того, как восстановление мира дало им возможность осесть, был крайне неразумным. Они постоянно переезжали с места на место в поиске дешевого жилья и постоянно тратили денег больше, чем следует. Его любовь к ней вскоре превратилась в равнодушие; ее же любовь продержалась немного дольше; но, несмотря на свою молодость и свои манеры, Лидия цепко держалась за репутацию уважаемой замужней женщины.

Хотя Дарси и не желал принимать Викхема в Пемберли, однако он, ради Элизабет, продолжал помогать ему с получением нужных должностей. Лидия иногда приезжала к ним в гости, в то время, когда ее муж развлекался в Лондоне или Бате; а у Бингли они вдвоем часто задерживались так надолго, что на них не хватало даже доброжелательного характера мистера Бингли, и ему часто приходилось даже вслух намекать на то, что пора уже уезжать.

Женитьба мистера Дарси глубоко огорчило мисс Бингли; но поскольку она предпочла сохранить за собой право наносить визиты в Пемберли, ей пришлось забыть обо всех своих обидах. Она еще сильнее полюбила Джорджиану, а к Дарси продолжала относиться почти с таким, как и прежде, рвением и спешила вернуть Элизабет всю ту вежливость, которую она ей должна.

Пемберли стал теперь домом Джорджианы; и отношения сестры и невестки были как раз такими, какими их и хотел видеть Дарси. Они очень понравились друг другу – как и надеялись. Джорджиана в Элизабет души не чаяла, хотя сначала она часто с удивлением, которое граничило с тревогой, прислушивалась к ее быстрой и игривой манере разговора с братом. Она увидела, что он, который всегда вызывал у нее уважение, почти поглощал ее нежное сестринское чувство, запросто может быть объектом веселых шуток. Ее ум получил ранее неизвестный ей опыт. Благодаря подсказкам Элизабет она начала понимать, что женщина может позволять такие вольности со своим мужем, которые не может позволить себе брат с сестрой, которая более чем на десять лет моложе его.