Рексанна Бекнел - Роза Черного Меча

— Любимая. Моя бесценная, единственная любовь… — тихо приговаривал он, склонившись к пышному ореолу волос и прижимая ее к себе.

Розалинда чувствовала, какая дрожь бьет его тело, и понимала, что эта дрожь порождена не только безмерной усталостью, но и чувствами, переполняющими его. Ее руки скользнули по ею влажной от пота коже — и она прижалась к нему еще крепче.

— Я люблю тебя… я так за тебя боялась… я люблю тебя… люблю, — шептала она, задыхаясь. Потом их губы встретились в поцелуе, в котором смешались и пылкая страсть, и светлая нежность, — в поцелуе подлинной любви.

— Тебе придется многое объяснить. И отпусти мою дочь, — потребовал сэр Эдвард; в его голосе слышались растерянность и раздражение. Но Розалинда стряхнула с плеча отцовскую руку, и Эрик укрыл ее защитным кольцом своего объятия.

— Она ваша дочь, это так. Но она моя жена.

Увидев, как ошеломлен отец, Розалинда поспешила подтвердить:

— Это правда, отец. Мы женаты, хотя и по старинному обряду весеннего обручения. И я люблю его.

Сэр Эдвард не отвечал. Его глаза перебегали с Эрика на Розалинду и обратно.

— Вы… вас не могли обвенчать. Кто взялся бы выполнять такую церемонию? Ты простой ратник… — тут он осекся. — Ты сражаешься, как подобает рыцарю. — Он покачал головой и нахмурился. — По-видимому, нам предстоит услышать долгое и нелегкое объяснение всех этих событий, а я целый день провел в седле и устал. Давайте разведем костер и устроимся поудобнее, прежде чем вы начнете свою историю.

Он обернулся к своим спутникам, жестом приказав им позаботиться о трупе Гилберта. Клив двинулся было к Розалинде, но сэр Эдвард решительно покачал головой:

— Оставь их. Собери хвороста для костра и позаботься о лошадях. И постарайся раздобыть какую-нибудь еду. Я не желаю, чтобы меня уморили голодом.

Все разошлись выполнять полученные ими приказы, а Розалинда с Эриком так и стояли, не двигаясь с места. Она с трудом могла поверить, что он наконец принадлежит ей, что он, целый и невредимый, открыл всем тайну их брака — и ничего страшного не произошло! Она подняла голову с его горячего плеча.

— Ты рыцарь, — мягко упрекнула она его. — И все время таил это от меня.

Их глаза встретились. Потом он улыбнулся, и эта улыбка оказалась самым прекрасным из всего, что она видела в жизни.

— Ты призналась в любви ко мне — к человеку, которого считала простолюдином — перед отцом и перед всеми остальными.

Ее губы дрогнули.

— Я люблю тебя, — ответила она чуть слышно.

— Тогда обвенчайся со мной в церкви. Подтверди перед Богом тот обет, который мы дали в день весеннего обручения.

Она тихонько рассмеялась и поднялась на цыпочки, чтобы запечатлеть на его губах торжествующий поцелуй.

— Наш небесный Отец наверняка был с нами на том ужасном помосте у виселицы. Чтобы угодить тебе, и отцу, и всем прочим, я повторю свои обеты в церкви. Но знает Бог — и я тоже это знаю, — что мы с тобою уже муж и жена. Отныне и навсегда.

Весеннее солнышко пригревало двух разомлевших гончих. Их бока поднимались и опадали в мирной дремоте; судя по тому, как подергивались время от времени их лапы, словно они бежали по земле, им грезились упитанные, сочные зайцы.

Когда раздался пронзительный боевой клич расшалившегося ребенка, обе собаки мигом вскочили и насторожились. Однако они быстро сообразили, что их сон был прерван маленьким крепышом, который повязывал им вокруг шеи ленты своей матери, пытался Кататься на них верхом и порой делился с ними своим ужином, поэтому они, лениво поворчав для порядка, снова разлеглись на земле и погрузились в свои собачьи сны.

Солнечные лучи, заливавшие ярким светом уютный уголок двора замка — Сад Радости, — столь же щедро освещали и человека, который с нескрываемым удовольствием созерцал открывшуюся его взгляду картину. Сэр Эрик лорд Стенвуд-Касл, широкими шагами приближался к саду, не слишком прислушиваясь к тому, что спешили доложить ему сенешаль и дворецкий, с трудом поспевавшие за ним.

— …Депеша насчет податей с ленных владений…

— Да, да, Седрик, Ты просто подсчитай, сколько следует уплатить, а я позднее просмотрю твои записи.

Эрик жестом отослал управляющих, не отрывая взгляда от женщины, которая легкой походкой шла вдоль живой изгороди из роз, окружающей хорошо ухоженную лужайку с грядами трав и цветов. Как всегда, завидев ее, он ощутил, как она ему необходима… и какой несказанной радостью полнится душа: ведь его не было в Стенвуде целых четыре дня.

Он медлил, наслаждаясь мирной картиной, радующей глаз, звуками и запахами места, которое за пять минувших лет стало его домом. До него долетело благоухание роз — аромат, в его воображении навечно связанный с Розалиндой. Незамеченный ею он наблюдал, как она срезает розы для букета. Маленький Уайетт носил за ней уже наполненную цветами корзинку. Поодаль, на расстеленном пледе, дремал сэр Эдвард в обществе малышки Лауреллы.

Эрик созерцал идиллическую сцену, едва ли не дивясь силе собственных чувств.

— Что же вы колеблетесь? — прервал размышления Эрика звучный молодой голос. — Если вы не спешите ее приветствовать, так я могу вас и не дождаться. И тем самым, как я полагаю, разрушу ваши планы, судя по тому, что вы едва не загнали лошадей по дороге из Лондона, лишь бы поскорее вернуться домой.

Эрик состроил зверскую гримасу, но притворная ярость тут же сменилась самой чистосердечной улыбкой.

— Смотрите-ка, стоит посвятить человека в рыцари, и он сразу где-то набирается дерзости и высокомерия. Потерпите минутку, и я вас ей представлю, сэр Клив.

Уайетт первым заметил отца, шагающего по двору по направлению к ним.

— Папа! Папа!

Корзинка с розами немедленно была забыта. Со счастливым смехом он помчался через лужайку со скоростью, на которую были способны крепенькие ножки четырехлетнего ребенка.

— А вот и мой мальчик! — Эрик высоко поднял Уайетта и, к полнейшему восторгу последнего, перекувыркнул его в воздухе. Он тут же был вознагражден: руки малыша крепко обняли отцовскую шею, и Эрик с удовольствием вдохнул исходивший от ребенка запах-задах земли и роз. А потом Уайетт прижал ладошки к щекам Эрика.

— Почему тебя так долго не было? — упрекнул он отца.

Светлые брови мальчика сердито опустились — совсем как у Эрика, когда тот бывал чем-либо недоволен. Сходство оказалось столь разительным, что Клив невольно рассмеялся.

— Я вернулся, как только смог. — Эрик тоже не удержался от смеха. — Но скажи мне, сын мой, ты хорошо заботился о нашем доме, пока Клив и я были в отъезде? Здорова ли твоя маленькая сестра? А мама?