Лесли Пирс - Помни меня

Эти мысли приходили к ней не только тогда, когда она была одна. Она могла ехать в кэбе с Босвеллом, увидеть мать с ребенком и почувствовать резкую боль в сердце. Когда Мэри видела маленьких девочек возраста Шарлотты в лохмотьях на улицах, в ней поднималась волна возмущения против общества, которое так мало заботилось о своих самых маленьких гражданах.

А еще ей безумно не хватало Джеймса, Сэма, Ната и Билла, не только из-за их поддержки и объединявших их воспоминаний, но и из-за положения, которое она занимала в их группе. Она была лидером, и друзья ценили ее ум, практичность и знания. За стенами Ньюгейта Мэри производила странное впечатление, и люди смотрели на нее сверху вниз, будто бы она была слабоумной.

Но дни шли, и Мэри постепенно приспосабливалась. Она смирилась с тем, что ей придется научиться снова жить с нормальными людьми, вести светские беседы и освоить особенности женского поведения.

Мэри нашла в себе смелость переходить оживленные дороги, петляя среди экипажей. Она научилась пользоваться вилкой, тренируясь дома, и укладывать наверх волосы, как научила ее госпожа Вилькс. Она даже освоила самостоятельное зашнуровывание корсета.

Госпожа Вилькс была такой доброй, хорошей женщиной. В свои сорок лет она была достаточно старше Мэри, чтобы относиться к ней по-матерински, но и молодой, чтобы понимать, какой неполноценной и сверхвосторженной Мэри иногда себя чувствовала. Госпожа Вилькс призналась, что временами находила господина Босвелла слишком высокомерным, но объясняла это его воспитанием и славой писателя. Она иногда заваривала чай и приглашала Мэри посидеть с ней в кухне, чтобы расспросить ее обо всех тревогах.

Госпожа Вилькс объясняла Мэри все, о чем той было неудобно спросить у Босвелла. Она понимала, почему Мэри не нравилось быть забавным экспонатом для его друзей, и подсказала пути, с помощью которых Мэри могла бы дать ему это понять. Но прежде всего, госпожа Вилькс понимала, как странно было для Мэри вдруг оказаться в несвойственном ей общественном положении.

— Это не должно вас погубить, — предостерегла она. — Учитесь как можно большему, наблюдая и слушая. Пользуйтесь своей славой, не думая о том, как долго это продлится. После того, через что вы прошли, вы этого заслуживаете. Но прежде всего, Мэри, не теряйте вашей храбрости, именно это делает вас такой привлекательной.

Госпожа Вилькс угощала Мэри чаем и советами, пичкала ее солодом, заставляла пить лимонный сок, чтобы отбелить цвет лица, и ходила с ней по магазинам за одеждой. Босвелл думал, что он единственный, кто учит Мэри, как стать тем, что он называл «средним классом». Это было большим шагом вперед по сравнению с ее бедными, но уважаемыми корнями. Но на самом деле главной учительницей Мэри была госпожа Вилькс.

И все-таки наряду с приступами боли и неуверенности Мэри испытала много радостных, счастливых моментов. Мэри побывала в Тауэре и видела там львов, она посетила Сен-Поль и Памятник, рассматривала королевские дворцы и была у речки, ведущей в Гринвич. Ей полюбились парки, переполненные магазины в Стрэнде и рынки, и ей просто нравилось смотреть на все эти красивые строения. Обычно именно Босвелл возил ее осматривать достопримечательности, но она и сама любила открывать новые места. Ему, конечно, требовался кэб, потому что он уже начинал стареть, но Мэри любила ходить пешком, останавливаться и глазеть на людей, на уличные сценки и на дома.

Сейчас, месяц спустя после освобождения, Мэри, вероятно, могла кого-то ввести в заблуждение и заставить думать, что она всегда жила такой жизнью. Мэри каждый день видела бедных людей, подметающих улицы, торгующих цветами и просящих милостыню на углу, и очень хорошо отдавала себе отчет в том, что эта комфортная жизнь, в которую она окунулась скорее по везению, чем по собственной инициативе, была непрочной. И Мэри понимала, что ей нужно найти какой-то способ укрепить свое положение.

Она была слишком проницательной, чтобы верить, что пара красивых платьев даст ей возможность найти хорошее место. Люди хотели, чтобы у них в доме служили молодые горничные. Они хотели иметь настоящих поваров, способных справиться с большими зваными обедами, а не кого-то, кто приобрел опыт, бросая все, что относительно съедобно, в один горшок на огне. Экономки должны знать обо всем: от того, как держать в порядке льняное белье и столовое серебро, до ведения счетов. Мэри всего этого не умела, и у нее не было рекомендаций. Чем больше она присматривалась к обстановке, тем лучше понимала, что у женщин вообще небольшой выбор работы.

Даже госпожа Вилькс, которую Мэри считала аристократкой, была вынуждена держать пансион. Она овдовела десять лет назад, и, когда иссякли те немногие деньги, которые у нее оставались, она получила место компаньонки-экономки у пожилого джентльмена в том же доме на Литл Титчфилд-стрит. Когда он умер, оставив деньги своему племяннику, госпожа Вилькс унаследовала его дом со всем имуществом. Она сдавала комнаты жильцам, и только таким образом ей удалось остаться в доме, который она уже успела полюбить.

Совет госпожи Вилькс по поводу того, как решить проблемы Мэри, был один — брак. Она намекнула, что Босвелл мог бы стать идеальным мужем. В конце концов, он был обеспеченным человеком и вдовцом и обожал ее.

Случались редкие минуты, когда Мэри задумывалась над этим. Ей очень нравился Босвелл, он был добрым, забавным и щедрым. Но к несчастью, она понимала, что никогда не ляжет с ним в постель по доброй воле. Он старел, толстел, и у него были гнилые зубы. Но он был очень умным человеком и делал все для своих детей, так что он, безусловно, не рискнул бы вызвать их неодобрение, сойдясь с бывшей заключенной, которая еще не доказала своей любви и страсти к нему.

— Я думаю, я бы хотела снова жить у моря, — сказала Мэри, когда они переходили маленький мостик через озеро. Лондон волновал ее, но она часто ловила себя на том, что тоскует по безмятежности вереска, свежему ветру с моря и более спокойной жизни.

— Тогда, наверное, мы должны связаться с вашей семьей, — сказал Босвелл. — Вы ведь помните, я встречался с преподобным Джоном Бэроном из Лоствителя, когда был в Корнуолле. Какой хороший человек!

Мэри кивнула. Босвелл упоминал о нем, но, поскольку она ездила в Лоствитель только два раза в своей жизни, она не была с ним знакома.

— Он бы зашел к вашим родителям, если бы я попросил его, — продолжал Босвелл. — Написать ему? Он очень вам сочувствует.

— Боюсь, что они укажут ему на дверь, — проговорила Мэри печально. Она слишком хорошо помнила, как мать громко заявляла свое мнение о тех, кто преступал закон. Мэри подумала, что Грейс, наверно, невероятно стыдится дурной репутации своей дочери. Ей не понравится священник, который будет просить за ее дочь, чтобы она простила и забыла ее прегрешения. Наоборот, это могло бы еще больше настроить ее против Мэри.