Роузи Томас - Кашемировая шаль

— Значит, они вернулись в Кашмир?

— Да. Вскоре после того, как был сделан этот снимок. Где-то в середине семидесятых, тогда еще не наступили плохие времена. Вначале повстанческое движение, а потом война. Ты и сама видела, во что превратился Кашмир.

Меир видела.

— Шринагар стал опасным местом. В конце концов они переехали в Дели. Захра преподавала европейские языки в одном из университетов.

— Она вышла замуж?

Бруно улыбнулся и одним глотком допил шнапс.

— Да. У нее три сына. Один, кажется, стал пилотом, второй — программистом, третий — архитектором.

Меир тоже улыбнулась:

— Как замечательно!

— Да. Я очень жалею, что не смог навестить ее в Дели.

Желтый свет лампы создавал глубокие тени на лице Бруно. В наступившей тишине они слушали, как под порывами ветра скрипит старый дом. Казалось, они плывут на корабле. Бруно смотрел на фотографию Лотос.

— Через неделю будет год, как ее не стало.

Меир тихо спросила:

— Ты останешься здесь? Один?

— Мне не нужна компания.

— Бруно…

— Я знаю, она умерла и ничто не вернет ее. И те, кто продолжают жить, должны научиться обходиться без нее. Я справлюсь, Меир. Но должно пройти время, и мне понадобится вся сила воли. — Он положил голову на руки, запустил пальцы в волосы. Его голос звучал глухо: — Жизнь отнимает у меня слишком много сил. Надо вставать, есть, чтобы прожить еще один день и снова уснуть. Снова и снова. Это невыносимо — жить, когда Лотос мертва.

Меир встала и подошла к нему. На этот раз она не стала сдерживаться и положила руки на его поникшие плечи.

— Ты все делаешь правильно, ты самый мужественный человек из всех, кого мне доводилось встречать. Если тебе захочется поговорить с кем-нибудь, я всегда буду готова выслушать тебя. В Ламаюру я все видела своими глазами. Мне ничего не нужно объяснять.

Она имела в виду, что ей не нужно рассказывать, как произошел несчастный случай, но он вздрогнул под ее руками.

— Она была такой невинной и такой любопытной! Она доверяла мне, а я не смог ее защитить. У меня до сих пор это в голове не укладывается.

— Не нужно терзаться. Это просто ужасный несчастный случай.

Его плечи задрожали, Меир тоже плакала. Она не отходила от него. Потом Бруно поднял голову, и Меир немедленно вернулась на свое место. Ее руки все еще ощущали тепло его кожи, прикосновение его густых волос. Она села на стул, в последний раз взглянула на фотографию Захры и закрыла альбом.

— Я слышал, как бьется твое сердце, — сказал Бруно.

Он посмотрел на нее, и Меир прочитала на его лице проблеск надежды. Тихим, едва слышным голосом он добавил:

— Сердце другого человека.

Он потянулся за бутылкой и снова наполнил стаканы.

— Давай поговорим, — сказал он. — Мы же можем поговорить? Честно признаться, я удивлен. Сегодня был неплохой день, мне понравилось. Я уже и забыл, как это — разговаривать с другим человеком, который слушает и понимает, что ему говорят. Я привык к бесконечным монологам в своей голове. Слишком долго я был наедине с собственными мыслями. Но я не хочу говорить о Ло. Может быть, потом, если захочешь выслушать, но не сейчас. Тебя это устроит, Меир?

Бруно говорил твердо, словно отдавал себе приказ. Очевидно, он принял важное решение.

— Да, — ответила Меир. — Меня все устраивает. Расскажи о Прите и Захре. Какие у них были отношения? Они были близки?

Он несколько секунд прислушивался к вою ветра, потом уселся поудобнее и приготовился рассказывать. Меир успокоилась, дыхание у нее выровнялось.

— Да. Но без разногласий не обходилось. Захра принадлежала к поколению моего отца, она придерживалась современных взглядов, а Прита оставалась верной старым традициям. Потом я понял, что они по-настоящему преданы друг другу. Они несколько раз приезжали в гости к моему дедушке. Мне было лет десять, но я хорошо помню вкус индийских сладостей, которые мне привозила Прита. Захра научила меня нескольким словам на урду.

— Захра знала о своем происхождении?

— Да. Прита ничего не скрывала он нее. Захра знала, что ее в Шринагаре удочерили миссионеры.

— Из миссии моего деда, — вставила Меир.

Они посмотрели друг на друга. Две части истории сошлись в одно целое, сложились, как две скорлупки грецкого ореха.

— Муж и сын Приты погибли. Ее сын и Захра были одного возраста. Будучи законной женой Райнера, она смогла получить в Швейцарии наследство. Как удалось вывезти девочку и скрыть то, что она незаконнорожденная, не знаю. Вероятно, не обошлось без какого-нибудь трюка Райнера. Если твои предположения верны, вырисовывается именно такая картина. В конце концов Прита стала гражданкой Швейцарии. Все, кто их знал, считали, что Прита и Захра — мать и дочь. — Бруно замолчал на несколько секунд, потом добавил: — Между ними всегда были замечательные отношения.

У Меир была своя версия. Она считала, нет, она знала наверняка, что биологическая мать Захры живет размеренной жизнью в предместье Шринагара. Нужно ли рассказать им правду? Имеет ли она право вмешиваться в жизнь чужих людей? Благодаря Бруно головоломка сложилась. Но у нее по-прежнему не было доказательств, только предположения, пачка писем, прядь волос и кашемировая шаль. А напротив нее сидел мужчина, который потерял дочь. Когда-то Кэролайн Боуэн переживала то же самое, полагая, что ее ребенок погиб. Бруно страдал. Возможно, шестьдесят лет умерили боль Кэролайн, но она тридцать лет провела в сумасшедшем доме. Меир выпрямилась. Нет, она не имеет права сохранять такую важную информацию в тайне.

— Я хочу вернуться в Индию и навестить их, — сказала она. — Пожалуйста, дай мне адрес Захры.

Бруно ничего на это не сказал, он неотрывно смотрел на лампу. Меир ждала. Потом тихо спросила:

— Может, мы поедем вместе? Ты этого хотел?

Он посмотрел на нее. Меир разглядела что-то новое за хмурым взглядом и плотно сжатыми губами. Это был страх. Бруно боялся покинуть свою скорлупу, свое уютное убежище в горах и снова предстать перед миром. Он потряс головой.

— Я смогу тебя отговорить? — спросил он.

— Нет, — уверенно сказала она. — Думаю, у тебя не получится. Но эта история не только моя, она наполовину принадлежит тебе. Я хочу услышать твою часть истории.

— Я больше ничего не знаю.

Он обманывал, у него все было написано на лице. Но он не хотел, чтобы внешние проблемы пробили его защитную оболочку. Он боролся с собой. Дождь гулко забарабанил по крыше дома.

Меир вымыла стаканы, поставила их на полку и поднялась в свою спальню. Бруно все это время продолжал сидеть за столом. Она уже легла, когда дверь приоткрылась и раздался его тихий, но уверенный голос: