Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение

— Тебе нужно отдохнуть. Отправляйся домой.

Сара протянула маленькому Вилли руку и сказала:

— Отведи меня к карете. Я не помню, где она.

Малыш вопросительно посмотрел сначала на маму, потом на бабушку. Они обе знаками ему показывали, что он должен сделать так, как она хочет. Вилли взял Сару за руку, и они пошли вниз.

— Скажи дворецкому на входе, чтобы подогнал все наши кареты, и с тетей Сарой подождите нас внизу, — крикнула Эстер вдогонку.

Все вместе спешно принялись одевать детей. Кому-то, как всегда, захотелось в туалет в последнюю минуту. Пришлось отвести детей вдоль по коридору в смежную с ванной комнату. Тем не менее, сборы были недолгими. Эстер уже застегивала пальтишко последнему, самому маленькому из детей, как вдруг дверь отворилась, и на пороге появился Вилли. Он был растерян и несколько озадачен.

— Тетя Сара села в коляску и сказала кучеру, чтобы отвез ее домой. А меня с собой не взяла.

На секунду все оцепенели, словно не вполне осознавая смысл сказанного. Первой сорвалась с места Эстер. Она подбежала к окну: экипаж уже скрылся из виду. Эстер разволновалась и засуетилась. Летисия напрасно пыталась ее успокоить.

— Она просто хочет немножко побыть одна, чего же тут беспокоиться. Кучер довезет ее до дома, а там экономка присмотрит.

— Да в том-то и дело, что не присмотрит, — говорила Эстер через плечо. Оборачиваться было не удобно: все спускались по лестнице вниз, и Эстер держала за руки двух малышей.

— Питер и Сара сегодня собирались ужинать у меня, поэтому всех слуг с утра отпустили. Сара так редко выезжает в город, мы хотели отпраздновать, ведь для нее это целое событие. Питер еще в мастерской, в доме нет ни одной живой души.

Эстер не помнила еще такого долгого и утомительного путешествия. Экипаж был переполнен, кроме Эстер и Энн-Олимпии в нем были все шестеро детей — было страшно тесно. Домой заезжать не стали. Эстер приказала гнать сразу в дом к Питеру. У ворот они с Энн-Олимпией вышли из кареты и наказали кучеру отвезти детей к няне, а потом позвать из мастерской Питера.

Эстер взбежала по ступеням на крыльцо и несколько раз громко стукнула в дверь медным кольцом. Тихо. Эстер боялась высказывать вслух свои опасения, но судя по серьезному виду невестки, та уже обо всем догадалась. Обе молчали. Эстер постучала еще раз. Ответа не было. Тогда она приникла губами к замочной скважине и крикнула:

— Сара, это я. Открой мне.

— Я посмотрю, может, сзади дома какое окно открыто.

Энн-Олимпия обежала вокруг дома. Все окна были закрыты. Не раздумывая, она схватила первый попавший под руку камень и высадила стекло. Дальше уже было проще: она сунула в дыру руку, убрала задвижку и распахнула обе створки. Подоткнув юбку, чтобы не мешала вскарабкаться на подоконник, Энн, наконец, очутилась внутри. Первым делом она открыла входную дверь и впустила свекровь, затем заглянула в гостиную — на шахматном столике лежал кухонный нож, рядом шляпа Сары с цветастыми лентами, чуть дальше, на самых ступенях лестницы — ее пальто.

— Слава Богу, мы вовремя! — выдохнула Эстер, торопливо вслед за Энн поднимаясь наверх.

Сару они нашли быстро. Она забилась в самый угол огромного шкафа, в котором хранили белье. Эстер стала рядом с ней на колени и тихо сказала:

— Давай, я отведу тебя в постель, Сара. У тебя был трудный день сегодня. Тебе надо отдохнуть. Вот поспишь, и станет легче.

Сара не отвечала. Эстер осторожно взяла ее за подбородок и наклонила голову к себе. Сара открыла глаза и тупо уставилась в одну точку пустым и бессмысленным взглядом.

Эстер почувствовала, как по спине пробежали мурашки:

— Нет, только не это! О, бедная моя девочка! Неужели я тебя не уберегла!?

Она, наверное, хотела перерезать себе вены и нож уже приготовила, думала Энн-Олимпия, помогая Эстер поставить на ноги вялое и безвольное тело Сары. Однако судьбе угодно было распорядиться иначе, и спасительное забвение обволокло воспаленный мозг Сары, отгородив ее плотной стеной неведения от смертельного ножа, а заодно и от всего остального мира. В то время как с Сары снимали одежду и надевали ночную сорочку, она ни разу не шелохнулась, стояла, словно большая кукла, без движения, без слов, без эмоций. Эстер была скупа на слезы, но и у нее глаза были влажными — она даже не замечала этого. Энн-Олимпия быстро прибралась в комнате, стараясь повернуться спиной к Эстер, которая расчесывала Саре волосы. Наконец они уложили ее в кровать и укрыли одеялом. Неожиданно для обеих вдруг раздался стук в дверь.

— Это не Питер, — сказала Энн-Олимпия. — Я точно помню, что оставила дверь открытой.

— Я схожу посмотрю, кто это, — сказала Эстер и, вытирая слезы, спустилась в гостиную. За дверью стоял кучер, которого отослали с детьми.

— Господина Питера нет, мэм. Он уехал к своему клиенту еще утром и пока не возвращался. Господин Джонатан обещал сразу же послать его к вам, как только вернется.

Эстер закрыла дверь и бессильно прислонилась к ней спиной. В дом пришла беда. И, кто знает, какие еще удары судьбы предстоит вынести! Эстер почувствовала страшную усталость, кружилась голова, подкашивались ноги. Силы, казалось, оставляют ее. Эстер решительно выпрямилась, расправила плечи и медленно пошла к лестнице. В гостиной бросила мимолетный взгляд на шахматный столик. Ножа уже не было. Энн-Олимпия унесла его на кухню. Эстер хотелось верить, что у Сары только шок — она отоспится хорошенько, придет в себя, и они опять заживут по-старому. Однако здравый смысл подсказывал, что этого никогда больше не случится. Так захотелось заплакать, излить душу, но нельзя. Она должна быть сильной. Как всегда в трудную минуту помочь остальным, а не самой ждать помощи. Она теперь глава семьи вместо Джона.

Энн-Олимпия сидела на краешке кровати.

— Сара заснула.

— Слава Богу.

Эстер тяжело опустилась рядом с Энн-Олимпией, пожалуй, слишком тяжело, и тут же поймала на себе сочувствующий взгляд невестки. Неожиданно волна благодарности к этой молодой женщине, которая разделила с ней весь ужас и всю тяжесть этого последнего часа, захлестнула душу Эстер.

— Не знаю, что бы я без тебя делала, Энн-Олимпия.

— Не я, так Элис или Летисия были бы с вами.

— Не в этом дело. Сегодня ты мне ближе любой дочери, — самый родной на свете человек. У нас с тобой были какие-то ссоры, разногласия. В чем-то и я была неправа. Надеюсь, теперь это все в прошлом.

Энн-Олимпия опустила голову и долго смотрела на свои руки, сложенные лодочкой на коленях. Казалось, она колеблется, сомневаясь, стоит ли говорить? Наконец, невестка снова подняла голову и посмотрела на Эстер: