Персия Вулли - Гвиневера. Осенняя легенда

Последовало долгое молчание, во время которого Моргана продолжала меня рассматривать. Теперь она полностью владела ситуацией, и я гадала лишь об одном; какая будет названа цена.

– И что взамен? – еле слышно спросила я.

– Нечто такое, что можешь дать только ты. – Она водила пальцем по краю чашки, которую держала в другой руке. – Да, мы можем заключить соглашение, в обмен на мою помощь ты сделаешь то, что не требует согласия Артура.

Я едва дышала, а Моргана продолжала поигрывать чашкой. Наконец, полностью владея собой, она благосклонно посмотрела на меня.

– Клянусь защищать Артура всеми доступными мне средствами. Клянусь, что попытаюсь уговорить Мордреда отказаться от сражения. Если потребуется, буду лечить раны Артура… Все это я обещаю, если ты отречешься от титула верховной королевы Британии.

– Что?! – Я не поверила собственным ушам, и мое хладнокровие разлетелось вдребезги. Моргана смотрела на меня в упор.

– Никогда! – от потрясения я вся содрогалась. – Не могу же я вот так… подняться и бросить свой народ.

– Конечно, можешь. Ты уже бросила его, когда бежала из Карлайла. И потом, когда ради Ланселота отреклась от своего положения в Регеде. Наверное, ты способна даже желать этой войны: ведь если Артур погибнет, Ланселот возвратится в Британию. Конечно, если Мордред не убьет и его. – Казалось, она забавляется, рисуя такое чудовищное будущее. – В конце концов, все зависит от того, насколько ты хочешь, чтобы каждый из них остался в живых. – Верховная жрица поставила чашку на стол и красноречиво пожала плечами.

В бешенстве от ее предложения, разъяренная ее нападками и не в состоянии что-либо сделать, я ощущала себя загнанным в угол зверем.

– Мне некуда уйти, – я решила потянуть время, – разве что Увейн позволит мне жить в Регеде.

– Пользующейся успехом у народа королеве, лишь недавно сложившей с головы венец? Нет, милая. Увейн очень похож на отца, но не настолько туп, чтобы допустить это. – Голос Морганы стал совершенно бархатным. – Я позабочусь о том, чтобы Артур не погиб в том случае, если ты подпишешь документ, что оставляешь двор и уходишь жить в монастырь.

– В монастырь? – меня захлестнула волна паники, и я сказала первое, что пришло мне на ум: – Я ведь даже не христианка.

– Я думаю, это можно уладить, коль скоро ты дашь обещание до конца жизни не покидать стен обители. До самой смерти. А штрафом за нарушение клятвы послужит жизнь Артура.

«Ужасная резня…» – предупреждала Нимю. Потоки крови и невзгоды гражданской войны, которую я так давно всеми силами пыталась предотвратить. Что бы я ни предприняла, призрак поднимется вновь и обвинит меня в смертях и в том, что я знала, как их избежать.

Но добровольно, сознательно на всю оставшуюся жизнь похоронить себя за стенами монастыря казалось мне еще страшнее, чем взойти на костер. Мысль лихорадочно металась в голове, пытаясь найти выход из ловушки.

А Моргана тихо сидела и смотрела, как во мне борется любовь к свободе с любовью к Артуру. И не сомневалась в итоге борьбы.

– А если я соглашусь, каковы гарантии, что ты поступишь так, как обещаешь? – Я ухватилась за последнее, надеясь хоть что-нибудь выторговать в сделке.

Госпожа озера откинула голову и окинула меня высокомерным взглядом:

– Я – дочь своего народа и никогда не лгу, – объявила она, и фраза прозвучала, как в устах Гавейна. – Конечно, – добавила верховная жрица и поднялась на ноги, – если не хочешь, поступай как знаешь. Но тогда мне нужно спешить к Мордреду. Он ждет моего ответа.

Я собрала последние капли силы и достоинства, которые во мне еще остались, и поднялась, чтобы взглянуть родственнице прямо в лицо. Так мы стояли друг против друга, и неприкрытый страх и неприязнь разделяли нас. Наконец я кивнула головой.

– Я уйду в монастырь на Чилтерн-Хиллз, – отчетливо и медленно проговорила я, и мир сжался вокруг меня.

– Хорошо. Отречение начнешь писать немедленно, а как только кончишь, отправишься в святую обитель, – распорядилась верховная жрица. – Мой защитник тебя проводит, чтобы убедиться, что ты добралась… благополучно… – Моргана помолчала и уперлась глазами в золотой обруч на моей шее. – По праву это должно принадлежать мне.

– Это свадебный подарок Игрейны, – возразила я и машинально потянулась рукой к торку. Но верховная жрица меня опередила: рванула перевитые золотые жгуты, которые с незапамятных времен символизировали свободу. Они смялись, потеряли форму и, оцарапав мне кожу, соскочили с шеи.

Не сказав больше ни единого слова, Моргана повернулась на каблуках и вышла прочь, а я осталась стоять, где стояла, женщина, лишенная и прошлого, и будущего.

Итак, свершилось. То, что я считала делом дипломатического торга, обернулось личной местью госпожи озера. А сделка, которую я заключила, чтобы спасти жизнь Артура, стала соглашением, которое погубило мою собственную жизнь.

Я размышляла, узнает ли он о последнем даре моей любви?

С сухими глазами я стояла у единственного входа в монастырской стене, а помощник Морганы воспользовался рукоятью меча, чтобы дотянуться до молотка.

Дверь была прочной, дубовой, обшитой металлическими полосами. На высоте головы в нее было врезано окошечко, благодаря которому узнавали посетителя. Из него-то и высунулась в ответ на наш стук молодая скромная послушница. Но она не располагала властью нас пустить, и мы ждали, пока она не сбегает за старшей монахиней. Вопросам безопасности здесь уделяли самое пристальное внимание.

Когда в монастыре решили, что угрозы мы не представляем, оттуда долго слышался скрежет металла о металл – это отпирали замок.

– Ах, вы хотите видеть аббатису, – отозвалась сестра, когда я спросила Бригиту. – Как мне передать, кто к ней пришел?

– Гвенхвивэра из Регеда, – ответила я. – Скажите, пришла Гвенхвивэра.

Монахиня критически меня оглядела, остановив взгляд на меховой оторочке плаща и мягких сапогах. Но такую одежду могла носить любая благородная дама. Даже если она меня и узнала, то не подала виду. Не было смысла нарушать покой святой обители, объявляя, кто я есть или, вернее, кем я была.

Послушница убежала за моей молочной сестрой, а я ждала, и сердце было готово вырваться из груди. Карлик Морганы демонстративно встал между мной и дверью и принялся постукивать по ладони рукояткой верховой плети. Наконец в конце коридора возникло движение, раздался звук направляющихся в нашу сторону шагов.

В комнату ворвалась Бригита – головной покров летел за ней по воздуху, рыжие волосы прядями выбились из-под него.

– Хвала Пресвятой Матери, это ты! – воскликнула она и так радостно заключила меня в объятия, как будто больше не надеялась увидеть.