Бертрис Смолл - Рабыня страсти

Корабль, на котором плыла Зейнаб в окружении судов поменьше, вошел в гавань Танджи. Скрываясь за занавесками в своей каюте, Зейнаб жадно вглядывалась в берег. Карим не приехал… Он наверняка в печали: да оно и понятно, ведь калиф прислал ему какую-то невесту, которая нужна ему как собаке пятая нога! Зейпаб улыбнулась собственным мыслям. Она заметила на берегу Аллаэддина-бен-Омара в сопровождении правителя Танджи.

— Наджа! — обратилась она к молодому евнуху. — Вон тот великан с роскошной черной бородой — это Аллаэддин-бен-Омар, визирь князя.

— Так это муж Омы! — понял Наджа. — Он очень хорош собою.

— Да… — улыбнулась Зейнаб. — Так вот, Наджа: когда он примется выпытывать у тебя, как меня зовут, — делай что хочешь, но не называй ему моего имени! Мне ужасно любопытно, узнает ли он меня… — Она лукаво хихикнула. — Думаю, Аллаэддин-бен-Омар меньше всего на свете ожидает увидеть именно меня, Наджа. Он, скорее всего, немного заинтригован…

— Такою я никогда не видел тебя прежде, моя госпожа, — с изумлением произнес Наджа. — Что с тобою? Зейнаб положила руку на плечо евнуха:

— Я вновь стала свободной, Наджа, и я еду к человеку, которого давным-давно любила и люблю… — Она кликнула Раби. — Принеси-ка мне, милая, сандаловый ларец с серебряной отделкой.

Когда служанка поспешила исполнить приказание, Зейнаб открыла ларчик и извлекла оттуда три пергаментных свитка с печатями трех разных цветов.

— Подойдите все сюда, — сказала она слугам. Потом вручила каждому по свитку: с печатью темно-зеленого цвета — Надже, с красной печатью — Аиде, и с синей — Раби.

— Перед самым отплытием из Кордовы я ходила к кади и официально освободила всех вас, — объявила им Зейнаб. — Это ваши вольные. Надеюсь, вы станете продолжать служить мне, но, если у кого-то из вас есть другие планы и надежды, я с радостью отпущу любого. Для меня было очень важно, чтобы все те, кто делил со мною рабство, разделил и мою свободу, и мое счастье.

Все трое были глубоко потрясены и на какое-то время онемели.

— Госпожа! — заговорил наконец Наджа от имени всех. — Мы ничем и никогда не сможем отблагодарить тебя за этот благословенный дар и великую милость. Что же до меня лично, я буду вновь преданно и верно служить тебе — лучшей хозяйки мне все равно не сыскать, — И я не желаю готовить ни для кого, кроме тебя, госпожа моя! — воскликнула Аида со слезами в черных круглых глазах.

— И я тоже остаюсь, — старательно и медленно выговорила по-арабски Раби, а продолжала уже на родном своем языке. — Ты добрая и милостивая леди, а в Аллоа, на родине, не видать бы мне лучшей доли! Там я жила бы в нищете, а закончила бы подзаборной шлюхой, отдаваясь за кусок хлеба…

— Спасибо вам! — просто ответила Зейнаб. — Наджа даст вам подробнейшие инструкции до выхода на берег. Скорее всего, мы проведем ночь тут, в Тандже, а наутро отправимся в Алькасабу Малику. А теперь, Раби, подай-ка мой яшмак — визирь вот-вот будет здесь.

Наджа быстренько объяснил двум женщинам, как им следует вести себя, а потом Раби помогла Зейнаб надеть розовато-лиловое платье с длиннейшими рукавами и плотным капюшончиком, закрывающим лоб по самые брови, а затем приладила шелковую вуаль, совершенно скрывшую лицо госпожи. Видны были одни лишь глаза… Непрозрачная вуаль не позволяла разглядеть черты молодой женщины.

Тут послышался стук в дверь, и Наджа поспешил отпереть.

— Я Аллаэддин-бен-Омар, Великий Визирь Князя Малики, — отрекомендовался вошедший. — Я послан, дабы почтительнейше приветствовать княгиню.

Наджа склонился перед визирем, одновременно изящным движением руки приглашая того пройти в каюту.

— Госпожа! — обратился он к Зейнаб, глаза которой были скромно потуплены. — Это посланник князя.

Она грациозно кивнула.

— О госпожа! — начал визирь с глубоким поклоном. — Меня послал мой господин, чтобы сопровождать тебя в твой новый дом. Поскольку до него три дня пути, мы эту ночь проведем в Тандже — ты сможешь отдохнуть в удобных покоях перед новой дорогой. А теперь разреши мне проводить тебя к носилкам. Там достаточно места и для твоих служанок.

— Госпожа благодарит тебя, — быстро заговорил Наджа. — Она просит у тебя прощения, великий визирь. Она женщина очень скромная и поклялась, что как звук ее голоса, так и ее имя услышит первым лишь ее жених. Посему она и молчит, но надеется, что все поймут ее и простят.

— Как это тонко, изысканно и очаровательно, — сказал визирь, подумав про себя, что это еще и по меньшей мере странно… А этот вежливый молодой евнух говорит так серьезно… — Тогда сойдем на берег, — вздохнул Аллаэддин-бен-Омар: добавить ему было нечего.

Правитель города приказал предоставить княжеской невесте роскошные апартаменты за пределами своего гарема, что несказанно успокоило и обрадовало Зейнаб. Она страшилась, как бы кто-нибудь из жен или наложниц наместника не узнал ее — ведь она уже прежде один раз была здесь…

— Договорись, чтобы я могла выкупаться в бане в полном одиночестве, — попросила она Наджу.

— В этом нет необходимости, хозяйка, — отвечал он. — При твоих покоях есть отдельная баня.

Наджа на службе у Зейнаб отъелся и поправился. Его гладкие розовые щеки лоснились, выгодно оттеняя блеск умных темных глаз. Во всей осанке его появилась некая важность: как-никак он был доверенным лицом весьма значительной персоны.

— Ты очень находчиво все объяснил визирю, — сделала ему комплимент Зейнаб. — Какой ты, оказывается, романтик, Наджа… — Она хихикнула. — Я и впрямь ни с кем слова не скажу, покуда не встречусь с женихом — и до тех самых пор никто не услышит моего имени. Аллах!

Если бы ты владел приемами стихосложения, ты создал бы эпическую поэму — не меньше! — Она от души рассмеялась. — Визирь будет веселиться, когда узнает правду, — он сам любитель доброй шутки! Ну, а теперь в баню, я до смерти истосковалась по душистой водице, а волосы мои насквозь пропитались морской солью…

Она скинула с плеч кафтан на руки подоспевшей Раби.

Ранним утром они двинулись из Танджи в Алькасабу Малику. Пожитки Зейнаб и ее роскошное приданое навьючили на верблюдов, а также погрузили на тележки, запряженные осликами. На визиря все это произвело сильное впечатление.

— Родственники твоей хозяйки на удивление щедры, — шепнул он Надже, который с серьезным видом надзирал за последними приготовлениями.

— О да, мой господин! — Наджа широко улыбнулся.

Зейнаб проследовала из своих апартаментов во двор, где села в крытые носилки. Она вновь с ног до головы была укутана в роскошные ткани и шитые вуали, а голова ее была низко опущена. Аллаэддин-бен-Омар не смог разглядеть не только цвета ее глаз, но даже не уразумел, сколько лет этой женщине и какого она сложения… Его все сильнее разбирало любопытство: какова же из себя молодая княгиня? Ну что же, недолго ждать: когда они достигнут Алькасабы Малики, Ома первым делом наведается к молодой, а дома все ему подробнейшим образом расскажет…