Ферн Майклз - Валентина

– Мне все равно куда, Менгис, – повторила Валентина.

Они ехали до полудня следующего дня и остановились лишь на несколько минут, чтобы утолить жажду, но к вечеру им пришлось сделать привал, чтобы хоть немного поспать. Валентина свернулась калачиком, прижавшись щекой к груди любимого. «Небесное блаженство!» – подумала она и провалилась в глубокий сон.

Менгис легонько встряхнул ее и, поцеловав, помог подняться на ноги.

– Надо ехать. Я слышу стук копыт. Боюсь, каким-то образом Паксону удалось напасть на наш след.

Они выехали из небольшой пещеры, послужившей им прибежищем. Коней они гнали еще один день, пока не добрались до небольшого оазиса.

– Уже недалеко до Багдада, – сообщил Менгис. – В той тайной пещере мы найдем продовольствие и оружие. Не пей много воды, Валентина! – предупредил он. – Потом напьешься. Спустя два часа мы окажемся в безопасности. Но если Паксон нас догонит… Ты же ведь знаешь, что тогда случится? – спокойно спросил Менгис.

Валентина кивнула.

– Я должен буду убить его. В противном случае, он убьет нас обоих.

– Я знаю.

Они продолжили путь, обогнули город Багдад и добрались до реки Тигр, на скалистых берегах которой лишь кое-где росли согнутые ветрами деревья. Вдоль берега тянулись пещеры. Менгис переезжал от одной пещеры к другой, пока не нашел ту, что искал.

Войдя внутрь, они оставили лошадей поблизости от входа, а сами углубились в пещеру. Тщательно замаскировав ветками вход, Менгис зажег несколько свечей и осмотрел припасы.

Валентина изумленно оглядывалась.

– И Саладин еще смел утверждать, что ему не хватает провизии для войска! – удивлялась она.

– Те, кто ввязан в войну, всегда лгут, и Саладин ничем не отличается от английского короля в этом отношении. Впрочем, не важно. Единственное, что имеет сейчас значение, так это возможность спокойно поесть и поспать до утра. А завтра мы примемся ждать Паксона, потому что нельзя постоянно убегать от опасности. Мы должны встретиться лицом к лицу с противником и тем, что нам суждено. Но в любом случае, здесь у нас больше шансов остаться в живых, нежели в Джакарде, где у Паксона полно стражников.

Они насытились сушеными фигами и сыром, опустошили бутылку вина и заснули в объятиях друг друга. Валентина шептала во сне имя Менгиса, и он, улыбаясь, обнимал возлюбленную. Ни нежных поцелуев, ни страстных слов – всепоглощающего чувства умиротворенности было достаточно для ощущения полнейшего счастья.

Позавтракали они вновь сушеными фигами и сыром, и выпили еще одну бутылку вина, а затем сели ждать Паксона, и сидели они, прижавшись друг к другу, и молчали, потому что слова были не нужны.

Спустя несколько часов, уже после полудня, громкий голос позвал:

– Менгис! Ублюдок! Выходи и сразись, как мужчина! Или ты станешь избегать честной битвы, утверждая что не любишь сражения?

Менгис встал, глаза его были печальны. Поединок с братом доставит ему невыразимую боль, он знал это. Взяв копье в руки, Менгис вышел на яркий свет, ведя в поводу коня. На песчаном берегу у кромки воды он взобрался на своего скакуна. Только тогда отыскал Менгис взглядом своего брата.

– Пакс, скажи правду, почему значит для тебя эта женщина так много, что ты готов умереть?

– Валентина предала тех, кто спас ей жизнь, когда она умирала. Эта женщина – лгунья и воровка, и свою кровь без размышлений она отдаст за дело христиан. Я ответил на твой вопрос? – холодно спросил Паксон.

– В некоторой степени. Но позволь задать тебе еще один вопрос. Только скажи мне правду! На самом ли деле оставил бы ты Валентину умирать на том проклятом кресте?

– Ты задаешь слишком много вопросов, которые тебя не касаются вовсе! Но ты мне все-таки брат, и я тебе отвечу. Да, я оставил бы ее умирать.

Менгис долгим печальным взглядом посмотрел сопернику в глаза и кивнул:

– Сразимся!

– Один из нас умрет, – провозгласил Паксон.

Менгис мягко тронул поводья, и конь загарцевал на песке. Паксон немного отступил, заняв позицию напротив брата. Смертельная схватка началась.

Кони рвались вперед. Паксон подбросил копье в руке и выставил щит. Всадники скрестили копья на середине площадки. Скрежет металла о металл гулко разносился в тишине. Оба брата удержались в седле и отошли па прежние позиции, чтобы повторить все снова.

Солнце светило Менгису в глаза. Кони рванулись, и в тот момент, когда копье Паксона угрожающе устремилось к груди соперника, Менгис скользнул под брюхо жеребца, своим копьем задев лошадь брата.

– Ублюдок! – крикнул Паксон. – Впредь никаких уверток!

– Ладно! На этот же раз прости!

Еще три раза сходились всадники, но никто из них не вылетал из седла.

В седьмой раз Паксон понадежнее перехватил копье и на долю секунды застыл на песчаной полоске, высоко вскинув оружие. Темные глаза пылали ненавистью, и сверкали белые зубы, обнаженные в страшном оскале. Копье полетело, рассекая воздух, но неожиданно Менгис уклонился и оказался рядом. Его копье, в отличие от копья Паксона, попало в цель. Тело султана Джакарда дернулось, кровь хлынула из раны, он свалился на землю.

Менгис пришпорил коня и помчался за братом – его волок за собой конь.

– Глупец! – кричал Менгис, и в его голосе слышалась невыносимая мука. – Зачем же ты промахнулся?

Кровавые пузыри закипали на губах Паксона.

– Солнце светило мне в глаза, – прохрипел он.

– Неправда, – с нежностью в голосе сказал Менгис, распутывая поводья.

– Насколько плоха моя рана? Доберусь ли я до Джакарда? Только не лги, брат!

– Скажу честно, Пакс, – голос Менгиса охрип от волнения, – ты не выживешь.

– Менгис! – султан умоляюще схватил брата за руку. – Почему все так обернулось? Когда же и что я сделал не так, как было должно? В чем моя ошибка? В том, что я не научился любить так, как любишь ты? Или в том, что, увлекшись войной, я оставил для жизни слишком мало времени? Почему зависть к тебе стала для меня путами? Скажи мне, Менгис, пока Аллах не забрал меня к себе, как же это случилось?

– Я не знаю, Пакс. Но если б сейчас я мог сделать так, чтоб все обернулось иначе, я бы не пожалел сил! – ответил умиравшему Менгис, глядя, как жизнь покидает тело брата.

Паксон закашлялся, кровь запенилась в уголке рта.

– Ты получил все, что хотел, а я ничего не оставляю после себя. Кроме тебя, некому оплакать меня и некому позаботиться о Джакарде.

– Ты ошибаешься, Пакс. Женщина по имени Розалан родила от тебя сына, наследника Джакарда.

Глаза Паксона выражали смертельную муку.

– Не лги, брат! Этого не может быть!.. Как ты сказал?.. Розалан? – спросил он, с трудом выдыхая слова.