Бертрис Смолл - Гарем

— Как вы можете так радоваться? — упрекала Мариан.

— Ас какой стати я должна переживать за немцев и итальянцев? — возмущенно ответила Джанет. — Ты знаешь, что они вытворяли в Тунисе? Слава посланников христианской веры, добрейших рыцарей, была такова, что матери, прижав к груди младенцев, выбрасывались вниз головой с городских стен, дабы избежать издевательств и варварской жестокости!

В следующем, 1539 году на севере Шотландии, на острове Скай, вспыхнул вооруженный мятеж, взорвавший мир, поддерживавшийся в течение многих лет в Хайленде. Впрочем, смута никак не затронула Шиэн и Гленкирк, где по-прежнему царила идиллия. Главное, не было войны. И люди понимали, что ничто не нарушит их душевного спокойствия, коль скоро они будут держаться подальше от королевского двора с его закулисными интригами.

Тем временем у Иана Лесли родился третий сын, Дональд, а у Гилберта Хея второй — Фрэнсис. Королева Мэри подарила Шотландии еще одного Джеймса. В 1540 году жена Джеймса Хея родила сына Юана, а Рут — вторую дочь, Флору. Дождалась наконец-то дочери и Фиона. При крещении ей дали имя Джанет Мэри в честь бабушки, но в семье прозвали Вереском из-за голубых глаз.

Спустя несколько недель после родов Фиона тяжело заболела. Чарльз послал за врачом в Эдинбург, но тот лишь беспомощно развел руками и констатировал, что организм не справился с таким количеством родов за столь короткий период. Вскоре Фиона умерла.

Джанет все это казалось страшным сном. Милая Фиона была ей ближе родной дочери.

Чарльз Лесли был просто убит горем. Они с женой знали друг друга с детства, но в браке не прожили и полных девяти лет. Он души в ней не чаял и не представлял себе жизни без нее. Когда же спустя неделю после похорон графиня Гленкирк посоветовала ему как можно быстрее жениться вторично, дабы у детей появилась мать, Чарльз едва не набросился па нее с кулаками, и кто знает, что было бы, если бы его не оттащили.

— Я просто хотела сказать, что с твоим титулом и деньгами, которые в один прекрасный день достанутся тебе от матери, вполне по силам подыскать себе выгодную партию, — обиженно поджав губы, объяснила леди Анна.

Чарльз послал ее и «выгодную партию» ко всем чертям и вышел из зала, оглушительно хлопнув дверью.

— Боже мой, Анна! — воскликнула Джанет. — Недели еще не прошло после похорон Фионы! Со временем боль его поутихнет, и он, возможно, возьмет себе другую жену, но сейчас он имеет право на траур.

— Чем быстрее он его снимет, тем лучше для него! Этим четверым бесятам требуется достойнее воспитание! Фиона же была слишком мягкой. Я уж молчу про дочь. Могу себе представить, какой благовоспитанной девушкой она вырастет без матери, имея перед собой пример старших братьев и вспыльчивого отца!

Джанет удивленно повела бровью:

— А меня ты уже не берешь в расчет, милая сестра?

— Надеюсь, ты понимаешь, что не можешь взвалить на свои плечи воспитание внуков?

— До тех пор, пока Чарльз не женится вторично… почему бы и нет?

— Да потому что ты уже старая! Тебе в этом году будет шестьдесят!

— В свои пятьдесят девять я выгляжу моложе, чем ты в пятьдесят два! Ведь, в сущности, что такое возраст? На сколько человек себя чувствует, на столько он и стар. А я чувствую себя прекрасно!

Анна Лесли в ответ лишь всплеснула руками и выбежала из комнаты. Джанет проводила ее снисходительной усмешкой.

В действительности же она не ощущала такой уверенности в своих силах. «Боже, помоги мне! — шептала она одними губами. — Такое бремя, такая ответственность!"

За свою жизнь она повидала всякого. Воспитала пятерых собственных детей, хозяйничала во многих дворцах, а какое-то время даже возглавляла правительство. Лишь я последние годы обрела свободу и право распоряжаться собой и своим временем единолично. И ей это очень понравилось… Вместе с тем Джанет понимала, что выхода нет, надежда только на нее и она не должна подвести убитого горем сына и внуков.

Они были еще слишком малы, чтобы обходиться без матери.

Утешало лишь то, что Патрик, которому было восемь, маленький Чарльз, которому только-только исполнилось семь, и пятилетний Эндрю сохранят воспоминания о Фионе. Что же до самых маленьких, полуторагодовалого Дэвида и малышки Вереска, то они смогут судить о матери лишь по рассказам старших братьев. Это было печально. Вошедший в комнату лорд Хей ободряюще обнял ее:

— У тебя все получится, дорогая.

— А, Колли! Должно быть, я старею… — По щеке Джанет сбежала одинокая слеза.

— Ты? — Он рассмеялся. — Вот уж никогда! Даже если ты проживешь до ста лет, то и тогда не состаришься. — Крепко прижав Джанет к себе, граф-великан, темные волосы которого все-таки в последние годы посеребрила седина, стал ее нежно баюкать. — Просто у тебя скверное настроение, милая. Думаешь, я не понимаю, как ты любила Фиону? — Он мягко погладил ее по волосам. — Это пройдет, пройдет. А пока ты должна думать о ее детях. Представляю себе, каково им без матери.

В следующую минуту Джанет впервые после смерти Фионы заплакала. Рыдания сотрясали ее тело, из груди рвался стон. Наконец, успокоившись, она спрятала лицо на груди лорда Хея.

— Не смотри на меня, я сейчас страшная, — пробормотала она.

— Никогда еще ты не была прекраснее, любимая, — прошептал граф, заставив ее поднять на него лицо. — Выходи за меня, Джан.

— Но ведь я сейчас ношу траур. Колли…

— Боже мой! — вскричал граф. — Ушам своим не верю!

— Что? — недоуменно спросила Джанет.

— Ты хоть поняла, что впервые за семь лет не отказала мне сразу?!

Джанет улыбнулась:

— Наверное, потому, что чувствую упадок сил.

— Ни за что не поверю, мадам! Чтобы ты — и вдруг чувствовала упадок сил?! Вздор!

После того как Джанет выплакалась у лорда Хея на груди, стало легче. Оставив сына Чарльза наедине с его печалью, и она обратила все внимание на детей. От одного она не смогла отказаться — от права на личную жизнь. Джанет не переехала в восточное крыло замка, но теперь двери ее покоев всегда были открыты.

У каждого из младших детей была своя нянька, и они жили в общей детской. Патрику и Чарльзу-младшему по достижении ими шестилетнего возраста отвели собственные комнаты и приставили к ним гувернеров. Старшие мальчики обедали всегда с бабушкой и с отцом, когда он бывал дома.

А дома граф Шиэн с некоторых-пор стал бывать очень редко.

Он уехал ко двору, предложив свои услуги королю. Пока от него требовалось лишь быть обаятельным и остроумным щеголем. Чарльз примирился с этим. Он готов был пойти на все, лишь бы заглушить боль от потери Фионы и реже видеть четверых сыновей, которые служили болезненным напоминанием о ней. Что касается дочери, то он вообще отказывался признавать ее, ибо полагал, что из-за нее умерла Фиона.