Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 2: В плену стихий

— Вообще-то нельзя сказать, чтобы я убрался совсем уж с пустыми руками. — Он скорчил кислую мину. — А ведь вполне мог бы оказаться ни с чем, лишившись вот этого.

Он разжал пальцы, и я увидела на его израненной ладони блеск и волшебные переливы света в гранях дивных драгоценных камней. Там были изумруд, рубин, огромный огненный опал, бирюза, голубая, как небо за окном, золотой камень, подобный солнцу, увязшему в меду, и диковинный кристалл черного бриллианта.

— Это же адамант, — сказала я, осторожно прикоснувшись к кристаллу.

Он оказался прохладным, хотя и хранился близко к его телу.

— Он самый, — отозвался Джейми, глядя не на камень, а на меня. — Что приносит адамант? Умение извлекать удовольствие и радость из всего, из чего только возможно?

— Так мне говорили.

Я слегка похлопала его по щеке, ощутив твердость скул и живое тепло кожи, и это прикосновение воистину доставило мне удовольствие и исполнило радости превыше всякой возможности.

— У нас есть Айен, — напомнила я. — А главное — мы вместе.

— Это правда, — кивнул Джейми, и в его глазах промелькнула улыбка.

Он ссыпал камни поблескивающей кучкой на стол и склонился в кресле, лелея мою ладонь в своих руках.

Я расслабилась, отдаваясь теплому умиротворению, снизошедшему на меня, несмотря на боль в исковерканной ноге. Мы были живы, в безопасности и вместе, а что еще могло иметь значение? Уж во всяком случае, не рваная одежда и даже не перелом берцовой кости. Все это можно уладить позже, когда будет время. Сейчас же мне было довольно и того, что я дышу. И вижу Джейми.

Некоторое время мы сидели в благостной тишине, глядя на освещенные солнцем занавески и открытое небо. Не знаю уж, сколько это продолжалось, минут десять или целый час, но потом до моего слуха донеслись легкие шаги, а за ними деликатный стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Джейми и сел прямее, но руку мою не выпустил.

Дверь отворилась, и на пороге появилась миловидная женщина с приветливым, добродушным лицом и глазами, в которых светилось откровенное любопытство.

— Доброе утро, — сказала она, чуточку смущаясь. — Прошу прощения, что не позаботилась о вас раньше: я была в городе и прослышала о вашем… прибытии (это слово было произнесено не только с запинкой, но и с бесхитростной улыбкой) только по возвращении, прямо сейчас.

— Мы должны сердечно поблагодарить вас, мадам, за ваше доброе отношение, — произнес Джейми, поднявшись и отвесив ей церемонный поклон, но по-прежнему не выпуская моей руки. — Имею честь быть вашим покорным слугой. Могу я спросить, известно ли вам что-нибудь о наших спутниках?

Женщина слегка зарделась и ответила на поклон неловким реверансом. Молодая, скорее всего чуть-чуть за двадцать, она смущалась, явно не зная, как вести себя с незнакомцами.

— О да, — последовал утвердительный ответ. — Мои слуги забрали их с корабля; сейчас они на кухне, подкрепляются чем бог послал.

— Сердечное вам спасибо! — искренне воскликнула я. — Не знаю, чем и отблагодарить вас за любезность.

Женщина порозовела от смущения.

— Не стоит благодарности, — пробормотала она и, бросив на меня застенчивый взгляд, добавила: — Мне следует попросить прощения за дурные манеры, мадам, я ведь даже не удосужилась представиться. Меня зовут Пэтси Оливер, то есть, конечно, миссис Жозеф Оливер.

Она переводила взгляд с меня на Джейми и обратно, явно ожидая ответного представления.

Мы с Джейми переглянулись. Куда же, в конце концов, нас занесло? Миссис Оливер, конечно же, англичанка, тут уж сомневаться не приходится, а вот у ее супруга имя французское. Залив никакого ключа к разгадке не давал: это мог быть любой из Наветренных островов — Барбадос, Багамы или Андрос — и даже Виргинские острова. Или, подумала я внезапно, ураган мог отнести нас не на север, а на юг. В этом случае мы могли оказаться на Антигуа, Мартинике или Гренадинах — в тех местах, где не продохнуть от кораблей британского военного флота. Я посмотрела на Джейми и пожала плечами.

Наша собеседница ждала. Джейми сжал мою руку еще крепче и набрал воздуха.

— Знаю, миссис Оливер, что этот вопрос может показаться вам странным, но не будете ли вы любезны сказать, где мы?

Брови миссис Оливер поднялись до самой кромки волос надо лбом, и она удивленно заморгала.

— Ну, мы… это… Мы называем это место «Жемчужный».

— Огромное вам спасибо, — торопливо проговорила я, опередив Джейми, — но, надеюсь, вам не составит труда сказать, что это за остров?

Круглое, розовощекое лицо озарилось сочувственной улыбкой.

— О, понимаю, — сказала миссис Оливер, — вы ведь жертвы кораблекрушения и сами не знаете, куда вас занесло бурей. Вот и муж мне говорил, что не припоминает такого свирепого шторма в это время года. Какое счастье, что вы остались в живых. Но раз так, вы, наверное, плыли с островов на юге?

Юг? Но не Куба же это, в конце концов? Неужели мы добрались аж до Сент-Томаса, а то и до Флориды?

Мы быстро переглянулись, и я крепко сжала руку Джейми, почувствовав пульс на его запястье.

Миссис Оливер снисходительно улыбнулась.

— Так вот, дорогие мои, вовсе вы ни на каком не на острове. Вы на материке, в колонии Джорджия.

— Джорджия? — переспросил Джейми. — Америка?

Голос его прозвучал ошеломленно, и удивляться этому не приходилось. Получалось, что шторм забросил нас самое меньшее на шестьсот миль.

— Америка, — тихо повторила я. — Новый Свет.

Пульс Джейми под моими пальцами ускорился, отзываясь на быстроту моего собственного.

Новый Свет. Убежище. Свобода.

— Да, — с готовностью подтвердила миссис Оливер, понятия не имевшая, что значит для нас это известие, но щедро одарявшая меня и Джейми радушной улыбкой. — Она самая, Америка.

Джейми расправил плечи и улыбнулся ей в ответ. Свежий ветерок шевелил его волосы, делая их похожими на колышущиеся языки пламени.

— В таком случае, мэм, меня зовут Джейми Фрэзер.

Он обратил ко мне сияющий взор своих голубых, словно небо у него за спиной, глаз и добавил:

— А это Клэр. Моя жена.

Автор пользуется случаем выразить глубочайшую благодарность всем, без чьего участия эта книга не появилась бы на свет, а именно:

Джеки Кантор, редчайшему и изумительному образцу редактора, искренне полагающему, что «хорошей книги должно быть много»; моему мужу Дагу Уоткинсу за его литературную наблюдательность и придирчивые заметки на полях («Опять соски!»), а также за шуточки, которые (по его мнению) я позаимствовала у него, чтобы вложить в уста Джеймса Фрэзера. Моей старшей дочке Лауре, сказавшей следующее: «Если ты снова заявишься к нам в класс на "встречу с писателем", будь добра, говори о книгах, а не о том, какой у кита пенис, ладно?»; моему сыну Сэмюэлю, который, гуляя в парке, спрашивает каждого встречного: «А ты читал мамины книжки?», и младшей дочурке Дженни, имеющей обыкновение говорить: «Мамочка, ну почему ты не накладываешь все время такой красивый макияж, как перед тем, как собираешься фотографироваться на обложку?»