Сара Ларк - Лазурные берега

— Деирдре, меня это не интересует, — твердо сказал Виктор. — По крайней мере, сейчас. У меня есть пациент, которому я нужен. Я должен думать о нем. А если я буду думать о тебе и об этом парне, который ждет меня на улице, тогда… тогда я, наверное, переломаю ему все кости. — Но прозвучало это так, словно у него самого разрывается сердце. — Мы поговорим об этом позже, если это «позже» на самом деле будет. Мароны могут убить меня, когда я закончу работу. Им не нужен человек, который знает, где находится их логово. А на благодарность я могу надеяться только в том случае, если Макандаль выживет. — И с этими словами он покинул дом.

Деирдре подавила желание выйти с ним на улицу и попрощаться с обоими мужчинами.

— Удачи, Виктор, — сказала она тихо.

Улицы Кап-Франсе на самом деле были полны жандармов — и, несмотря на поздний час, там было много других людей. Повсюду велись оживленные споры, все пили и праздновали, и надсмотрщики время от времени уводили сбежавших рабов, попавших в их сети, после того как они от опьянения свободой перешли к опьянению алкоголем.

Однако Виктора и Джефа никто не остановил. Врач и его раб, которые целеустремленно спешили куда-то, — такое этой ночью, казалось, никто не посчитал удивительным. И, в конце концов, Джеф сворачивал в такие переулки, которые были настолько узкими и грязными, что туда никто даже по ошибке не заходил, если точно не знал, куда они ведут. Виктор спотыкался о комья грязи, пустые бутылки и трупы животных. В воздухе стояла вонь гниения и разложения.

Наконец, пройдя через двор, они добрались до заднего входа в «Гарпун». Какой-то человек впустил их внутрь. Виктор узнал Ленни.

— Вот так люди встречаются снова. — Ленни улыбнулся, однако он все же чувствовал себя неловко.

Виктор не обращал на него внимания.

— Где он? — спросил врач.

Он ожидал услышать крики. Как сказал Джеф, Макандаль страдал от ужасной боли. Однако Дух, казалось, переносил ее молча.

— Цезарь, врач здесь? — Маленькая, очень симпатичная, немного полноватая женщина с озабоченным выражением лица вошла в помещение через дверной проем, завешенный грязным покрывалом. — Он очень храбрый, но ему так плохо.

— Он все еще в сознании? — спросил Джеф и указал на женщину. — Мирей Макандаль, его жена. А это — доктор Виктор Дюфрен.

Женщина была готова броситься перед ним на землю.

— Вы действительно пришли, благодарю вас. Я… я в это не верила! Но идемте же быстрее, пожалуйста… Он в сознании, да, но это… это ведь только хуже…

Мирей прошла вперед в душное маленькое помещение. В комнате стояли, прислонившись к стене, еще двое мужчин и высокая, очень худощавая женщина. Все они смотрели на примитивную кровать, на которой под грязными льняными полотенцами лежала худая фигура. Здесь пахло дымом, жженым мясом и кровью, а также спиртом — и, конечно, сюда проникали запахи еды из кабака. Но тем не менее Виктор глубоко втянул в себя воздух. Ему нужно было привыкнуть к этой вони — если ему станет плохо, он не сможет работать. Мужчина на кровати пошевелился, однако он, казалось, не мог контролировать свои движения. Виктор с первого взгляда увидел, что у Макандаля судороги. Его тело изгибалось, рука, покрытая пузырями от ожогов, вцепилась в одеяло.

Виктор подошел к своему пациенту и взглянул в его покрытое пóтом, но почти не поврежденное лицо, превратившееся в искаженную болью маску. Между зубами торчал кусок дерева, который Макандаль сжимал зубами.

Мирей приблизилась к мужу и положила влажное полотенце ему на лоб:

— Это — доктор, Франсуа. Он тебе поможет.

Судороги прекратились, однако тело Макандаля сотрясала непроизвольная дрожь. Вдруг он выплюнул кусок дерева и сердито посмотрел на Виктора и Мирей:

— Не хочу… не хочу белого врача…

Мирей продолжала промокать пот с его лица.

— Черного врача сейчас нет, — едко заметила она.

Виктор вежливо назвал свое имя и попросил разрешения снять с больного льняные полотенца. Макандаль застонал, когда врач сделал это. Полотенца во многих местах были пропитаны жидкостью, выделившейся из ожогов, и прилипли к его ранам.

Макандаль был голым под полотенцами — если не обращать внимания на остатки одеяния для казни, которое прикипело к живой плоти. Очевидно, до сих пор никто не попытался обработать его раны, что не удивило Виктора. Даже у него при виде обезображенного тела Макандаля от ужаса перехватило дух. Руки и ноги мужчины, верхняя часть его туловища — все было обожжено. На немногочисленных участках уцелевшей кожи были пузыри, наполненные жидкостью. Молодой врач подумал о том, откуда ему следует наносить мазь и где накладывать повязки, и пришел к выводу, что не имело смысла причинять умирающему еще бóльшие страдания.

— Это безнадежно, — сказал Виктор слабым голосом. Затем он сообразил, что его пациент все еще находится в сознании. — Я сожалею, месье. — Доктор заставил себя посмотреть в лицо Макандалю. — Я мог бы… я мог бы сейчас попытаться очистить ваши раны и наложить на них повязки. Но я… Это не имеет смысла. Вы слишком сильно обожжены, месье Макандаль. Вы умрете, что бы я ни делал. А обработка ран очень болезненная… еще хуже, чем то, через что вы уже прошли. Однако, с другой стороны, я мог бы… Я принес с собой сильнодействующие лекарства… Они вас не спасут, но смогут уменьшить боль… — Он помедлил. — Однако они могут также… сократить ваши мучения.

Большая доза опиума могла ускорить угасание такого ослабленного организма.

Макандаль кивнул.

— Я… я знаю, что умираю, — с трудом проговорил он. — И я… я могу это выдержать. — Он снова застонал, когда по его телу пробежала судорога.

Виктор открыл свою сумку, вынул оттуда бутылку и приложил ее к губам Макандаля.

— Выпейте, — тихо сказал он. — Каждый здесь знает, что вы — сильный человек. Вам не нужно ничего никому доказывать.

Он облегченно вздохнул, когда предводитель повстанцев выпил лекарство. Затем Виктор снова накрыл его тело льняными полотенцами.

— Через несколько минут вам станет легче.

Виктор услышал, как мужчины перешептывались между собой:

— Он дает ему яд! Он его убивает!

— Зачем ему это делать? — спросил Джеф. — Мы ведь все видим, как обстоят дела. Я… я надеялся, что врач…

Виктор повернулся к мужчинам, к всхлипывающей Мирей и к худой молодой женщине, которая уставилась в землю. Она напомнила ему кого-то, однако Виктор не мог узнать в ней женщину, намазанную белилами и легко одетую, которая отдала Бонни своего ребенка.

— Я врач, — коротко произнес он. — Но я не могу творить чудеса…

Виктор воздержался от замечания, что Черный мессия в данном случае сам мог бы себе помочь, однако Макандаль не дал ему договорить.