Елизавета Дворецкая - Аскольдова невеста

Вращаясь, каравай плыл прочь от берега, подгоняемый легким ветерком. Задумавшись, Дивляна все смотрела на свое отражение в воде, и вдруг ей показалось, что оно какое-то слишком темное. Дивляна наклонилась ниже… Тень отражения, с другой стороны приблизившаяся к поверхности воды – тончайшей прозрачной пленке, разделяющей Ту и Эту Сторону, – вдруг сгустилась и потемнела. И Дивляна вздрогнула, беззвучно вскрикнула – из воды, с того места, где должно быть ее собственное отражение, на нее смотрело совершенно чужое лицо. Это тоже была женщина, и довольно молодая, лет на пять-семь старше Дивляны, но с непокрытой головой, и распущенные темные волосы окутывали ее, будто плащ. Черные брови, алые губы сразу привлекали внимание, но ярче всего были глаза – серые и блестящие, они смотрели прямо в сердце Дивляны, взгляд их пронзал насквозь, будто острый нож. А по сторонам ее виднелись две звериные морды – головы двух волков, почти прижавшихся к плечам женщины.

Стремясь скорее уйти от страшного видения, Дивляна подалась назад, упала, быстро оглянулась, ожидая увидеть незнакомку и волков рядом с собой, вплотную, за плечом. Но не увидела никого – только пустой берег, траву и песок, ивы и кусты… И все ─ ни звука, ни движения. Дивляна снова взглянула на воду, но теперь увидела среди ряби лишь отражение своего собственного, испуганного и растерянного лица.

Заледенев от ужаса, Дивляна сидела, вцепившись в ветки куста. Может быть, ей померещилось, поскольку она все думала о том, что вот только недавно услышала от Ольгимонта? И Марена, Лунная Волчица, вовсе не смотрела на нее из воды?

Но все было тихо, и понемногу она пришла в себя. Уже тянуло дымом, слышался стук топора и треск ломаемых сучьев, долетал голос Велема – видно, брат приказал отрокам раскладывать костер, варить кашу. А остальные пошли назад – за следующей лодьей.

Белотур, когда она вышла из зарослей, сидел у костра – в простой серой рубахе из некрашеной грубой конопли, с влажными темными пятнами на спине и на плечах, с каплями пота на раскрасневшемся лице и растрепавшимися волосами. Несмотря на высокое положение, лодьи он толкал наравне с кметями, как, впрочем, и Велем, и незнакомец едва ли догадался бы, что именно этот мужчина – знатный полянский воевода и глава всей дружины. Вскоре подошел Велем, тоже уставший, но успевший омыться в озере – купаться уже было нельзя, срок летних купаний давно вышел, – и выглядел посвежее прочих.

– Сходи, Туряка, пусть тебе польют. – Он кивнул в сторону берега.

Дивляна села на бревно возле костра, зябко обхватив себя за плечи. Ей хотелось рассказать о своем видении, но чем ей помогут Велем, Белотур и прочие? Только встревожатся. Не назад же поворачивать!

Нет, погоди! Она закрыла лицо руками, потерла глаза, потом сжала голову, будто пытаясь силой заставить саму себя думать. Марена… Может быть, она недовольна появлением здесь Огнедевы… Но почему? У нее свои владения, у небесных богов свои. Чем ей помешает появление Огнедевы именно здесь, на волоках? Потому что здесь рубеж Той Стороны? Но это только для них, ладожан. Для того же Ольгимонта, наоборот, люди с Той Стороны – это они, Дивляна и Велем с братьями. А Кореничи и Синеличи, против того, убеждены, что живут в самой что ни есть середине мира. Скорее похоже на то, что силой Марены пытается воспользоваться кто-то, кому она, Огнедева, чем-то здесь мешает.

Да, но месяц назад даже сама Дивляна еще не знала, что сделается невестой князя Аскольда и поедет через эти места в Киев-город. И сюда попала почти случайно – не приди ей в голову тогда утром мысль дойти до жальника, не найди она спящих на кургане детей, могла бы вовсе ничего не узнать о клюке Кручинихи, и не познакомилась бы с Ольгимонтом, который сейчас умирал бы в Новилиной избе, доедаемый игрецами. Уж не на него ли это зло направлено?

– Послушай, князь Ольг! – Дивляна огляделась, отыскивая его глазами. – А тебе или роду твоему никто зла не желает?

Пока она думала, дружина вокруг нее расселась на бревнах и принялась за еду: котел с кашей сняли с огня, Битень раскладывал большим черпаком кашу по мискам – сперва старшим, потом младшим. Отроки, нарезав на щите несколько караваев, обносили по кругу всех сидящих.

– Зла? – Ольгимонт обернулся. Не сказать, чтобы его сильно удивил этот вопрос. – Не надо быть чародеем, чтобы знать, кто желает мне зла. Князь кривичский Станислав Велебранович. Спит и видит, чтоб я на первом корне споткнулся и себе шею свернул.

– Да ведь и я давно хотел спросить: что у вас тут про Станилу Велебрановича слышно? – подхватил Белотур. – Как-то не до того было, а теперь едем к Двине – не объявлялся он за лето?

– А кто он такой?

– Станислав Велебранович – молодой князь кривичей, с Лучесы, – пояснил Дивляне Ольгимонт. – С моим отцом, Громолюдом, они в родстве. Тут кривичи живут, а дальше, на Днепре, – смоляне, племя моего отца. Рассказывают, они издалека пришли, с Дуная самого. И было всегда так, что смолянами свой князь правил, а кривичами свой. И сколько люди помнят, то смолянский князь пытался кривичей под себя взять, то кривичский – смолян. Через эти земли торговые пути проходят, богатства текут.

– И почему он желает тебе зла?

– Потому что его род и наш род уже давно воюет за эти места. – Ольгимонт показал вокруг. – За волоки.

– Еще лет пять назад война у них тут была, – добавил Белотур. – Не совсем здесь, а подальше на полудень, поближе к Днепру. Князь смолянский Громолюд у нас, у полян, у князя Аскольда подмоги просил. И дали мы ему подмогу. И я в поход ходил, и даже шурь мой, княжич Радимер.

– А, твоя ведь жена – из князей радимичских! – вспомнила Дивляна.

– Да, а это брат ее меньшой, Радим. Его тогда едва мечом опоясали, двенадцать или тринадцать сравнялось, мой Ратеня сейчас в таких же годах. Но ничего, не оплошал, бился хорошо. Отстояли мы смолянскую землю от Велебрана кривичского, да так, что и самого его в битве убили, войско их рассеяли. Громша кривичей данью обложил до самых полотеских пределов, до Лучесы – там уже Всесвят полотеский дань берет. У него Станила Велебранович только и укрылся – он князю Всесвяту сестрич.

– А сейчас мы на чьей земле? – обеспокоенно спросила Дивляна, еще не вполне разобравшись, где какой князь и чего от них ждать.

– Раньше эта земля Велебрану давала дань, а теперь дает Громолюду, – пояснил Белотур, вылавливая из своей каши упавшую травинку. – Да всю прошлую зиму, как я слышал, молодой князь Станила по весям разъезжал и себе требовал дани. Многие убоялись и дали – дружину ему вуй, князь Всесвят, сильную собрал. И говорил-де князь Станила, что и все земли, что прежде под рукой его отца были, он себе воротит. Князь Громолюд об этом знал и тоже повелел смолянам и кривичам в поход собираться. Я это все слышал весной, когда на полуночь ехал. А теперь что? – Он вопросительно посмотрел на Ольгимонта. – Или тебя на Ловать посылали врага на меже сторожить?

– Станила, видно, узнал, какое мы войско собрали, и еще раз хотел дело миром решить. Летом присылал людей сватать мою сестру… – Ольгимонт опустил глаза, но Дивляна заметила, что лицо его стало замкнутым и помрачнело.

– Ту самую? – Белотур недоверчиво поднял брови. – От Колпиты?

– Да. Он же еще пять лет назад к ней присватывался – едва дождался, видать, как она в возраст войдет. Ей тогда исполнилось двенадцать. А он рассудил, что если сил не хватит все земли смолян и кривичей на копье взять, то можно и по-другому своего добиться. Если Станила будет мужем моей сестры, а я вдруг умру, то он станет наследником всех владений моего отца.

– Но вы ему не отдали? – предположила Дивляна.

– Ее тогда же с княжичем Радимом обручили, – сказал Белотур и многозначительно взглянул на Ольгимонта. – Не думаете сестру жениху отдавать? Раз уж зашел у нас такой разговор…

– А как ее зовут? – Дивляна вспомнила слова игрецов, которые клялись, что-де могут служить только одному хозяину из трех: княгине Колпите, ее сыну или ее дочери.

– Ольгица12.

– Она самая! Мне про нее говорили…

– Кто говорил? – Белотур и Ольгимонт оба удивились, а князь смолян переменился в лице и подался ближе к Дивляне.

– Ну… говорили… одни… – Дивляна вдруг поняла, почему бабка Радогнева порой отвечала на вопросы так же уклончиво. Но эти двое смотрели на нее во все глаза и едва ли отвязались бы, поэтому она все же сказала: – Игрецы. Те самые, что в бабкиной клюке живут. Она, сестра твоя, уже взрослая? Ее обучали волхованию? А она не захочет бабкину клюку взять с жильцами вместе?

– Ее обучали волхованию! – выразительно заверил Белотур. – Два года назад ей пятнадцать лет сравнялось, пора было ее к жениху везти, князь Заберислав уже пива наварил, молодца женить собрался. А невесты нет как нет, и прислал князь Громша сказать, что по воле матери забрали девушку в лес к волхвам, мудрости обучаться. Год обучалась, два обучалась… Радим ждет невесту, не дождется, а она никак из лесов не выйдет. Что же она-то не взяла бабкину клюку? Глядишь, не пришлось бы и тебе собой игрецов кормить…