Наталья Павлищева - Роксолана и Султан

Очнулась от выплеснутой в лицо воды. Хозяин протянул руку в сторону пировавших псов:

– Смотри! Смотри! Но это не твоя участь. Ты красивая и неглупая, я за тебя много денег получу. Запомни вот это, бежать надумаешь – я не тебя, сначала их по одной своим собакам скормлю или шкуру живьем спущу и на воротах повешу. Поняла? Будешь бегать – ловить не стану, но каждый день, пока не вернешься, по одной буду вот так! – его рука снова указала во двор.

Он брызгал слюной, глаза побелели от злости, руки в кулаки сжались от желания самому разорвать строптивую полонянку. Но денег жалко, потому стерпел, еще раз фыркнул, как дикий кот:

– Их жизни от тебя зависят!

Вечером он за какую-то провинность до полусмерти избил одну из своих служанок, та тихо выла, валяясь в луже крови во дворе.

Девушка, помогавшая Марысе бежать, сошла с ума: она вдруг встала на четвереньки и с рычанием поползла к собакам, пытаясь отнять «добычу»; псы разорвали и ее.

Ночью никто заснуть не мог, Настя просто чувствовала, что два десятка глаз наблюдают за ней, не отрываясь.

– Я не сбегу, не бойтесь… Не сбегу…

Кто-то разрыдался, не выдержав, за первой принялась плакать еще одна, потом еще. Немного погодя плакали уже все, одна из девушек заголосила:

– Ой, мамо моя!..

Тут же прибежали слуги, принялись раздавать пинки налево-направо, но даже при свете факелов умудрялись не задевать Настю – видно, было приказано беречь. Осознавшие это девушки стали за нее прятаться.

– Шайтан!

Их заперли, а на следующий день ни еды, ни даже воды не давали. Той, что оставалась в небольшом кумгане, хватило только на пару часов. Все сидели молча, напряженно ожидая, что же будет, и боясь подойти к двери.

Но кто-то из девушек все же не выдержал, в комнатке жарко, воды нет, окон нет, дверь заперта… Прильнувшая к тонкой щели полонянка сначала молчала, потом тревожно сообщила:

– Они собираются куда-то! Грузят все.

– А… мы? Неужели нас оставят?!

Это означало бы медленную, мучительную смерть от жары и обезвоживания. Их комната и не комната вовсе, а амбар бывший, вернее, его закуток – тесный, грязный, но двери крепкие и снаружи подперты.

Головы как одна повернулись к Насте, словно она могла выпустить всех из этого амбара. Девушка смотрела на подруг по несчастью и понимала, что от нее ждут помощи и избавления.

Стоило шагнуть к двери, как подглядывавшая тут же отступила в сторону, то ли боясь, то ли признавая старшинство. Хотелось крикнуть:

– Какое старшинство?! Я сама девчонка!

Но она заколотила в дверь и закричала, прижавшись губами к щели:

– Эй! Эй! Позовите хозяина!

Подошел слуга:

– Чего тебе?

– Скажи хозяину, что я буду послушной!

Снаружи только хмыкнули, мол, кому твоя послушность теперь нужна?

– Я сделаю все, что он потребует! Клянусь!

Как легко слетела клятва с губ! Не давши слова – крепись, а давши слово – держись. Или наоборот? Все равно, поклялась, теперь должна быть послушной рабой.

Но клятва нечестная, дана извергу жестокому, который собакам двух девушек скормил. Настя обернулась к остальным и увидела в их глазах благодарность. Вот эти глаза, полные слез и мольбы, были куда сильней любых клятв. Даже если завтра дверь окажется незапертой, а собаки далеко, она не побежит, потому что есть еще десять девушек, которых скормят голодным псам. Теперь их жизни зависят от нее, а ее собственная ей не принадлежит.

Пока думала, пришел хозяин. Спокойно оглядел всех, долго смотрел на саму Настю, чуть покачался с пятки на носок, засунув за пояс засаленного халата толстенькие пальцы, больше похожие на обрубки (Настя даже подумала, не отгрызли ли их те самые псы?), хмыкнул:

– Хорошо… сейчас дальше поедем.

Поехали, вернее, Настю и еще двух девушек посадили в повозку, остальные пошли следом. Она пыталась протестовать, но слуга замахнулся и перетянул плетью одну из с трудом ковылявших полонянок, потом обернулся к Насте и назидательно произнес:

– За тебя! Ты болтать будешь, их бить будут.

Вот это плен так плен! Что там кандалы да плеть. Куда трудней, когда за тебя других бьют.

Так и ехали до самого побережья – Настя молча в повозке, страшно боясь чем-то не угодить хозяину или его слугам, а девушки следом, спотыкаясь и сбивая ноги и бдительно следя за тем, что делает или говорит эта славянка.

Настя плакала, хозяин снова пригрозил, что побьет подруг, пришлось даже слезы сдерживать. Постепенно она словно одеревенела, застыла в ожидании чего-то страшного. Никто больше не сбежал, но по пути трое умерли – та самая девушка, что кашляла, и еще две, тоже слабые. Их тела бросили на дороге на съедение бродячим псам.

Полонянок везли в Кафу, но до Кафы нужно плыть, а у хозяина кораблей не было, да и не собирался он так далеко, потому переуступил другим. Теперь их разделили: Настя с тремя девушками попала к крымчанину, который собирал красивых рабынь со всего побережья, чтобы продать на невольничьем рынке в Кафе.

Но ее саму не продали, Настя впервые услышала слово «бакшиш» – «подарок». Она подарок?

– Он же хотел за меня деньги выручить?

В последние дни, когда полонянок рядом уже не осталось, только двое, те, что ехали с ней в повозке, Настя придумывала, как наказать мерзкого хозяина во время продажи. Слышала такое от кашлявшей девушки. Когда покупать красивую пленницу приходит стоящий покупатель, вести себя нужно соответственно. Это означает, что перед молодым следует скромно потупиться и робеть, а перед старым, напротив, призывно глядеть в глаза, словно обещая рай на земле.

– Я тебе покажу рай на земле!

Настя решила, что если теперь наказывать за нее некого, то она опозорит хозяина перед всем рынком, и пусть тогда ее скармливают собакам!

Но ничего этого не вышло, ее подарили! Причем не новому хозяину, а через него кому-то в Кафе. Перевозивший их грек покачал головой:

– Повезло тебе.

– Почему?

– Обучат, попадешь в хороший гарем.

Снова говорили об учебе и о хорошем гареме. Еще одна девушка обнадежила:

– Пока учиться будешь, может, родные узнают, где ты, выкуп привезут.

– А чему учиться?

– Ой, многому. Но это если возьмут.

Настя сидела, обхватив колени руками, и смотрела на воду, которая обвивала борта, закручивалась водоворотиками и оставалась где-то позади. Еще пока ехали степью, на земле была надежда вернуться, а теперь она пропала. Как найти следы в море?

Можно просто перевалить через борт и пойти ко дну, вряд ли выловят. Никого за ее побег из жизни наказывать не станут, деньги не платили – значит, никто не пострадает. Так все просто…

Настя словно разделилась надвое, одна ее половина подталкивала, шептала: прыгни за борт, всего одно движение, и не будет больше этой неизвестности, страха, тоски по дому… Вторая хотела жить, просыпаться поутру и видеть солнышко, слушать пение птиц, дышать, петь, танцевать… даже учиться! Она ведь так молода, столько могло быть хорошего: замужество, детки, радость от каждого прожитого дня.