Кинли МакГрегор - Летний Рыцарь

В глазах Страйдера вновь появился юмор:

– Гм, леди-жена. Найди мне уравновешенную девушку, которая меня бы прельстила, Саймон, и я могу последовать твоему совету.

Франкфурт, Германия

Три месяца спустя

Рев толпы был оглушающим, но так было всегда, когда Страйдер из Блэкмура выходил на арену.

Рыцари были в полном турнирном облачении, когда герольды представляли их возбужденной толпе, собравшейся поглазеть на сегодняшнюю забаву.

Саймон оставался позади, как всегда прикрывая спину Страйдера. Это у него лучше всего получалось. Его брат Дрейвен частенько обращался к нему за помощью. В то время как другие искали славы и известности, Саймон хотел лишь защитить тех, кто ему дорог.

Он давно понял, что слава и богатства ничего не значат, когда ты стоишь над могилой любимого человека. Ни то, ни другое не приносило успокоения или тепла.

Настоящего счастья.

Только дружба и братство давали все это.

И, конечно, любовь.

Саймону не нужно было, чтобы трубадуры слагали о нем песни. Он не желал, чтобы женщины падали без чувств к его ногам.

Кроме одной.

Той, чье имя он не смел произнести, потому что она была единственным, что ему никогда не получить.

Давным-давно, в бесплодной земле, когда он был всего лишь умирающим с голода мальчиком, стремящимся домой, он поклялся, что пока он жив, то потратит свою жизнь, помогая другим вернуться домой, к любящим их семьям.

Дом. Это было единственное, чего ему не хватало, пока он рос. Да, Дрейвен любил его, но в детстве у них не было настоящего дома. Рэйвенсвуд был неприятным и пугающим местом.

Нормандия была бесконечной и неприветливой, и даже сейчас он совсем не желал думать об Утремере.

Саймон мог положиться только на трех мужчин, которых он считал своей семьей: Дрейвена из Рэйвенсвуда, Сина Макаллистера и Страйдера из Блэкмура.

Дрейвен и Син помогли ему пережить ужасы его детства в Рэйвенсвуде, а Страйдер был одним из тех, кто не дал ему сойти с ума в аду сарацинской тюрьмы.

Ради них он сделал бы все, что угодно.

– Сай?

Саймон посмотрел на Страйдера, который справа от него садился на лошадь.

Взобравшись на коня, Страйдер послал ему издевательскую ухмылку.

– Ты опять мечтаешь посреди бела дня? Подними свой меч и приготовься.

Саймон насмешливо взглянул на него:

– Мечтаю? Ха! Просто планирую, на что я потрачу полученную сегодня награду за то, что вышибу тебя из седла.

Страйдер громко рассмеялся. Он кивнул в сторону красной ленты повязанной на предплечье Саймона:

– Кто эта счастливица?

– Это не твоя забота.

Страйдер понимающе улыбнулся:

– Может быть, тогда я пожалею тебя и позволю сделать несколько ударов, прежде чем нанесу тебе поражение. Если повезет, она может захотеть излечить твои раны своими поцелуями.

Если бы только Саймону могло выпасть такое счастье.

Но увы, его леди была далеко от него.

И так будет всегда. Камню никогда не коснуться звезды. А она была звездой. Яркой, сверкающей. Всегда так высоко над ним, что он не осмеливался даже смотреть на нее, потому что, в конечном счете, он никогда не сможет назвать ее своей.

Он взглянул на ленту и ощутил боль в сердце.

Герольды вызвали их на арену. День обещал быть длинным.

Как же Саймон устал от бесконечной вереницы турниров. В отличие от Страйдера, он не видел в них пользы. Но оставался верен другу: для защиты Страйдеру требовался кто-то, кого нельзя было подкупить.

А учитывая цену за голову Страйдера, такие люди были очень редки.

Когда день наконец сменился вечером, Саймон обнаружил, что идет вместе с Кристофером и Страйдером по направлению к своим палаткам, в то время как женщины пытались схватить Страйдера и предложить себя ему.

– Печальное зрелище, верно? – устало спросил Кристофер. – Я думаю, надо попросить оружейника сделать завтра шлем побольше, чтобы он налез на самомнение Страйдера.

Саймон рассмеялся.

– Я боюсь, что нам может не хватить стали, чтобы было удобно его уродливой головенке.

Страйдер насмешливо оглядел их.

– Вы оба просто завидуете. У меня есть выбор девиц на ночь, в то время как вы спите поодиночке.

Саймон понимающе взглянул на Кристофера.

– Сдается мне, Кит, что в его постели есть место только для него и его эгоизма. Интересно, как он умудряется втиснуть туда еще и женщину?

Кристофер засмеялся.

– Чума на вас, – сказал Страйдер.

Саймон улыбнулся:

– И на твое самомнение.

Страйдер застонал и, опустив голову, на ходу стал возиться с запутавшимися завязками своей кирасы.

Когда они обошли палатку, глаз Саймона уловил движение какой-то тени. У него почти не было времени среагировать, когда мужчина кинулся на Страйдера с кинжалом.

Прежде чем убийца смог добраться до его друга, Саймону удалось схватить его и после короткой борьбы бросить мужчину на землю. Саймон быстро разоружил его и удерживал на земле, наступив на горло.

Страйдер презрительно скривил губы.

– Эти покушения на мою жизнь становятся довольно однообразными.

Саймон с юмором взглянул на него.

– Молись, чтобы они не увенчались успехом.

Страйдер кивнул, поднимая наемника.

– Спасибо, Саймон. Мы с Кристофером отведем его к стражникам. Присоединишься к нам в зале?

Саймон потянулся к ленточке на руке и вдруг понял, что ее сорвали в пылу битвы.

У него скрутило живот.

– Нет, я должен еще кое-что сделать.

– Только не очередное письмо! – застонал Кристофер. – Клянусь, Саймон, ты уже дошел до того, что пишешь больше, чем я, а я как никак менестрель.

Саймон ничего не сказал, когда они ушли. Вместо этого он обыскивал турнирную арену, пока не нашел обрывки своей ленты.

Сразу же почувствовав облегчение, он сжал их в кулаке и достал из-за пазухи, где оно было надежно прижато к его телу, письмо.

Его доставили только этим утром, когда он надевал турнирные доспехи.

Он сломал шотландскую печать и, открыв письмо, обнаружил там локон коричневых волос.

Ее волос.

Он крепко сжал локон в ладони, не желая потерять. Подняв его к лицу, он ощутил ее еле уловимый запах.

Саймон улыбнулся.

Затем он с удовольствием начал читать ее женственный почерк.

«Мой дорогой воин!

Я надеюсь, это письмо нашло тебя живым и здоровым. Боюсь, последний гонец, которого ты посылал, ни за какие богатства больше не станет доставлять мне твои письма. Кажется, я слегка покалечила его в своем искреннем желании освободить от письменной ноши.