Яна Долевская - Горицвет

Сом и не думал отвечать ей. И хотя он не переставал внимательно вглядываться в лица попадавшихся ему навстречу людей, про себя отлично понимал, что застать здесь их милость вряд ли возможно. По его понятию, Грег мог задержаться либо в самом селе, либо где-нибудь под боком у военных — здешнего начальства, ведь он должен был приехать на атомобиле, что немедленно вывело бы его из разряда простых смертных. Правда автомобиля и даже его следов Сом нигде не обнаруживал.

Возле небольшого, в две связи, дома почти на самой окраине села было особенно людно. Над крыльцом дома ветер трепал белый флаг с красным крестом посередине. Только у этого дома, во дворе, запруженном народом, Сом не почувствовал обыкновенной, направленной на него, раздражающей враждебности. Здесь все были примерно одинаково несчастны, отягчены физическими страданиями и сплочены общим для всех ожиданием помощи.

Перед крыльцом Сом увидел несколько поставленных на земле носилок с лежащими в них раненными. Несколько человек корчились на соломе. Почти у всех оголенные участки тела были покрыты уродливо рдевшими, похожими на кровавую пену, ожогами. Поблизости стояли и сидели пострадавшие чуть меньше. Кровавились грязные бинты, мелькали искаженные болью гримасы. Обожженные часто и глухо стонали. Дальше вытягивались и жались к забору те, кто мог ждать дольше, кому предстояло терпеть, пока огромная очередь дойдет до них. Надо думать, в самой больнице — домике с флагом — свободных мест для больных давно не осталось, и мало кто из собравшихся во дворе мог надеяться оказаться под его крышей.

По двору между ранеными и больными ходила высокая худощавая женщина в белой косынке с медицинской сумкой через плечо. Она часто останавливалась возле пострадавших, осматривала их, делала первичную перевязку или в редких случаях давала выпить какое-нибудь лекрство. Ее то и дело окликали по имени. То здесь, то там слышалось: «Савельевна, родимая, Нина Савельевна, будьте добреньки, подите сюды». И Савельевна, только что перестав хлопотать над одним несчастным, вставала и шла к другому.

Сухо скрипнула дверь. На крыльцо вышел небритый человек в белом халате с бледным лицом и глубоко запавшими глазами под блеснувшими стеклышками пенсне. «Доктор», — послышался уважительный шепот. Человек, отрешенно глядя поверх толпы, с жадностью закурил.

— Заканчивайте здесь, Нина Савельевна, — хрипло бросил он спустя минуту, — вы будете нужны на операции.

— Одну минуту, Николай Степанович.

Дверь снова скрипнула, и Нина Савельевна, перекусив зубами кусок марлевой повязки, тотчас поднялась на ноги.

«Ишь вить, сразу и не признаешь», — подумал Сом.

Он знал в лицо всех инских, мало-мальски известных, людей и, само собой — главного врача городской больницы Николая Степановича Коробейникова, хотя тот никогда и не бывал в заведении Херувимова. И все же, Сом не сразу сообразил, что доктор из Новоспасской лечебницы и доктор Коробейников — один и тот же человек. «Видать измаялся тут со всеми ими, — Сом оглянулся на скорбную толпу, — а не мешало бы нам перемолвиться. Чай, обрадуется услыхать о своем семействе. Сердцу-то оно спокойнее, когда знает, что с родней все благополучно. Надо бы, да только вот…»

— Сом, ты ли это, куманек? — послышалось у него за спиной.

Сом оглянулся и увидел красную улыбающуюся физиономию старого знакомого. Это был фельдфебель Моршанского полка Осьмухин — тучный, и несмотря на это, туго перетянутый ремнями, налитый до красноты кровью, то и дело приливавшей к его круглому лицу, похожему на лоснящийся салом розовый шар с маленькими острыми глазками и лихо подкрученными рыжеватыми усами. За время лагерных сборов прошлым летом Осьмухин сделался завсегдатаем Вилки, особенно, одной веселой бильярдной с раздачей пива, где и обзавелся в лице Сома полезным приятельством.

Увидев фельдфебеля, Сом расплылся в неизменно благодушной улыбке.

— Митрофан Трифоныч, кум.

Две огромные лапы схватились в ломовом рукопожатии.

— Каким чертом тебя принесло сюда?

— Да я следом за их милостью… А ты тут никак по службе?

— Точно так, мое дело служивое. Обороняем народишко от ихнего же брата-погорельца. Бедствуют конечно, а как хлеб раздаем или кашу, так того и гляди разорвут друг дружку.

— Поди ж ты.

— Ей-ей. Нынче вот возле больницы караул поставить пришлось, потому как третьего дня туточки бунтовать вздумали. Рвались, вишь, всем скопом внутрь. Хотели дохтуру с фельдшерами кишки выпустить за то, что те, будто нарочно, вздумали их уморить. Ну чисто татарва африканская, никакого понятия. Еле усмирили. Даже и пострелять пришлось маленько для общей пользы. Зато сейчас, вон гляди, какие тихонькие сидят, лишнего словечка не скажут. А потому знают — солдатская команда под ружьем, не забалуешь. Нынче в карауле моя рота. Вот я мимоходом и заглянул, исправно ли службу несут ребятушки. Ан, гляжу, твоя рыжая башка промеж сермяжников. Ну что, куманек, за встречу-то оно, вроде как, полагается, а?

Сом не стал отказываться. В фельдфебельской палатке, стоявшей почти у самой лесной опушки, «в третьей линии», как обозначил ее местоположение сам Осьмухин, приятели хорошо выпили и закусили. За разговором Сом узнал, что никто на автомобиле в Новоспасское не заезжал, и что к их благородиям, господам офицерам, включая и самого батальонного командира, никаких нечаянных гостей из штатских в последние два дня не наведывалось. Сначала Сом слегка огорчился этим известием, но потом решил за лучшее малость обождать, воспользовавшись походным гостеприимством фельдфебеля. Как никак авто их милости — обныкновенная керосиновая пыхтелка, по здешним дорогам вещь вовсе ненадежная, могла застрять где-нибудь в буераке, а их милость через эту неприятность должен был искать какого-нибудь попутного ездока на телеге или идти пешком. Подобные раздумья почему-то совершенно успокоили Сома. Почувствовав приятную телесную слабость и легкий туман в голове, он безвольно уткнулся носом в столешницу.

LVI

Очнулся он примерно через час. Фельдфебель Осьмухин настырно толкал его увесистой пятерней в бок.

— Сом, куманек, эвон как тебя разморило. Да проснись ты, рыжий черт. Проснись кому говорят.

— Ну, чаво там еще?

— Никак твой барин заявился. С четвертого поста доложили. Ты вить сказывал, Грег ихнее фамилие?

Сом тотчас разлепил глаза.

— Ну.

— Так стало он.

— На автомобиле?

— Не, обыкновенно — в телеге. С нашим ротным о чем-то лопотали.

Сом с сомнением окинул краснощекую физиономию приятеля. Острые глазки смотрели на него из-под густых бровей вполне серьезно. Судя по важному виду Осьмухин и не думал шутить.