Джоанна Линдсей - Влюбленный мститель

Он не ожидал, что Ларисса сама придет за елочными украшениями. Но можно хотя бы прислать слугу!

Однако до сих пор так никто и не явился. Ларисса даже не знала, где хранится обстановка их дома, но по-прежнему не делала попытки вернуть ее, так что Винсент был полностью лишен возможности узнать, где скрываются Аскоты.

Он приказал обыскивать все гостиницы и постоялые дворы. За конторой Аскотов велось круглосуточное наблюдение. Корабль, на котором вернулся Джордж, все еще стоял на якоре в гавани, ожидая разрешения пристать к берегу, так что сам Аскот по крайней мере еще не покинул страну. Но куда он мог исчезнуть вместе со своей семьей, оставалось загадкой.

Очевидно, Джонатан устал ждать ответа на последний вопрос.

— Мне нужно кое в чем признаться, — со вздохом объявил он.

Винсент поморщился:

— Не нужно. Я не в настроении слушать исповеди.

— Жаль, — буркнул Джонатан. — Потому что все равно придется, хочешь ты этого или нет. Я пришел сюда просить тебя найти «Нимфу» не из одного желания завладеть картиной. Есть немало людей, которых я мог бы нанять и за гораздо меньшую цену. Но ты мне нравишься, Винсент. Мне импонируют твоя честность и то, что ты никогда не пытался нажиться на мне, как сделали бы многие на твоем месте. Видишь ли, у меня нет друзей — разумеется, настоящих.

— Вздор, стоит тебе появиться где-то, и вокруг собирается веселая компания…

— Пиявки, гнусные пиявки, — брезгливо отмахнулся Джонатан. — Им все равно, что я чувствую, о чем думаю, они преследуют одно желание — выманить у меня с десяток золотых монет. Так всегда было, с самого моего детства. Сам знаешь, я родился в рубашке.

— Но почему ты все это мне говоришь? — смущенно пробормотал Винсент.

Джонатан, слегка покраснев, все же храбро признался:

— Просто я втайне надеялся, что ты станешь тем близким другом, которого у меня никогда не было. И поскольку пока добиться этого я не сумел, решил, что обмен секретами и тайнами — лучшая основа истинной дружбы. Кроме того, у тебя тоже нет ни одного друга, верно?

— Так и есть, — пожал плечами Винсент.

— Тогда…

— Ты еще не понял, что я предпочитаю вести одинокую жизнь? — осведомился Винсент.

— Конечно, понял, и именно это мне так в тебе нравится. И то, что сам я порхаю, как бабочка, с места на место, еще не означает, будто мне такая жизнь по нраву. Понимаешь, я так одинок, так тоскую по нормальным человеческим отношениям, по родной душе, что даже прихлебателей от себя не отгоняю, хотя это лишь жалкая замена истинным чувствам.

Винсент с растущим смущением выслушивал эту внезапную исповедь Джонатана, потому что мог сказать бы то же самое о себе. До сих пор он не понимал, что между ними так много общего. Недоверие к людям не позволяло им обоим никого подпускать близко. Они опасались обжечься, поэтому подчас были чересчур осторожны.

— Ты еще не испытываешь жалости ко мне? — с надеждой вопросил Джонатан.

— Нет.

— Черт возьми…

— Но буду рад, если останешься на ужин, — рассмеялся виконт.

По иронии судьбы Ларисса тоже сидела перед елкой. И тоже в одиночестве. Тоже вспоминала игрушки, украсившие другую елку. А эта ей не принадлежала. Никто о ней не заботился, так что ветви побурели, и на полу лежал круг упавших иголок, которые не успевали убирать слуги. Елка стояла в доме Эпилби, давних друзей отца, все еще живущих в Портсмуте. Джордж отвез туда негодующего Томаса и убитую горем Лариссу прямо из особняка барона.

Его дочь находилась в ужасающем состоянии и к тому же терзалась вопросом, почему ни разу не подумала об Эпилби как о людях, к которым можно обратиться за помощью. Рано или поздно она вспомнила бы о них и о многочисленных портсмутских друзьях детства, каждый из которых с радостью распахнул бы двери перед ней и Томасом. Но в то время она, пусть и бессознательно, забыла об их существовании, и все только потому, что хотела остановиться под крышей барона.

Конечно, так случилось из-за болезни Томаса, по крайней мере тогда ей удалось убедить себя в этом. Для мальчика долгое путешествие в Портсмут могло бы стать роковым. Но если ехать в закрытой коляске, как следует закрыть двери и окна и гнать лошадей, все наверняка обошлось бы. Однако предложение Винсента подоспело как раз вовремя. А желание Лариссы узнать Винсента ближе не позволило хорошенько поразмыслить, чтобы найти другой выход.

Они прожили в доме Эпилби почти неделю. Как раз столько времени потребовалось Лариссе, чтобы немного прийти в себя. Сознание того, что ее использовали в нечестной игре, убивало девушку. Как она могла так ужасно ошибиться в Винсенте Эверетте? Влюбиться в лжеца, негодяя, пародию на порядочного человека!

Отец пытался утешить ее, но Ларисса заливалась слезами при первых же попытках заговорить о случившемся, и он решил, что лучше всего будет вообще не упоминать об Эверетте. И дочь была благодарна отцу за это. Она все еще не находила в себе сил говорить о том, как подло ее обманули, и при одной мысли о Винсенте начинала плакать. Отчаяние траурным покрывалом окутывало ее, и поэтому она искала уединения. Ларисса до сих пор не знала, что мешает отцу вернуться в Лондон. Если он и упомянул о причинах, что было вполне возможно, она просто не услышала. Эпилби были людьми добродушными и от души жалели девушку, хотя и не знали о причине ее тоски.

Семья была большой. Четверо детей Уильяма и Этель женились, вышли замуж и имели своих отпрысков. Вся эта компания приехала навестить родителей на Рождество и наполнила дом весельем. Томас, оказавшись в обществе своих сверстников, забыл обо всем и веселился, как могут только дети его возраста. И слава Богу, потому что если отец тактично избегал упоминать о ее несчастье, брат наверняка бы стал приставать к ней с расспросами, застань он сестру наедине. К счастью, сделать это было нелегко, потому что в каждой комнате непременно толклись люди. До сегодняшнего дня. Утром большинство гостей разъехались, и теперь Ларисса сидела одна в гостиной. Можно было больше не бояться услышать жалостливый шепоток за спиной, но от этого не становилось легче. На смену спасительному оцепенению пришли покаянные мысли, мучительные думы и гнев.

Нельзя сказать, что гнев подкрался неожиданно: все это время он просто таился под грустью и отчаянием. Ее обманули и использовали, как наивную дурочку, причем Винсенту это удалось без малейших усилий! Сознавать это было обиднее всего. Она почти вешалась ему на шею! Ему удавалась любая уловка не потому, что он был так умен и хитер, просто она хотела верить, будто небезразлична ему.

Господи, как же ему, наверное, были ненавистны прикосновения к ней, ласки, объятия! Тем более что он так презирал ее семью. И как, должно быть, радовался, что Ларисса покорно отдалась ему. Между ними все было ложью. Все. Все на свете…