Анна Соколова - Тайна Царскосельского дворца

— А каким образом узнает граф Линар, что второй экосез принадлежит ему? — спросила Юлия.

Принцесса замялась на минуту, а затем тихо произнесла:

— Я… я напишу ему об этом!

— А записку передаст баловница Адеркас? — грациозно погрозила Юлия своим тоненьким пальчиком.

Принцесса торопливо приложила палец к губам и взором указала ей вниз.

— Да разве через пол слышно? — удивилась та.

— Не знаю!.. Знаю только, что всякое слово подслушивают и передают! Здесь, во дворце, у каждой двери есть уши!..

— Да, — покачала головой Юлия, — в этом отношении ваш дворец куда хуже наших простых домов, и верь ты мне или не верь, а я отказалась бы от всех благ мира, чтобы только избавиться от этого шпионства и тех соглядатаев, которыми ты окружена!

— А мне разве легко среди всего этого ада? — вздохнула принцесса и прервала свою речь, услыхав легкий стук в двери. — Войдите! — нехотя крикнула она, недовольная несвоевременным посещением, помешавшим ей продолжать интересную беседу с подругой.

Досада, вызванная в принцессе неожиданным появлением непрошеной гостьи, была непродолжительна. Вошедшая была не кто иная, как воспитательница принцессы, госпожа Адеркас, а ей Анна Леопольдовна была всегда рада.

Спокойная, несколько гордая, но всегда равнодушно приветливая со всеми, с кем ее сталкивала судьба, Адеркас, умная и хитрая иностранка, не особенно долюбливала хорошенькую фрейлину Менгден, как будто слегка ревнуя ее к принцессе; но на этот раз, как и всегда, она очень дружелюбно поздоровалась с ней и только легким движением показала, что хотела бы остаться наедине со своей воспитанницей.

Юлия перехватила этот взгляд на лету и, поднявшись с места, прямо и открыто заявила:

— Ну, я пойду пока!.. Пришлите мне сказать, когда вы будете одни.

— Но вы нам нисколько не мешаете! — снисходительно заметила госпожа Адеркас.

Юлия ничего не ответила и, встав с места, удалилась с учтивым, но холодным поклоном.

— Вы напрасно так упорно отослали ее, моя дорогая! — ласково заметила принцесса, когда молодая фрейлина оставила комнату. — После вас мне никто так не близок и не дорог, как Юлия, и от нее у меня нет секретов.

— Я такой откровенности не одобряю и разделить ее не могу! Я именно пришла сюда, чтобы передать вам несколько слов, которых не сказала бы положительно ни при ком.

— Еще раз напрасно, мой добрый друг! Юлия знает все и так же искренне желает мне добра, как и вы!..

— Быть может, но ее «добро» ограничивается пустыми разговорами, а это — именно то, чего всеми мерами следует избегать при вашем русском дворе. У вас шпионство развито так, как только среди патеров иезуитского ордена!.. Но бросим эти пустые разговоры!.. Во-первых, вот вам! — и Адеркас протянула принцессе элегантно свернутую и сложенную конвертиком бумажку, запечатанную, по моде того времени, облаткой с изображением горящего факела, над которым парила пара голубков.

Принцесса Анна с восторгом взглянула на эту нежную эмблему и почти с благоговением приняла из рук своей воспитательницы принесенную ей записку.

— Прочитайте!.. Тут, должно быть, важное сообщение! — холодно и спокойно сказала г-жа Адеркас.

Анна Леопольдовна дрожащими руками сорвала облатку и пробежала коротенькую записку, после чего ее лицо слегка изменилось.

— Да, граф Мориц пишет мне, что за нами деятельно и… не совсем неудачно следят и что нам обоим грозит серьезная опасность.

— Она скорее всего угрожает мне! — спокойно проговорила воспитательница. — Я имею основание предполагать, что на меня сделан донос, и с горем должна сознаться вам, что я далека от надежды еще долго пробыть с вами!..

Принцесса при этих словам внезапно побледнела.

— Что вы говорите?.. Какой донос?.. Кто мог донести на вас?.. И что, наконец, можно донести?..

— Ну, что именно, вы хорошо знаете, а кто — это меня мало заботит!.. Здесь доносами занимаются поголовно все, и меня нимало не удивит, если это ваша любимая подруга…

— Как? Вы подозреваете Юлию? Моего лучшего друга?

— Друг ли она вам, или враг — решить это я не берусь; но, не высказывая против нее никакого положительного обвинения, не могу все-таки не сказать, что не прозакладываю своей головы за то, что она сейчас, прямо отсюда, не отправилась с доносом на вас и на меня к герцогу или даже к самой императрице!..

— Нет!.. Это я не могу и не хочу думать!

— Ваше дело! — пожала плечами воспитательница. — Но я не за тем пришла, чтобы спорить с вами о степени преданности окружающих вас лиц. Я хотела серьезно поговорить с вами, тем более что этот разговор может быть последним между нами…

— Как последним? Что вы хотите сказать? Зачем вы так пугаете меня?

— Я вовсе не хочу ни огорчать, ни пугать вас, дитя мое. Я хочу только использовать выдавшуюся нам свободную минуту, чтобы предупредить вас о том, что мне удалось узнать в эти последние дни, или, точнее, в эти последние часы!.. Вы знаете, что у менять есть некоторые сношения с саксонским двором и что эти сношения именно и вызвали то доверие, которым одарил меня граф Линар?

— Да, я знаю это, и это еще сильнее связывает меня с вами!..

— Ну, так об этих сношениях стало каким-то образом известно кабинет-министру Яковлеву, а вы знаете, какую роль он играет во всем, что касается политики России!..

— О, хорошо знаю; но знаю при этом и то, что он занимается не столько делами государства, сколько низкими сплетнями и гнусными доносами… Это — шпион, а не государственный человек.

Г-жа Адеркас улыбнулась:

— Вы еще молоды, дитя мое, и не знаете, что эти слова в дипломатическом мире — синонимы. Кабинет-министр Яковлев — далеко не единственный соглядатай в сфере иностранной политики. При каждом европейском дворе есть свой премьер-министр Яковлев!

— Но что заставляет вас думать? Что возбудило ваше подозрение?

— Это не подозрение, а полная и несокрушимая уверенность! Я получила предупреждение и обязана была, в свою очередь, предупредить вас!.. Что пишет вам граф?

— Он пишет, что передаст мне многое на балу, который устраивает императрица.

— И на котором за вами будут следить усиленнее и усерднее, нежели когда-нибудь.

— Да… Но все-таки я найду возможность выслушать графа Морица.

— Сначала выслушайте меня!.. Саксонский двор оповещен о том, что на графа Линара недружелюбно смотрят здесь, у нас, и что недалек тот день, когда его пожелают совсем убрать из Петербурга.

— Но разве можно сделать это помимо его желания?..

— Наивный вопрос!.. Неужели вы думаете, что у всех, кого императрица или ее клевреты пожелают выжить из России, предварительно испрашивается на это их личное разрешение?