Эльза Вернер - Два мира

Было начало июня, что в горах считается еще весной. Но здесь весна не наполнялась ликующими песнями птиц, не несла с собой благоухания и красоты распускающихся цветов. Здесь уже чувствовалась близость снеговых вершин. Задумчиво и неподвижно стояли гранитные скалы, серой стеной окружавшие озеро, мрачными казались зеленые ели, птицы не порхали в ветвях, рыба не играла на поверхности озера. Ропот пенистого горного потока, падавшего с утеса и исчезавшего в пропасти, был единственным звуком, нарушавшим безмолвие этого величавого уединения.

Однако веяние весны чувствовалось даже здесь. Высоко в небе неслись белые весенние облака, на елях виднелись светлые молодые побеги, а на маленьких лужайках всюду синели генцианы. У берегов озеро казалось совсем темным, но в середине, где на него падали золотые солнечные лучи, оно отливало таинственным блеском изумруда, как будто скрывая в своей глубине чудо обновления, которое весна вызывает в сердце каждого человека, пробуждая в нем вечные надежды, стремления, ожидания.

Далекий раскат грома вывел обоих молодых людей из задумчивости. Девушка с удивлением взглянула на небо.

— Верно, лавина скатилась с горы, — вполголоса проговорил Зигварт. — Я видел сегодня, как на глетчерах оседал снег и со свистом летел в пропасть. Это великолепное зрелище!

— Вы сегодня побывали на глетчерах?

— Да, сегодня утром мы вышли из дому еще затемно и наблюдали, как начинало светать. Под нами волновалось белое море тумана, над нами загоралась заря, превращая горы в сказочное царство, пока не взошло солнце и не превратило пурпур в сверкающее золото. В такие часы забываешь будничную жизнь с ее проблемами, чувствуешь в себе подобие Божие, и все ощущения тонут в блаженном сознании своего бытия. — Он увлекся воспоминанием, но вдруг резко оборвал речь, заметив устремленные на него темные глаза, и закончил с легкой насмешкой: — Ничего подобного не может, разумеется, пережить тот, кто едет в горы в отдельном купе железной дороги или наслаждается видами, сидя на террасе гостиницы за табльдотом[2] в многочисленном обществе туристов. Только в уединении можно наслаждаться дивным зрелищем.

— А вы часто переживали подобные часы?

— Нет. Часы такого сказочного счастья редки в жизни, но зато этим счастьем можно запастись на целые месяцы и даже годы. А в суете и вечном шуме столицы это для нас необходимо. Через несколько дней столичная жизнь снова завладеет мной и, кто знает, может быть, надолго.

— Вы не любите столичной жизни?

— Нет, люблю, — быстро возразил Зигварт. — Это арена борьбы для всякого, рассчитывающего лишь на свои собственные силы и стремящегося испытать их. Есть что-то могучее в этом шумном, все увлекающем за собой потоке жизни. Правда, он многих поглощает, но зато смелого пловца выносит на поверхность. Надо только довериться ему.

В словах молодого человека звучала уверенность в своих силах, и его глаза сверкали сознанием силы молодости, которой кажется, что весь мир принадлежит ей.

Вдруг издали донесся чей-то голос, и из леса показалась фигура человека, который вел за повод лошадь.

— Вероятно, это ваш проводник? — спросил архитектор.

— Да, он должен был прийти сюда за мной, — ответила девушка, и по ее тону было видно, что появление проводника не доставило ей особенного удовольствия. — Итак, вы не советуете мне возвращаться через Энскую долину?

— Никоим образом, потому что верхом вы там не проедете. Я отправляюсь именно этой дорогой, но в моем путеводителе она рекомендуется лишь опытным туристам, без специальной обуви и альпенштока вам вряд ли удастся спуститься в долину.

— Мой проводник того же мнения. Итак, придется возвращаться по предгорью.

Девушка надела кофточку и перчатки и взяла, очевидно, только что нарванный ею букет генциан. Подошел проводник, и Герман помог незнакомке сесть на лошадь.

— А ваш эскиз? — вполголоса спросила она. — Я останусь вашей должницей?

— Если вам угодно смотреть на это с такой точки зрения, то пожалуйста! — поклонился Зигварт.

— Тогда возьмите хоть это в знак моей благодарности.

Девушка протянула ему букетик генциан, и, попрощавшись с ним легким поклоном, через несколько минут исчезла между елями.

— А ведь в ее словах звучит нечто похожее на извинение, — насмешливо пробормотал Герман. — Тон совершенно не походил на тот, которым она сказала: «Не сейчас, после!» По-видимому, урок пошел на пользу. Адальберт, наверно, сказал бы: «Ты снова вел себя как настоящий медведь», — и, наверно, пробежал бы с ней до предгорья. Но что мне за дело до этой надменной леди! Она, бесспорно, красивая, но зато и самоуверенна до крайности.

Зигварт приколол букетик к своей шляпе, еще раз обвел прощальным взглядом всю окрестность, потом пристегнул за спину рюкзак, взял альпеншток и повернул на дорогу в Энскую долину.

— Мистер Морленд уже вернулся?

— Да, час тому назад, господин коммерции советник.

— А барыня?

— Только что приехала с мисс Морленд. А вот и письма.

Коммерции советник Берндт взял письма и прошел в великолепный зал, украшенный статуями, коврами и композициями из растений, что свидетельствовало о принадлежности этого дворца к самым роскошным гостиницам Интерлакена. Швейцар еще раз низко поклонился советнику, как богатому постояльцу, поселившемуся здесь около двух недель тому назад. Это были выгодные клиенты — коммерции советник фон Берндт из Берлина с женой и дочерью и мистер Морленд с дочерью из Нью-Йорка. Они занимали все комнаты на первом этаже и большой салон и путешествовали со своим штатом прислуги.

Берндт вошел в комнату своей жены. Она стояла на пороге балкона и смотрела на дорогу в горы, на которой уже кипела жизнь.

— Ты выезжала сегодня утром?

— Да, я немного покаталась с Алисой.

— Вы ездили одни? Графа Равенсберга не было с вами?

— Нет, он пошел к Вильяму и еще до сих пор сидит у него. Думаю, сейчас лучше им не мешать, речь, наверное, идет об окончательном решении.

— Уже? Это было бы немного преждевременно, ведь он всего неделю здесь.

— Но все это время он ежедневно виделся с Алисой. Они совершенно запросто встречаются и за столом, и на прогулках. Поэтому-то я и предложила Интерлакен как место встречи.

— Пожалуй, это самый удачный выбор, — заметил Берндт, садясь. — В сущности, это «знакомство» — просто формальность. Без сомнения, они виделись и ранее.

— Конечно, — согласилась его супруга, — в этом я никогда и не сомневалась. Молодой Равенсберг симпатичен, а Алиса словно рождена для такого положения. Моему брату придется, разумеется, принести кое-какие жертвы, но ведь ты обсудил с ним этот вопрос.