Елена Арсеньева - Белая дама (Франсуаза де Шатобриан – король Франциск I – Жан де Лаваль де Шатобриан. Франция)

Добавим, кстати, что спустя несколько лет будущая невестка Франциска I, Екатерина Медичи, возьмет с него пример и организует «летучий эскадрон красавиц», которые будут успешнейшим образом выполнять самые что ни на есть деликатнейшие ее поручения в самых что ни на есть разнообразнейших постелях.

Впрочем, не о том речь. Пора вернуться к Франсуазе де Шатобриан, этой бретонской розе, слухи об удивительной красоте которой дошли и до Блуа, а значит, и до короля. А королевский двор без красивой женщины, как уже упоминалось, все равно что год без весны и весна без роз… Разумеется, Франциск захотел иметь бретонскую розу при своем дворе, а желательно и в своей постели. Но ведь нужно было еще заманить в Блуа сию твердыню добродетели!

Франциск, надо сказать, славился не только амурными подвигами, но и проворным умом. Он мигом смекнул, что, прежде чем закрутить роман с этой дамой, нужно наладить отношения с ее мужем, который, между прочим, был владельцем немалой части французских земель и таким вассалом, отношения с которым портить не стоило бы. Король вызвал Жана де Лаваля во дворец и всячески обласкал. И только потом позволил себе выразить некоторое удивление, почему сеньор Шатобриана явился ко двору один, без жены. Или, может быть, она нездорова?..

А следует сказать, что Жан де Лаваль давно слышал о распутном нраве короля и имел все основания опасаться, что на его семейную честь будет предпринято наступление. Поэтому он запретил жене даже нос высовывать из дому без его особого приглашения.

В словах владельца Шатобриана крылась изрядная хитрость, и вот в чем она состояла. Жан де Лаваль предвидел, что король будет непременно выманивать Франсуазу из родового замка, но надеялся, что, когда он поймет безуспешность этого, осаду снимет. Ведь Франциск, к услугам которого была любая женщина королевства, не отличался склонностью к долгим ухаживаниям. Значит, все дело лишь в том, чтобы он потерял терпение. А потому, уезжая из Шатобриана, Жан де Лаваль приказал ювелиру изготовить два одинаковых кольца. Одно дал Франсуазе, другое надел на свой палец и строго оным пальцем погрозил жене:

– Запомните, душенька: вы не должны покидать дом ни в каком другом случае, как только получив от меня вот это кольцо. Даже если от меня придет письмо с категорическим приказом отправиться в Блуа, но при нем не будет кольца, – вы ни в коем случае не должны ехать! Понятно?!

«Душенька» кивнула: конечно, понятно, чего ж тут не понять? И ревнивец де Лаваль со спокойной душой отбыл из Шатобриана, уверенный, что надежно обеспечил свои тылы. Поэтому он только ухмыльнулся, услышав вопрос короля: отчего-де не приехала мадам Шатобриан? И ответил:

– Ах, ваше величество, моя жена – сущая провинциалка! Она ведь выросла в глуши и очень боится светских, утонченных людей. Она наотрез отказалась ехать со мной в Блуа, опасаясь, что совершит какую-нибудь глупость или неучтивость – и опозорит меня.

Честно говоря, де Лаваль рассчитывал, что после такого уничижительного отзыва о Франсуазе король от него отстанет: ведь он предпочитал утонченных, изысканных дам. Однако Франциск, который беспрестанно общался с рогоносцами, прекрасно знал все их уловки. Он только головой покачал:

– Ну-ну, что за нелепые, отсталые воззрения! Они не к лицу жене такого блестящего дворянина, как вы, граф. Вам следует немедленно написать мадам де Шатобриан и приказать ей приехать в Блуа. Что? Вы не сильны в писании писем? Если желаете, я дам вам своего секретаря и сам продиктую ему наиболее убедительные выражения. Могу держать пари, что скоро мы увидим la rose bretonne при нашем дворе.

Вечером король продиктовал убедительнейшее из писем (он просто соловьем разливался, доказывая Франсуазе необходимость незамедлительно прибыть ко двору!), и наутро курьер с письмом, запечатанным личной печатью Жана де Лаваля, умчался в Шатобриан. А вскоре возвратился с письмом ответным: мадам сообщила, что никак не может приехать – боится двора, у нее неотложные дела, она чувствует себя нездоровой…

Красноречие короля, таким образом, пропало втуне. Разумеется! Ведь к письму не был приложен перстень де Лаваля! Неудача не обескуражила Франциска: он лишь раззадорился и повторил опыт. Но и после второго, и даже после третьего приглашения мадам де Шатобриан не появилась при дворе.

Король надулся. Дама, похоже, чрезмерно робка. Стоит ли тратить на такую время и силы? Небось в постели будет лежать бревно бревном, а король любил затейниц. И Франциск уже почти уверил себя в том, что слухи о красоте сей дамы значительно преувеличены, что она вовсе не la rose bretonne, а какая-нибудь l’ortie bretonne, бретонская крапива. Жан де Лаваль уже почти торжествовал победу, как вдруг…

Как вдруг случилось непредвиденное. Де Лаваля подвело его собственное тщеславие.

Он донельзя гордился своей выдумкой, и лишь одно омрачало его упоение собственным умом: невозможность похвалиться уловкой, придуманной для обмана своего короля и сюзерена. Не выдержав, он взял да и проболтался о тайном знаке своему камердинеру. И показал ему спрятанное в шкатулке кольцо, которое могло бы призвать Франсуазу в Блуа в любой день и час. И даже в любую минуту. Жан де Лаваль никак не рассчитывал, что камердинеру захочется выслужиться перед королем и он расскажет ему о тайне своего господина…

Той же ночью по приказу его величества этот слуга (получивший в качестве аванса увесистый кошелек) выкрал кольцо из шкатулки и принес его Франциску. За ночь придворный ювелир изготовил точную копию. Наутро Жан де Лаваль написал под диктовку очередной приказ Франсуазе немедленно пожаловать в Блуа и, ухмыляясь, отправился с другими господами на охоту. А король Франциск вложил в письмо копию кольца, которую совершенно невозможно было отличить от оригинала, и, тоже в свою очередь ухмыляясь, вскоре присоединился к ним. В течение нескольких дней король и его вассал при встрече знай ухмылялись друг другу, а потом ухмылка слиняла с лица де Лаваля, ибо Франсуаза прибыла-таки во дворец. Конечно, муж накинулся на нее с кулаками, однако прекрасная дама предъявила кольцо – и Лавалю пришлось признать свое поражение и опустить кулаки.

Он только мрачно пообещал Франсуазе, что выпустит из нее всю кровь по капле, если она пустит в свою постель венценосного распутника.

– Помилуйте, сударь! – воскликнула Франсуаза с видом оскорбленной невинности. – Я совершенно не понимаю, о ком вы говорите. Если о короле, то можете успокоиться: он не делал мне никаких авансов. Какая тут вообще может быть постель?!

Будь Жан де Лаваль чуточку проницательней, он вмиг уловил бы, что голос его жены дрожит вовсе не от оскорбленной невинности, а от возмущения тем, что этих самых авансов от короля она пока не дождалась… Но он успокоился, тем паче что король и впрямь не оказывал Франсуазе никакого предпочтения, не осыпал ее подарками и знаками внимания. Пока что все они доставались не кому иному, как… самому де Лавалю!