Сабрина Джеффрис - Неодолимое желание

— Нет. Нет, не может быть, — твердил, качая головой Джаррет. — Как такое может быть?

Оливер подошел к окну, у него заметно тряслись плечи.

У Гейба в голове неотступно вертелся глупый стишок из учебника:

Все, как в этом стишке, только без колокольного звона. Гейб не знал, что делать. Бабушка без конца повторяла, что они не должны никому говорить об этом. Но ее слова были лишены всякого смысла. С какой стати он захочет говорить об этом? Он даже поверить в случившееся не может.

Может, это ночной кошмар. Он проснется и увидит отца.

— Ты уверена, что это — они? — дрожащим голосом спросил Гейб. — Может, это кто-то другой застрелился.

— Уверена, — горестно подтвердила бабушка. — Мы с Оливером… — Сморщив лицо, она подошла и обняла их с Минервой. — Это большое горе, дорогие мои, но постарайтесь быть сильными. Я знаю, как это трудно.

Минерва продолжала плакать, и бабушка еще крепче прижала ее к себе.

Гейб подумал об отце, уезжавшем на пикник, и матери, спешившей на конюшню. Неужели он видел их в последний раз? Разве такое возможно? Теперь он уже никогда не сможет сказать отцу, что сожалеет о том, что посадил Минерве в волосы паука. Отец умер с мыслью, что Гейб — плохой мальчишка, который не хочет извиниться.

Глаза его наполнялись слезами. Он не позволит увидеть свои слезы Джаррету и Оливеру, а то они подумают, что он ведет себя как девчонка. И он выскочил из комнаты, не обращая внимания на испуганный крик бабушки, и помчался к конюшне.

Там стояла тишина; грумы ушли ужинать. Добравшись до стойла Джеки-Боя, Гейб упал на пол и заплакал.

Гейб не знал, сколько он пролежал здесь, рыдая, но спустя некоторое время в стойло зашел Джаррет, наклонился над ним и положил руку ему на плечо.

— Ну хватит, парень, встряхнись.

— Я не могу! — Гейб снял со своего плеча руку брата. — О-они умерли и н-никогда б-больше не вернутся-я!

— Я знаю, — неуверенно согласился Джаррет.

— Это несправедливо-о. — Гейб поднял на него глаза. — Родители-и других детей не у-умирают. А наши почему-у?

— Иногда такое случается, — закусил губу Джаррет.

— Все как в той глупой книжке про малиновку. Бессмыслица какая-то.

— Иногда жизнь кажется лишенной смысла, — тихо проговорил Джаррет. — Даже не жди этого от нее. Во всем прослеживается рука судьбы, и никто не силах объяснить, почему она поступает так или иначе.

Глаза Джаррета были пустыми, а на лице застыло напряжение, будто он терпит сильную боль.

Гейбу Джаррет всегда нравился больше других, но сейчас его раздражало самообладание брата. Почему он скрывает свою боль?

— Мы должны быть сильными, — продолжал Джаррет.

— Зачем? — выпалил Гейб. — Какое это имеет значение? Они все равно м-мертвы. А мы теперь одиноки-и.

— Да, но если ты позволишь судьбе одержать верх, она погубит тебя. Ты не должен трусить. Смейся над ней, пошли ее к черту. Это единственный способ победить ее.

Это не жизнь лишена всякого смысла. Это смерть, вот она не имеет смысла. Она может без причины забрать людей. Мать не должна была стрелять в отца, стрелы не должны были убить малиновку. И все же все они мертвы.

Смерть может забрать и его тоже, в любое время, когда пожелает. Страх перехватил горло Гейба. Неужели он может умереть в любую минуту? Без всякой причины?

Как ему предотвратить это? Смерть, словно трусливая тварь, подкрадывающаяся сзади, может нанести удар исподтишка. Если она придет за ним…

Наверное, Джаррет прав. Надо смело смотреть смерти в лицо, ничего другого не остается. Или даже попытаться не обращать на нее внимания. Гейб играл с многими трусливыми ублюдками, и единственный способ справиться с ними — не трусить, не показывать, что они причиняют тебе боль. Тогда они уходят досаждать другим детям и оставляют тебя в покое.

Гейб подумал о мертвых родителях, и в его глазах вновь блеснули слезы. Он закусил губу и старательно вытер слезы. Может, смерть и заберет его точно так, как забрала его родителей, но без боя он не сдастся. Если она и захочет его взять, то он будет сопротивляться, бить ногами и визжать. Без сопротивления он не пойдет за ней следом.

Исткот

Август 1825 года

Вирджиния Уэверли с большим трудом сдерживала свое волнение, пока экипаж с грохотом катился к Марсбери-Хаусу. Бал! Наконец-то она едет на бал. Наконец она сможет показать свое умение танцевать, чему ее обучил троюродный брат — Пирс Уэверли, граф Девонмонт.

На мгновение она позволила себе представить, как кружит в танце с красивым кавалерийским офицером. А может быть, ее пригласит сам хозяин, герцог Лайонс! Вот было бы великолепно! Она знала, что люди говорили о его отце, которого называли «сумасшедший герцог», но никогда не обращала внимания на подобные сплетни.

Ей очень хотелось, чтобы у нее было модное платье, как то, из розового гроденапля, которое она видела в «Ледиз мэгэзин». Но модные платья дороги, поэтому ей пришлось обойтись старым из клетчатого шелка, купленного еще в те времена, когда шотландский наряд был последним писком моды. Как ей хотелось выбрать что-нибудь менее… привлекающее к себе внимание. Ведь достаточно бросить один только взгляд, чтобы понять, насколько она бедна.

— Я вижу, ты взволнована, — сказал Пирс.

— Немного, — ответила Вирджиния. — Я пыталась придать этому платью более модный вид, добавив кружевную отделку, но рукава все равно коротки, поэтому теперь платье выглядит просто как вышедшее из моды.

— Нет, я имел в виду…

— Люди, конечно, не станут слишком сильно винить меня за это, — вздернула подбородок Вирджиния. — А если и станут, мне все равно. Я единственная из известных мне двадцатилетних девушек, кто никогда не был на балу. Даже дочь соседнего фермера ездила на бал в Бат, а ей только восемнадцать!

— Я говорил о…

— Поэтому я не позволю, чтобы мое платье или моя неопытность в танцах помешали мне веселиться, — упрямо сказала Вирджиния. — Я буду есть икру и пить шампанское и на один вечер сделаю вид, что богата. И наконец-то потанцую с мужчиной.

— Послушай, я мужчина, — с оскорбленным видом заявил Пирс.

— Ну конечно, но ты — мой кузен. А это не одно и то же.

— И потом, я вовсе не о твоем платье хотел сказать. Я хотел спросить, тебя не волнует, что на балу ты столкнешься с лордом Гейбриелом Шарпом?

— А зачем ему там быть? — заморгала Вирджиния. — Его не было на скачках сегодня.