Кэтрин Харт - Летняя гроза

— Опусти лицо в воду, Летняя Гроза, — наставлял Хитрый Лис. — Если хочешь научиться плавать, ты должна держать тело прямо, а не изгибаться, как лук.

— Я достаточно распрямилась, мне просто не нравится, когда в глаза попадает вода.

Хитрый Лис вздохнул.

— Теперь я понимаю, почему твои братья отказались учить тебя. Ты маленькая упрямая белка, слишком умная, чтобы увидеть свою выгоду. Но все знают, что лиса умней белки. А теперь делай что я говорю — опускай голову… Или ты боишься? — поддел он.

Летняя Гроза выпятила губу и вздернула маленький подбородок.

— Я не боюсь, — сверкнула она золотистыми глазами.

— Тогда наконец покажи, что ты можешь это сделать, — предложил Хитрый Лис, глянув на девочку с улыбкой превосходства.

С берега реки Таня наблюдала за своей дочерью и Хитрым Лисом. Ветерок доносил до нее их слова, и она улыбалась терпению и хитрости Лиса. Мальчику всего-то пять лет, лишь на два года больше, чем Летней Грозе, а он кажется старше своего возраста. Возможно, этому способствовала трудная жизнь шайеннов, но Таня знала, что он будет выглядеть старше и своего бледнолицего сверстника.

Женщина едва услышала, как, тихо ступая, к ней подошел Пума. Он уселся рядом на траву и жестом собеседника положил руку на вздымающийся живот жены. Темные глаза встретились взглядом с золотистыми.

— Как чувствует себя мать моих детей? — тихо спросил он.

— С каждым годом я становлюсь все более толстой и неуклюжей, — ответила Таня с кислой улыбкой. — Это цена, которую я плачу за то, что ты доказываешь свою мужественность. Ты ходишь по деревне гордо, как фазан, а я переваливаюсь, как разжиревший бизон.

Пума рассмеялся:

— Разве я виноват, что мое семя падает на такую благодатную почву?

— Но, Пума, четверо детей за шесть с половиной лет! Я единственная такая женщина в деревне и, похоже, становлюсь чем-то вроде диковины среди наших людей. Не сомневаюсь, что все уже давно бьются об заклад, какой в конце концов будет наша семья.

— Может, мне взять еще одну жену, чтобы облегчить твое бремя? — предложил он.

Слова мужа повергли Таню в изумление, пока она не заметила веселый огонек в его черных глазах.

— Меня всегда будет смущать твоя огромная и всем известная мужественность, муж. Но я справлюсь с помощью Утиной Походки. Ради меня тебе не придется так осложнять свою жизнь.

— Да никаких осложнений, — быстро откликнулся он, подавляя рвущийся наружу смех.

— Ты и представить себе не можешь, сколько у тебя будет осложнений, — пообещала Таня, прищурившись.

Всхлипнув в попытке сдержать смех, Пума спросил:

— Уж не ревнуешь ли ты, моя Маленькая Дикая Кошка?

— Только до того момента, когда я сниму с нее скальп.

Он наградил ее нежной улыбкой и поцелуем.

— До тех пор, пока ты так прекрасно удовлетворяешь мои желания, мне не понадобится другая женщина.

Взгляд мужчины обратился к Летней Грозе, плещущейся в реке.

— Как наша рыбка? Получается у Хитрого Лиса хоть чему-нибудь научить ее?

— Со временем, я думаю. Хитрый Лис очень добр с ней, и она обожает его за проявляемое к ней внимание. Он пообещал прокатить ее на своем пони, когда она научится плавать.

— Если она хоть немного похожа на свою мать, она быстро научится. И скоро потребует себе пони.

— Вы с Хитрым Лисом очень скоро окончательно избалуете ее. Может, и хорошо, что она уже не будет самой младшей в семье.

Пума перешел к более серьезной теме:

— Когда ребенок родится, надо будет найти время навестить твоих родителей. Они уже давно не видели внуков.

— Мне так нелегко во время этих посещений, — со вздохом призналась Таня. — Они каждый раз хотят, чтобы мы остались. Мама плачет при расставании, а у меня просто сердце разрывается при виде ее слез. Даже твоя мать с трудом сдерживается, когда мы должны уезжать с ее ранчо и возвращаться к нашей жизни здесь.

— Моя мать знает, где мое сердце, — сказал Пума. — Она смирилась с этим много лет назад, когда я ушел жить к народу моего отца.

— И все же она ждет того дня, когда ты вернешься навсегда и возьмешь управление ранчо в свои руки. А до тех пор она не будет счастлива.

— Этот день наступит довольно скоро, Дикая Кошка. — Чистый лоб Пумы прорезала морщина. — Наши дети не успеют еще вырасти, а мы уже должны будем сделать свой выбор. Для большей части племен уже созданы резервации. Лишь несколько из них еще кочуют по равнинам. Бизонов уже недостаточно, дичь истреблена. «Синие мундиры» гонятся за нами по пятам, как голодные собаки. Когда у нас не останется укрытий и не хватит пищи, чтобы перезимовать, мы тоже будем вынуждены расстаться с нашей привычной жизнью.

Таня проглотила комок в горле.

— Как печально видеть, что происходит, и не иметь возможности остановить это. Почему белым недостаточно земель, с которых они нас согнали! Пусть бы правительство пересмотрело договоры и умерило свою жадность! А солдаты — им все мало славы, никак не оставят нас в покое! — воскликнула она.

— Это невозможно, Дикая Кошка. Мы оба знаем, что ты пытаешься дотянуться до радуги, которой нет. — Темные глаза Пумы затуманились. — Наступит день, и нас заставят навсегда распрощаться с нашей жизнью. Тогда я возьму тебя и детей, и мы уедем в Пуэбло. И там я снова стану Адамом Сэвиджем, белым владельцем ранчо. Наши дети сменят мокасины на тесную обувь, а одежду из кожи на одежду из ткани. Они пойдут в школу и забудут обычаи шайеннов. Темную кожу детей объясним испанскими предками моей матери, как это сделали в случае со мной. Никто и не заподозрит, что в их жилах течет кровь шайеннов. Со временем обычаи шайеннов и наша жизнь здесь станут для них не более чем грёзой. Они уже сейчас говорят по-английски так же хорошо, как на языке шайеннов.

Таня сжала руку мужа и посмотрела на него полными слез глазами.

— Я сделаю все, Пума, чтобы дети не забыли здешнюю жизнь и гордились своими предками шайеннами. Я буду неустанно следить за тем, чтобы наши обычаи были живы в их сердцах так же, как в наших. Я обещаю тебе, моя любовь!

Он прижал ее к себе и прошептал:

— Скажи мне, Дикая Кошка, почему очень часто ты кажешься мне большей шайеннкой, чем я сам? Каким духам я угодил, что они наградили меня такой прекрасной и верной любовью?

В течение всего долгого жаркого лета племя шайеннов следовало за бизонами, иногда присоединяясь к другим племенам, с которыми они встречались. И слишком часто они натыкались на туши бизонов, убитых и оставленных гнить белыми охотниками. И хотя правительство Соединенных Штатов не давало разрешения на уничтожение этих животных, оно не делало ничего, чтобы остановить его. Гражданские и военные власти просто закрывали глаза на эти факты, потому что это был единственный способ одолеть оставшиеся непокорные племена. Без теплой одежды и шкур для своих вигвамов, без пищи на предстоящую зиму индейцы ослабнут, многие из них умрут.