Валерия Вербинина - Бриллиант Фортуны

А Чернышёв все говорил и говорил, беспрестанно возвращаясь к тому, что уже было сказано, так что Алексей начал чувствовать себя словно заключенным в заколдованный круг повторяющихся слов. Если принц Кассельский узнает… (Даже во сне Каверин прекрасно понимал, что эта новость вряд ли обрадует принца, однако Чернышёв потратил на доказательство этой очевидной истины чуть ли не четверть часа.) Важность союза с Кассельским герцогством… Император недоволен… По его просьбе мать написала княжне, чтобы та не задерживалась во Франции, однако ответ дочери ее обескуражил. Неужели, писала она, ее родители хотят, чтобы она умерла, как прежде Ольга и Мари? К письму были приложены заключения трех докторов, настаивавших на том, что княжна должна провести в Ницце все лето и обязательно вернуться сюда на следующий год, иначе они ни за что не ручаются. Может быть, разглагольствовал Чернышёв далее, это обычная уловка… А может, и нет… Ведь у княжны и в самом деле слабые легкие. Но самая большая проблема – это все-таки не ее здоровье, а Эльстон.

– Я вам говорил, что ее… гм… поклонника зовут Эльстон?

Нет, Каверин слышит об этом впервые.

– Понимаете ли, Алексей Константинович… Тут есть еще один щекотливый момент. Все наши предположения основаны на сообщениях одной-единственной особы, проверить которые здесь, в Петербурге, у нас нет решительно никакой возможности. Предположим, что данная особа права и между Эльстоном и ее высочеством и впрямь что-то есть; ну а если все это вздор и выдумки? Отец девушки, великий князь Михаил, так прямо и заявил. Конечно, его дочь склонна к мечтательности, но все же не могла она забыться настолько, чтобы унизиться до… до какого-то шалопая.

Каверину было что возразить на последние слова министра, но он благоразумно промолчал.

– Так что поневоле придется вам, голубчик, поехать в Ниццу и на месте проверить, что да как.

"И только-то?» – едва не вырвалось у Алексея.

– Разумеется, вы не можете просто так взять и нагрянуть, поэтому мы кое-что придумали. Вы представитесь племянником фрейлины Голиковой, Варвары Федотовны. Мы уже известили ее о том, что к ней скоро для поправки здоровья прибудет племянник, так что с этой стороны все должно сойти гладко.

– А фрейлина Голикова… – начал Каверин.

– Она находится во Франции вместе с великой княжной.

"И заодно пишет на нее доносы», – про себя добавил Алексей. А вслух сказал:

– Но я даже не знаю госпожу Голикову в лицо. Как же…

– Очень просто. – У Чернышёва вырвался сухой смешок. – Как только увидите уродливую старуху с тремя бородавками на лице, смело можете заключать ее в объятья и восклицать: «Вот и я приехал, chère tante![1]«А дальше уж ваше дело, как поступать. Я бы порекомендовал вам приглядеться к окружению княжны, особенно к ее личной прислуге. Слуги всегда все знают, и если между Александрой Михайловной и Эльстоном что-то есть, горничные наверняка должны знать.

– Пожалуй, я так и сделаю, – сказал Каверин, мгновение подумав. – Итак, мое поручение заключается в том, чтобы я установил, отвечают ли полученные вами сведения действительности. Я правильно понял, ваше превосходительство?

Граф Чернышёв прищурился. В его глазах неожиданно появилось какое-то новое, хищное выражение, и, заметив его, Алексей невольно насторожился.

– Нет, милостивый государь. Это еще не все. Вернее сказать, далеко не все. Видите ли, – военный министр сухо улыбнулся, – мы, собственно говоря, вызвали вас не потому, что вы понадобились нам как espion[2]. Насколько я знаю, в полку вы были одним из лучших фехтовальщиков.

– Не одним из, а лучшим, – тихо поправил министра Алексей.

Чернышёв желчно усмехнулся.

– Вот-вот. Поручение ваше, Алексей Константинович, заключается в следующем. Вы прибудете во Францию и устроитесь на вилле «Ла Вервен» под видом племянника Варвары Федотовны. Затем вы постараетесь выяснить, насколько далеко зашли отношения великой княжны и этого Эльстона. Если вам покажется, что они хоть на йоту перешагнули границу приличия, – повторяю, если даже вам покажется, а доказательств тому вы иметь не будете, – вы должны не колеблясь, под любым предлогом вызвать мсье Эльстона на дуэль и убить его.

Хотя Алексей за свою жизнь привык ко всякому, тем не менее он был ошеломлен столь неожиданным поворотом.

– То есть, если я…

– Полно, Алексей Константинович, – оборвал его граф. – Вы же все прекрасно понимаете. Честь императора – это и честь его семьи, и любое посягательство на нее должно быть немедленно наказано. Я ничего не знаю о мсье Эльстоне. Весьма возможно, что это вполне достойный человек, но если он и впрямь завлек княжну, то скандалу необходимо положить конец. Да, и если существуют какие-то доказательства их… кхм, симпатии, то вы обязаны разыскать их и доставить нашему послу в Париже, барону М. Я имею в виду письма, записки и подобные мелочи, которые чуть позже имеют обыкновение оказываться в самых неожиданных руках. Словом, вы обязаны сделать все возможное, чтобы до назначенной свадьбы, а желательно и после нее, на княжну не легло даже тени подозрения. Полагаю, вам ясно.

– Да, ваше превосходительство, – ответил Алексей.

У него было четкое ощущение, что в разыгравшейся любовной драме ему отведена самая мерзкая роль, но он не мог отказаться от данного поручения. Никто из особых агентов никогда не имел права говорить «нет». От них ждали только «да».

– Вот и славно, – проскрежетал со стены портрет. – Будешь хорошо себя вести, дам тебе пряник, а нет – получишь на орехи.

Алексей очнулся и в недоумении огляделся. Экипаж остановился на постоялом дворе, денщик Гришка возился с багажом. Рядом с их каретой оказалась другая, из которой как раз выходили двое пассажиров: толстощекая купчиха в капоре, с лентами, завязанными под подбородком, и ее дочка, прехорошенькая девочка с капризно надутыми губами.

– Вот непослушная, – укоризненно говорила мать. – Будешь хорошо себя вести, получишь пряник, а не будешь – отниму куклу. Не ребенок, а наказание божье, честное слово!

Наверное, девочку куда больше поразили последние слова, чем угроза. Так или иначе, но она тихо заплакала, размазывая слезы по щекам. Испытывая крайне тягостное ощущение, как всякий раз, когда хотелось вмешаться, но не было возможности, Каверин отвернулся. Спать ему больше не хотелось.

6 июля 1838 года под крики чаек корабль «Дельфин» вошел в марсельский порт. На его борту находился человек с серо-зелеными глазами, которого сопровождал верный слуга. Оба имели все основания гордиться собой – ведь на путешествие ушло немногим более трех недель, что по тем временам являлось рекордом скорости.