Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува

Отец мертв.

Позвать врача из Зоннеберга? Нет, зачем теперь врач…

Священника. Да. Надо пригласить священника.

В мастерской нужно убрать.

Обмыть, мертвецов обмывают. А затем положить на носилки.

Из горла ее вырвался всхлип, такой горячий и жгучий, что ей стало больно. Девушке хотелось избавиться от мыслей, превращавших случившееся в реальность. Мари сложила руки Йооста на груди. Слава богу, когда Иоганна нашла его, глаза у него уже были закрыты! Если бы одной из них пришлось закрывать ему глаза… Нет, лучше не думать об этом. Йоосту и пятидесяти не исполнилось. Он был здоров. Кроме поясницы, у него ничего никогда не болело.

– Так мирно лежит, – прошептала Мари, расправляя одеяло Йооста. Под ним его тело вдруг стало казаться меньше, чем было при жизни.

На цыпочках, словно пытаясь не разбудить отца, Рут приблизилась к нему с противоположной стороны кровати. Склонилась над ним, вгляделась в черты лица… Ни следа агонии.

– Может быть, он просто уснул крепче обычного?

Она робко коснулась его лба.

Никто из них не привык прикасаться к отцу. Девушка с удивлением заметила, что кожа умершего не ледяная, как обычно бывает у покойников. Не была она ни влажной, ни шероховатой. Однако кости под ней казались окаменевшими, они словно отталкивали пальцы Рут.

Уже началось трупное окоченение. Рут расплакалась, Мари тоже, а Иоганна судорожно всхлипнула.

– Но почему? Я не понимаю! – Ком раздирал ее горло. – Как отец мог взять и умереть во сне? Быть того не может! – упрямо кричала она.

Однако смерть Йооста пришлось принять как данность. Во сне у него остановилось сердце. Объяснения этому не было. Петер Майенбаум, которого позвала Иоганна, сходив в соседний дом, был потрясен так же, как и дочери Йооста. Нет, вчера вечером Йоост вел себя как обычно. Нет, на здоровье не жаловался, был весел. Как и все остальные, хохотал до упаду над шутками Болтуна Стиннеса.

– Он свое прозвище не просто так заработал. Своими хохмами весь трактир развлекает, – задумчиво произнес Петер.

Иоганна отмахнулась от него. Какое ей дело до Болтуна Стиннеса?

– Нужно положить отца в гроб для торжественного прощания. – Подчеркнуто спокойный тон ее голоса больше подошел бы к какому-нибудь будничному разговору. – Давайте отодвинем в сторону наши рабочие столы в мастерской, а потом спустим вниз отца прямо с кроватью.

– Но почему ты хочешь сделать это? Мы можем устроить… торжественное прощание с отцом и здесь, – сказала Рут, которой становилось жутко от этих слов.

Мари переводила взгляд с одной сестры на другую.

Иоганна покачала головой:

– Нет, нужно поступать так, как полагается. Отец хотел бы этого. Если будут приходить люди… – Она не договорила, всхлипнула и отвернулась.

Рут и Мари беспомощно смотрели на ее подрагивающие плечи. Ни у одной из них не осталось ни капельки сочувствия, слишком угнетала их собственная грусть. Ситуация становилась еще более угрожающей – если это было вообще возможно – от того, что Иоганна, которая так любила задавать во всем тон, оказалась столь же беспомощна, как и они.

Петер откашлялся:

– Я приведу пару мужиков. И тогда начнем…

«И почему никто не может подобрать подходящих слов?» – промелькнуло в голове у Иоганны, пока она вытирала глаза обеими руками. Она никак не могла перестать плакать.

Петер осторожно коснулся ее плеча:

– Неплохо было бы, если бы кто-нибудь спустился вниз и сварил кофе. Для людей и так, просто…

Вскоре он вернулся вместе с тремя мужчинами. Соседи стояли, мяли в руках шляпы, выражали соболезнования и радовались, когда появлялась возможность взяться за работу и уйти подальше от подавленных сестер. Под руководством Петера они положили умершего на пол, потом взялись за кровать и, бормоча под нос проклятия, принялись спускать ее вниз по узкой лесенке. Они без труда установили ее в мастерской, да и покойный не протестовал, когда его несли вниз. Мужчины с облегчением вздохнули.

Едва заслышав о кончине Йооста, жены соседей тоже отложили все дела. Чуть позже в дом покойного пришли и они. Одна принесла миску картофельного пюре, другая – горшок с овощным супом, третья – хлеб, намазанный смальцем и посыпанный солью. Деревянные половицы без устали скрипели, пока женщины искали спички и пытались зажечь свечи, подавали мужчинам кофе и робко поглядывали на умершего.

Вдова Грюн, жившая через два дома дальше по улице, помогла Рут обмыть покойного и переодела его, пока Иоганна и Мари застилали кровать свежими простынями.

Кто-то сообщил о случившемся священнику. Женщины как раз закончили обряжать Йооста, когда тот вошел в дом в сопровождении двух церковных служек, размахивавших кадилами.

Словно в трансе, Иоганна вместе с остальными встала возле кровати Йооста, которую все обступили широким кругом, пока священник читал заупокойную молитву. «Этого не может быть», – промелькнуло у нее в голове.

Люди приходили целый день, чтобы выразить соболезнования и посидеть вместе с девушками рядом с умершим. Надолго не задерживался никто, всех дома ждала работа. На лице у каждого читалось облегчение от того, что это не ему пришлось столкнуться со внезапной смертью члена семьи. Некоторые откровенно говорили об этом, другие пытались скрыть свои чувства. Иоганна не винила соседей за это. Когда прошлой зимой в Лауше свирепствовал тяжелый грипп, унесший Ханнеса Саблю – который был почти на десять лет моложе ее отца – и еще двух человек с другого конца деревни, она тоже думала: «Слава Господу, что у нас все живы!» Возвращаясь из поездок в Зоннеберг и проходя мимо осиротевшего дома, над дверью которого поблескивала сабля медного цвета, она всякий раз вспоминала Ханнеса. Он даже жениться не успел, умер совсем молодым.

И все равно за день выражения сочувствия – похлопывания по плечу, еле слышные соболезнования, вялые рукопожатия – надоели Иоганне хуже горькой редьки! Они жгли ее, словно крапива. Ей казалось, что в глазах опечаленных односельчан она видит нечто большее, чем просто сочувствие. Нечто вроде… ожидания. Волнения.

Три девушки без мужской защиты.

Может быть, люди ждут, что одна из них сломается? Или на их дом обрушится еще одно несчастье? Иоганна отругала себя за подобные мысли. Люди желают им только добра.

Только в восьмом часу вечера ушел последний посетитель. Петер Майенбаум оказался единственным, кто предложил побыть с покойником ночью вместе с ними. Иоганна, немного поколебавшись, все же отказалась. Это они должны были сделать сами. Есть никому из девушек не хотелось, поэтому Рут накрыла принесенную еду платками и убрала в шкаф. Девушки сели за кухонный стол, испытывая в прямом смысле слова смертельную усталость.