Лоретта Чейз - Последний негодник

Однако несколько недель каким-то образом растянулись на месяц, потом на другой. Из Брайтона путешественники отправились в Беркшир, в Долину Белой Лошади, посмотреть на древние гравировки меловых склонов гор, оттуда в Стоунхендж и в графства к юго-западу от Лондона, следуя берегом и исследуя пещеры контрабандистов на всем пути к Лэндз-энд.

Осень сменила холодная зима, которая уступила дорогу теплой весне. Потом пришли письма от Дороти и остальных родственников, с мягкими, но не слишком тонкими намеками: дескать, нельзя бесконечно не принимать во внимание обучение Робина, да и сестры скучают по нему, а чем дольше мальчик будет странствовать, тем труднее ему будет привыкнуть к оседлой жизни.

Собственная совесть Вира твердила ему, что они правы. Робину нужна была настоящая семья, постоянство, дом.

Все же Вир обнаружил, что ему трудно возвратить Робина в Лонглендз, тяжело разлучиться с ним, хотя ясно как день, так было бы правильно. Обстановка в доме явно уже не столь унылая, как прежде.

Сейчас там обосновались Дороти со своим мужем, сестрами Робина и собственным выводком. Коридоры снова оглашаются детскими голосами и смехом, и Вир должен был признать: креп, траурные окантовки и черный бомбазин, согласно традиции, уже уступили дорогу менее мрачным тонам полутраура.

К тому же становилось очевидно, что Вир справился со своей задачей. Вне всякого сомнения, он отогнал всех чудовищ. За несколько часов Робин с кузенами, сыновьями Дороти, стали друзьями «не разлей вода», и он тут же присоединился к ним, чтобы мучить девочек. И когда пришла пора расстаться, Робин не выказал ни единого признака паники. Он не закатил истерику или ударил Вира, но дал честное слово писать, и стребовал с опекуна обещание приехать назад в конце августа на его, Робина, десятый день рождения, а затем убежал, чтобы составить компанию кузенам и разыграть сражение при Эгинкорте.

Но Вир вернулся задолго до дня рождения. И трех недель не прошло с момента отъезда из Лонглендза, как он стремглав поскакал назад.

Шестой герцог Эйнсвуд подхватил дифтерию.

Болезнь еще была мало изучена. Первое точное описание этой заразы было опубликовано во Франции всего лишь пятью годами ранее. Что было понятно и никем не оспаривалось, так то, что болезнь чрезвычайно заразна. Сестры Чарли умоляли Вира. Их мужья пытались его остановить, но он был крупнее любого из них, а в том неистовом состоянии, в котором он пребывал сейчас, его и полк солдат не смог бы удержать.

Он вихрем взлетел по главной лестнице и решительно прошагал по коридору в комнату больного. Выгнал сиделку и закрыл дверь на засов. Потом сел рядом с кроватью и обхватил маленькую слабую ручонку своего подопечного.

– Все хорошо, Робин, – произнес он. – Я здесь. Я буду драться за тебя. Давай, позволь мне это, слышишь, парень? Вышвырни окаянную болезнь, и уж я с ней разберусь. Я смогу, мой мальчик, ты же знаешь, я смогу.

Маленькая холодная ладошка неподвижно лежала в его огромной теплой ручище.

– Ты давай, прекращай это, ну, пожалуйста, – убеждал Вир, задыхаясь от слез, подавляя безысходное горе. – Для тебя слишком рано умирать, ты же это знаешь, Робин. Ты едва начал жить. Ты ведь не знаешь и доли всего – что на свете можно повидать, сделать.

Веки юного герцога затрепетали, и глаза открылись. Что-то похожее на узнавание мелькнуло в них. На мгновение на губах возникла едва заметная улыбка. Потом глаза мальчика закрылись.

Это был конец. Как Вир не продолжал говорить, упрашивать, умолять, вцепившись в маленькую ладошку, не смог он вытащить проклятую болезнь и забрать в себя. Ему ничего не оставалось, как ждать и смотреть, как он проделывал это прежде много раз. На этот раз бдение оказалось коротким, самым кратчайшим и тяжелейшим из всех.

Менее чем через час, как только ночь сменила сумерки, хрупкая жизнь мальчика ускользнула прочь и пропала… подобно тени.

Лондон

Среда, 27 августа

– Я подам на них в суд! – бушевал Ангус Макгоуэн. – В этом королевстве пока еще есть управа на клеветников, а если это не клевета, тогда я – проклятые бычачьи яйца!

Огромная черная собака породы мастифф, дремавшая перед дверью в конторе редактора, подняла голову и со снисходительным любопытством перевела взгляд с Макгоуэна на свою хозяйку. Убедившись, что последней не угрожает никакая неотвратимая опасность, собака снова опустила голову на лапы и закрыла глаза.

Ее хозяйка Лидия Гренвилл, особа лет двадцати восьми, рассматривала Макгоуэна с такой же бесстрастностью. Впрочем, с другой стороны, расстроить Лидию была отнюдь непростой задачей. Белокурая, голубоглазая, всего лишь на несколько дюймов меньше шести футов, она выглядела почти столь же изящной, как валькирия или амазонка, а ее фигура, подобная статям этих легендарных воительниц, была такой же сильной и подвижной, как и ее острый ум.

Когда Ангус швырнул объект своего негодования на стол, она невозмутимо подхватила сей предмет. Это был последний выпуск «Обзора Беллуэдера» Как и в предыдущем издании, несколько колонок на первой странице посвящались нападкам на последние журналистские достижения Лидии:

Как и ее тезка, «Леди Грендель» из «Аргуса» вновь устроила вредоносную атаку на ничего не подозревающую публику, извергая ядовитые испарения в воздух, уже насыщенный ее загрязнениями. Ее жертвы, все еще пошатывающиеся от предыдущих штурмов на их чувствительность, были еще раз брошены в глубокую пучину деградации, откуда поднимается вонь нечистот, и где водятся испорченные создания… для тех, кого можно величать не иначе, как человеческими паразитами, коих она сделала своей темой… чья какофония самоуничижительных воплей… монстр в юбке «Аргуса»…

(Аргус – в древнегреческой мифологии страж-великан – Прим.пер.)

На этом Лидия прервала чтение.

– Он совершенно разучился писать, – сообщила она Ангусу. – Впрочем, можно ли кого-то привлечь к суду за плохой слог? Или за недостаток оригинальности? Помнится, «Эдинбургский обзор» первым наградил меня этим титулом в честь монстра из «Беовульфа». Во всяком случае, не поверю, что кто-то владеет патентом на имя «Леди Грендель». (В англосаксонском эпосе Грендель – чудовище, демон мрака. Побежденный великим воином Беовульфом – Прим.пер…)

– Это оскорбительные нападки! – закричал Макгоуэн. – Он едва не назвал вас шлюхой в следующем абзаце и намекал, что расследование вашего прошлого привело бы…привело бы…

– «Без всякого сомнения, привело бы к иному объяснению непостижимой симпатии мегеры из «Аргуса» к древнейшей профессии, олицетворяющей болезни и пороки», – громко прочла Лидия.