Клод Фаррер - Подружки

– Вы пригласили много дам?

– Нет, – ответила маркиза. – Во-первых, таких, кого стоило бы звать, совсем не так много. А кроме того, даже если бы они и были, я не посоветовала бы вам знакомиться со всеми. Быть знакомой с несколькими – необходимо, так как это указывает на то, что вы одного круга с ними. А если их будет слишком много, это не только не поможет вам, а еще создаст вокруг вас бесконечные ссоры.

– Ссоры и драки, – добавила Селия.

– Драки? О нет! – возразила маркиза. – Не в этом кругу, дорогая моя. Это очень приличная среда, вы сами увидите. Никто не станет вцепляться друг другу в волосы. Но ведь женщинам совсем не требуется выпускать коготки и царапаться, когда они хотят насолить друг другу, вы знаете это не хуже меня. Самое мудрое – это жить со всеми в мире, а чтобы жить со всеми в мире, есть лишь одно средство – жить в стороне. Не будем лучше говорить о нежных подругах, которые льнут к другу, как рубашка к телу, – все эти великие привязанности всегда кончаются какой-нибудь гадостью.

– Знаю, – грустно вздохнула Селия.

– А потому, – прибавила осторожная маркиза, – я решила познакомить вас только с четырьмя – пятью подругами. Если вы полагаетесь на меня, держитесь только их, до поры до времени. Я представила бы вас только двум; будь это возможно – этого оказалось бы вполне достаточно. К сожалению, их почти невозможно поймать. Вы, конечно, уже слыхали о них в «Цесарке» или еще где-нибудь – Жанник и Мандаринша. О, лучше их вам не найти от Оллиульских островов до Черного Мыса. Но сюда в Мурильон их нечего и приглашать. Они не тронутся с места даже для самого шаха персидского. Мандаринша курит опиум. Поэтому она проводит целые дни в своей курильне и выходит оттуда только к десяти – одиннадцати часам вечера. Она обедает, показывается на каких-нибудь пол-акта в Казино или в театре, возвращается к себе домой и опять хватается за трубку. Вот какова она. И очень жаль, потому что Мандаринша – женщина исключительная: хороша как день, умна, образованна, начитанна, чутка. Люди, которые курят не больше нас с вами, часами подолгу просиживают у нее на циновках, чтобы смотреть на нее и слушать ее. Вы сами во всем этом убедитесь, когда встретитесь с ней в один из вечеров – она, конечно, пригласит вас взглянуть на свою курильню, – она никогда не забывает сделать это: она очень мила и воспитанна.

– Я думала, – сказала Селия, – что опиум старит женщин?

– Нисколько. Все это выдумки виноторговцев – те, кто курит, сразу перестают пить. Кроме того, Мандаринша курит совсем не так давно! Ведь ей всего девятнадцать.

– Девятнадцать!..

– Ну да! Здесь все веселящиеся женщины молоды, очень молоды… Здесь не так, как в Париже. Я считаюсь одной из самых старых, а мне исполнится двадцать пять в будущем месяце.

– Вам никто не даст их, – сказала Селия.

Ей дал бы их всякий, потому что ей уже стукнуло все тридцать. Она говорила «двадцать пять», чтобы уравновесить тяжесть тех тридцати пяти, которые ей давали ее подруги. Таким образом, мужчины, взяв среднее число, узнавали ее возраст, вполне соответствовавший ее внешности.

– Ну а Жанник, – продолжала маркиза, – она живет на краю света, в Тамарисе. Туда добираются два или три часа. К тому же она больна, очень больна, бедняжка Жанник!

– Очень больна?

– Очень! Слабая грудь. Кашель, который доведет ее до гроба! А жаль: лучше, чем она, – не найти. Она разобьется в лепешку, чтобы помочь человеку. Вот почему мне так хотелось сразу свести вас с ней. Но это лишь откладывается. Мы с вами непременно отправимся к ней в Тамарис на этих днях; путь туда очень красив, и ее дом – Голубая вилла – тоже.

– Она, наверно, богата, эта Жанник?

– Богата? Бедна, как Лазарь!.. Жанник богата! Господи… Сразу видно, что вам никто о ней не рассказывал. Конечно, не потому, что ей недоставало богатых любовников. Но все, что она получала от них, она раздавала направо и налево. Она никогда ни в чем никому не могла отказать – это ее и погубило. Теперь у нее больше нет любовников – она слишком больна для этого – и ни гроша ни в одном кармане.

– Ну а ее вилла?

– Да это совсем не ее вилла. Эту виллу снимают для нее в складчину ее прежние друзья. У нее было их очень много – сами понимаете, – она начала в четырнадцать или пятнадцать лет, теперь ей двадцать четыре или двадцать пять, и за это время она ни разу не согласилась поселиться вдвоем с кем-нибудь – так она дорожила своей свободой. Ну что ж! Все они оказались настоящими друзьями, и теперь, узнав, что она действительно сильно больна, делают все, чтобы как-нибудь ее вылечить.

Селия, напряженно слушавшая все это, вздрогнула и изумленно подняла брови.

– Ну да, – прошептала она и широко и удивленно раскрыла рот, – если это так… Если такие любовники…

Она не докончила начатой фразы. Но широко раскрытые глаза говорили за нее. Маркиза Доре улыбнулась от патриотической гордости – она была «тулонкой из Тулона» – и заключила:

– Я уже говорила вам, деточка, и вы сами скоро в этом убедитесь, – здесь, у нас, совершенно особенные любовники.

Солнце бросило из-за горы свой последний луч, подобный окровавленному копью; он пронзил черные сосны и бросил красный отблеск на оштукатуренную стену виллы. Через минуту наступили сумерки, лиловые как мантия епископа. Подул свежий ветер.

– Ну а если ни Жанник, ни Мандаринша не придут, кого же вы еще пригласили? – спросила Селия.

– Трех очень милых, но незначительных особ, которые находятся на виду у всех, потому что сумели с первого раза попасть на приличных людей. Фаригулетта, Уродец и Крошка БПТ. Да, вы расслышали совершенно правильно – именно Крошка БПТ, ее прозвали так, потому что она дебютировала с лейтенантом флота, заведовавшим беспроволочным телеграфом у себя на корабле. Они знакомы со всем флотом, и это очень хорошо, потому что они познакомят и вас со всеми. Умная женщина не должна все время цепляться за одного и того же друга – нужно двигаться, переходить из рук в руки. Только таким путем приобретается опыт, уменье жить и жизненная философия. Я сама не была бы тем, что я есть сейчас, если бы не посылала к черту всех тех господ, которые во что бы то ни стало хотели хранить меня только для себя. В будущем году я выступаю в Париже в настоящем театре, и поверьте, что мне не придется ездить на репетиции на автобусе. Это так же приятно, как чинить носки «одному-единственному», который рано или поздно все равно бросит свою возлюбленную, чтобы жениться на каком-нибудь денежном мешке. Все зависит от вкуса, конечно. Но я принадлежу к богеме. Я отлично понимаю, что такая женщина, как вы, спокойная, образованная, хорошо воспитанная, предпочитает жить у своего собственного очага. Но, даже если вам нравится вцепляться в одного-единственного любовника, нужно быть еще более осторожной в выборе. Постарайтесь поскорее сменить пятнадцать или двадцать товарищей по постели, у вас всегда будет время выбрать самого лучшего из них.