Жаклин Монсиньи - Флорис. Флорис, любовь моя

— Госпожа графиня, господин барон прислал меня предупредить вас, что он спустился в гостиную и что ему будет приятно прочесть вам только что доставленное послание от царя.

Максимильена, стараясь сохранять сдержанность в присутствии молодого лакея, направилась в гостиную.

Они с Пьером долго смотрели друг на друга. Сердце Максимильены неистово билось. Ей нужно было знать, означала ли прошедшая ночь нечто мимолетное, подобное огню, охватившему солому, или же возвещала о начале глубоких прочных отношений. Пьер был невозмутим. Легкая улыбка освещала его лицо. Он подошел к Максимильене, и она залилась румянцем. Пьер, взяв ее руку в свои, прикоснулся к ней губами и произнес вполголоса:

— Я все время думал только о тебе, любовь моя…

Но когда вошел слуга, неся бокалы с прохладительным, Пьер сменил тон:

— Я желал сообщить вам, госпожа графиня, что мой повелитель царь, проведя ночь в четырнадцати лье от Бове, прибудет сюда в течение дня.

— Царь! — воскликнула Максимильена. — Боже мой! Я забыла о нем!

Пьер рассмеялся, увидев смятение Максимильены, а та, созвав всех слуг, поспешно отдавала распоряжения:

— Ты займешься ужином, а ты проследишь, чтобы для царя приготовили покои на втором этаже! Пошлите за сеном, ведь у него большой обоз! Достаньте серебряную посуду! Боже мой, мы не успеем!

Пьер с Максимильеной уже успели забыть о цыганах, покинувших замок на заре. В амбаре старуха оставила в знак благодарности железный кулон, на котором были выгравированы какие-то странные знаки. Она повесила его на дверной гвоздь, наивно полагая, что Максимильена непременно зайдет сюда. Старый цыган после сделанной Пьером операции чувствовал себя значительно лучше. Повозки кочевников двинулись по дороге в Бове и у городских ворот повстречали царский обоз. Всадники летели во весь опор, крича во все горло, а горожане, столпившиеся вдоль дороги, вопили просто по привычке, так как царь ехал в старой карете черного цвета — по виду ей было не менее ста лет.

За разъяснениями обратились к французу, входившему в царскую свиту. Тот ответил, что по прибытии в Дюнкерк царь выбрал именно этот экипаж. Люди, покачивая головой, говорили друг другу:

— Какой занятный человек этот царь!

Однако шумная свита из пятидесяти восьми человек напугала лошадь, тащившую повозку, в которой сидели старик со старухой. Испугавшись, кляча взбрыкнула и понеслась вскачь. Вскоре повозка врезалась в дерево; удар был не слишком сильный, но старый цыган ударился о ствол головой и потерял сознание. Телега, опрокинувшись, придавила несчастного. Старуха, которая выбралась благополучно, в отчаянии рухнула на окровавленное тело. Она взяла старика за руку, ту самую руку, по которой накануне предсказала ему смерть. Царь и его эскорт, свидетели этого несчастья, остановились. Старая цыганка, раскачиваясь из стороны в сторону, бормотала:

— О, мой муж умер, мой муж умер! Я прочла это по его руке, я знала, я предвидела! Будущее открыто передо мной, и все, что я говорю, сбывается! Это означает, что графиня найдет подаренный талисман и навсегда сохранит любовь того, кто ей дорог! Она получит все, чего желает, и покровительствовать ей будет само небо.

Царь пожал плечами и знаком приказал господину де Либуа, которого регент прислал ему навстречу в Дюнкерк, вручить несчастной кошелек с деньгами. Зеваки ошеломленно наблюдали эту сцену, а некоторые, воспользовавшись случаем, постарались поближе подойти к царю. Но он уже успел подняться в свою карету. Эскорт двинулся следом. Маркиз де Майи-Брель повернулся к господину де Либуа:

— Судите сами, дорогой мой, — сказал он, — как счастлив будет регент увидеть этих русских дикарей! Заметили вы, как обращается царь со всеми нами и, в частности, со мной? Со мной, чей род получил право сопровождать монархов, направляющихся в Пикардию, в их собственной карете!

Де Либуа выслушивал подобные речи с тех пор, как Майи-Брель присоединился к царской свите в Кале, первом городе, в котором обоз сделал остановку после Дюнкерка.

В Кале царь пропал, и нашли его в какой-то таверне, в компании матросов. Майи-Брель обнаружил большое присутствие духа.

— Государь, — произнес он, — поскольку у вас здесь собралось избранное общество, я сочту за честь представиться вам завтра.

Проговорив это, маркиз покинул кабак.

Однако на следующий день, когда маркиз пытался подняться в царский экипаж, его вышвырнули оттуда, и он упал. Затем царь, отказавшись от кареты, присланной регентом, выбрал другую, по своему вкусу. Французы, состоявшие в царском эскорте, были этим обстоятельством крайне удручены, русские же, напротив, выглядели очень довольными. Так царь продолжал путешествие в ветхой берлине, за которой в полном изумлении следили жители Бове.

Маркиз де Майи-Брель и Либуа гарцевали в арьергарде. Маркиз со вздохом произнес:

— Наконец-то, мой дорогой Либуа, нас ждет некоторая передышка. Этот чертов обоз остановится в замке Вильнев. Я хорошо знаю графиню, мы с ней часто играли, когда были детьми… Там мы отдохнем от этого… сами знаете от кого…

Он указал на царскую карету, тащившуюся впереди.

В этот момент царь, высунувшись из окошка, крикнул Майи-Брелю:

— Маркиз, вы недовольны своим портным?

— Почему ваше величество пришли к подобному заключению? — ответил вопросом Майи-Брель.

— Вчера на вас был красный камзол, а сегодня синий! Вы их меняете каждый день?

— Разумеется, государь! — воскликнул маркиз, переглянувшись с Либуа.

— Ну и дурень! — проговорил царь, а затем добавил: — Поехали быстрее, мне не терпится попасть в замок Вильнев. Говорят, графиня чертовски красива.

Максимильена ждала гостей перед парадным входом, в окружении слуг, одетых по случаю приезда царя в ливреи.

Пьер, стоя рядом с ней, был очень весел. Казалось, его забавляют эти торжественные приготовления, Максимильена же, нервничая все больше, то и дело вспоминала что-то и отдавала приказы:

— Блезуа, беги в оранжерею за горшками с цветами. Здесь их мало.

— Но, госпожа графиня, больше двух мне не унести! — Тогда возьми тачку в амбаре! — нетерпеливо сказала Максимильена. — И поторопись!

Пьер разразился смехом, и Максимильена взглянула на него с укоризной.

Выкатив из амбара тачку, Блезуа захлопнул дверь, но так и не увидел кулон, оставленный старой цыганкой. От удара талисман упал и закатился в солому. Ему суждено было пролежать здесь много лет, пока некий юноша не нашел его… впрочем, не станем забегать вперед, ибо это уже совсем другая история.

Максимильена отругала Блезуа, когда он лениво расставлял горшки с геранью. В этот момент в парк въехал запыхавшийся всадник, крича во все горло: