Галина Евстифеева - Ветер вересковых пустошей

От всего услышанного не по себе стало Торину, но как не странно Суль, не стала нравиться ему меньше, нет, Торин был окончательно покорен. Ибо всегда людей влечет всё непонятное и таинственное, а в Суль загадок было больше, чем во всех ранее встреченных Торином женщинах вместе взятых. Женщины, что встречались ранее на жизненном пути Торину, были либо запуганными рабынями, что боялись взглянуть на него, либо дочерьми соседних конунгов, что скромно опускали глаза, показывая свою добродетель. И впервые в жизни ему встретилась женщина сильная, жестокая и совершенно не похожая ни на кого. Стоило Торину закрыть глаза, как перед ним вставал образ женщины с волосами цвета злата и черными, горящими, пугающими глазами.

Фарлаф и Ингельд, видя блеск в глазах Торина, стоило лишь кому-нибудь произнести имя Суль, только головой качали. Ни одному из них Суль не показалась неотразимой, да, она красива, но сердце у неё черное, жестокое, не женское. Но сказать ничего не смели, ведь столько воинов было в общей зале, столько посторонних людей.

А по утру Торин сделал свой главный шаг на пути к княжескому престолу в далекой Руси, правда, тогда он не догадывался об этом, — сын Борна Хмельного испросил разрешения жениться на дочери конунга Ульва Смелого. Ульв дал богатое приданое за Вилемму, так сильно хотел он избавиться от каждодневного напоминания о вероломности жены. Это приданое и дало Торину возможность снарядить собственный поход и нанять хирдманнов, в этот раз он планировал набег на восточные земли, там, где находились владения славянов, Гардар [25].

Виллему… Как можно назвать ребенка Виллему [26], о чем думала Суль давая дочери столь чудное имя? Это осталось тайной как для Торина, так и для самой Виллему. Она была красива, смуглой, восточной красотой: темно-каштановые волосы, карие глаза смотрели кротко на мужа своего, кожа, словно персик, пухлые губы. Тихая, добрая, нежная Виллему бесспорно красивая, но она не могла сравниться со своей обворожительной матерью, силы были слишком не равны. Выросшая во дворе, где отец её не жаловал, Виллему так надеялась на счастливую супружескую жизнь.

Ночь после свадьбы Торин не забудет никогда, сколько бы лет не прошло, сколько бы женщин он не познал, сколько бы супружеских пиров не сыграл он. Та ночь, словно каленым железом выжжена в его памяти, воспоминания о ней все чаще с годами посещают его. Как часто, будучи уже князем Торинграда, молил он богов вернуть ему ту счастливую ночь, но время даже боги не могут повернуть вспять.

Торин проснулся от смутного чувства беспокойства, посмотрел на спящую жену, и по привычке, приобретенной в дальних походах, сохранившей ему жизнь уже ни один раз, взялся за кинжал и вышел из одрины, отведенной им с Виллему. В общей зале, среди спящих воинов стояла Суль, волосы её, цвета темного золота, в беспорядке струились по плечам, льняная рубаха у ворота была собрана слабо и открывала длинную красивую шею, белые ключицы.

— Пойдем, — улыбнувшись томной улыбкой, прошептала она Торину, и поманила его за собой на улицу.

И Торин, словно ребенок, послушно пошел за ней в большую баню, стоящую в отдалении от дома. Там, заперев за собой дверь, Суль скинула с себя рубаху, ослепив его белизной свой гладкой кожи, мягкими изгибами прекрасного тела, протянула к нему белые тонкие руки, страстно целовала его. А он стоял сначала, словно громом пораженный, но отвергнуть её не смог. Вот так променял Торин брачную ночь со своей молодой женой на часы, проведенные с её матерью, за которые не сказали они ни слова друг другу.

А на утро Торин и его покорная жена покинули двор конунга Ульва Смелого и уехали в Согн, во двор конунга Борна Хмельного. В отцовском дворе оставил Торин Виллему, а сам начал готовится к набегу на Гардар. И одно лишь терзало сердце молодого мужа, что Суль не вышла проводить их с Виллему в дорогу, неужели так быстро забыла она его, а, может, ревновала к дочери? О жене своей Торин уже позабыл.

Так Торин и Фарлаф оказались на своей земле (Ингельд, к тому времени, вернувшись из Гаутланда, узнал, что его отца и братьев свела в Хель лихорадка). На Руси викингам было любо: люди здесь жили смелые, работящие, к чужеземцам радушные. Да и всё необходимое для того, чтоб обосноваться здесь у друзей — норманнов было: злато в кожаных мешках, меха, трепли [27], хорошо вооруженный и натренированный хирд, но самое главное и у Торина, и у Фарлафа была решимость и огромное желание иметь свою землю, это и стало залогом их победы.

По правде сказать, две недалеко стоящие друг от друга славянские крепости не имели шансов устоять под напором сил противника, для этого они были слишком плохо укреплены, имели мало людей, а еще меньше воинов, способных противостоять закаленным в набегах норманнам. Но, к удивлению викингов, славяне бились насмерть, они не отдали даром свою землю, много крови и славянской и норманнской было пролито в те черные дни. Но исход битвы был очевиден, победили, как и всегда, сильнейшие, ими оказались Торин и Фарлаф.

Сразу после захвата крепости, Торин, для укрепления своего положения среди славян, взял в жены дочь убитого воеводы — Марфу, девицу миловидную и покладистую. Она чем-то напоминала ему Виллему, не внешностью, разумеется, а покорным взглядом своих серых глаз, да молчаливостью. А Торину так хотелось иметь такую жену, как Суль, смелую, красивую, страстную, капризную, но, видимо, ему было это не суждено.

И началось строительство двора Торина, целых десять солнцеворотов [28] без устали перестраивал Торин крепость, доставшуюся ему с таким трудом, и мало-помалу появился новый град на Северной Руси — Торинград. Град, в котором он стал именоваться гордо — князем Торином!

Сколько испытаний выпало на долю Торина в первое полюдье [29]! Чего стоило ему отдать меха, да злато, оставшееся у него с давних набегов, приехавшему к нему князю! Но скоро всё окупилось. Спустя солнцеворот полюдье уже не вызывало у него дрожи, Торин укрепил свое положение среди правителей Северной Руси и вскоре сам ходил на сбор дани с близлежащих поселений.

Через десять солнцеворотов после памятного прихода на землю славян, укрепив свою власть, Торин решил съездить в свой родной дом, в область Согн, привести злато, накопленное им в ранних походах, и Виллему. К тому времени Марфа родила ему дочь — Прекрасу и сына — наследника — Митяя.

Только вернувшись в родительский двор, которым правил теперь его старший брат, Торин узнал, что Виллему умерла в родовой горячке, оставив ему дочь — Горлунг. Торин не горевал о жене своей первой, сказать по чести, он и помнил её с трудом, как и не особо радовался тому, что у него есть старшая дочь, если б это был сын — другое дело, а дочь — это так…