Наталия Вронская - Сюрпризы Фортуны

Агния выслушала все это поначалу с ужасом, но потом, поразмыслив, поняла, что теперь ей претендовать особенно не на что. Она сама опустила себя на самое дно жизни, ниже уже некуда. И ей просто повезло, что Серафина неожиданно оказалась такой доброй и отзывчивой. Агния ничего не знала об этой стороне жизни, не знала, как пропадают девушки в городах, в страшных притонах. Чутье подсказывало ей, что с ней может случиться всякое, но что Серафина ее не обманывает.

Серафина сказала своей знакомой, что принуждать ее ни к чему не собирается. Хочет — пусть шьет, как-никак у нее мастерская, и работать тоже надо, а хочет… Вольному воля.

— Впрочем, можно еще и в монастырь пойти, — заметила Серафина. — И вечно оплакивать этого подлеца. Но он этого не стоит! Я честно тебе скажу — ты мне нравишься. Я хотела бы, чтобы мы были с тобой подругами. Да и, прямо сказать, обидно такую красоту похоронить в монастыре. Я, может, и не по-христиански рассуждаю, зато по-человечески. А там — кто знает. Ведь в жизни всякое случается! Еще неизвестно, как обернется…

— Да что уж тут может еще случиться! Как бы хуже не было, — сказала в ответ на это Агния.

— Не гневи Бога, Агния. Ты жива, здорова, ты не на улице!

— Верно…

За такими вот разговорами и началась новая жизнь Агнии.

Серафина не обманула. Она стала Агнии настоящей подругой, найдя в ней то, чего давно уж не было в людях, окружавших ее. Женщины и мужчины в доме Серафины были людьми малопорядочными, а то и вовсе никуда не годными. Другие в ее доме и не бывали, таков уж был род ее занятий. Агния же пришла будто из иного мира. Но и на нее, а Серафина это сразу же подметила, быстро подействовала атмосфера нового дома.

Дом Серафины был устроен следующим образом: парадная его сторона, обращенная к улице, была мастерской модистки мадам Серафины. И довольно доходной мастерской, посещаемой состоятельными дамами средней руки, комнаты которой были богато обставлены и украшены хорошей мебелью и огромными зеркалами. Со стороны же двора существовал тайный вход на другую половину той же самой мастерской, состоявшую из приватных комнат, в которых можно было уединиться. Там же была устроена и зала, в которой несколько раз в неделю разворачивалась игра на зеленом сукне. И там уже играли не по старинке в банк и штосс, а делали крупные ставки в покер.

Большинство девиц жили именно в той части дома, где велась эта тайная жизнь. Серафина жила там, где была устроена мастерская. Там же, рядом с собой, она поселила и Агнию.

Агния в первый же день познакомилась с устройством любопытного дома и с девицами, населявшими его. Часть из них днем шила, а ночью зарабатывала веселым ремеслом. Другая часть — работала только по ночам, и только две девушки занимались исключительно шитьем. Это не считая горничных, которые были только горничными, ибо две скромные деревенские девицы и помыслить себе не могли, чтоб заняться таким непотребством.

Серафина и в самом деле была модисткой, и весьма хорошей и изобретательной, для которой игра и девицы были отхожим промыслом.

— Ну что уж тут поделаешь? — пожимала плечами Серафина, рассказывая о своей жизни. — Так уж получилось. Не своей волей, скажу я тебе, мы этим ремеслом промышляем. Каждую сюда какая-то беда привела. Нет таких женщин, которые бы желали вести такую жизнь. Но многие входят во вкус, — усмехнулась она.

Поначалу Агния занялась шитьем, благо шить она умела. А потом, наблюдая за жизнью других обитательниц дома Серафины, предалась долгим размышлениям о той жизни, в которую попала. Она видела, что и Серафина не брезгует «такими» занятиями, более того, кажется, что ей это даже нравится. Она жизнерадостна и весела и к тому же всегда при деньгах.

Агния думала, что никогда больше не сможет полюбить. Если раньше ей хотелось наказать весь мир и самое себя, то теперь то разрушительное, стихийное чувство улеглось, а на смену ему пришло другое — более стойкое и более злое. Сначала мысли о грехе сопровождали почти все раздумья, связанные с этой ее новой жизнью. Но ведь она уже согрешила. Правда, из-за любви, но разве есть какая-то разница? Нет, ровно никакой. Тогда она решительно отмела мысль о грехе и подумала о деньгах.

Временами, будто очнувшись, она смотрела на себя как бы со стороны и не узнавала. Никто не учил ее дурному, но было, видимо, нечто в ее характере, чего она никогда не доверяла никому и из-за чего бежала с Алексеем и переселилась в дом к Серафине, зная о ее занятиях, и не искала приюта в монастыре, а думала теперь о вещах горьких и постыдных, как о самом естественном деле. Это было то свойство ее характера, которое заставляло ее думать только о сегодняшнем дне, жить не рассудком, но страстью.

Но размышления ее, не дойдя до решения торговать собой, самым роковым образом были прерваны в скором времени, когда она обнаружила, что ждет ребенка. Это повергло ее в самое мрачное отчаяние, на которое она была способна. Совершенно неожиданно ребенку обрадовалась Серафина:

— Я всегда мечтала о малыше, только никогда не могла родить сама ребенка. Ты должна радоваться этому, глупая! — убеждала она Агнию, которая только и делала, что плакала, сложив руки на животе.

— Я не могу радоваться, Серафина… У меня такое странное чувство, что я умерла, но все еще почему-то дышу и двигаюсь. И будто бы постепенно в меня вселяется другой человек, мне незнакомый, от которого мне временами становится страшно. И вот теперь — ребенок, а Алексей… он ведь даже ни о чем не узнает…

— Господи! Так ты все еще ждешь его? — встрепенулась Серафина.

— Нет! Нет, не жду! — Агния схватила Серафину за руку, да так, что та даже испугалась. — Вот чего бы мне хотелось, так это хотелось отомстить, но я не знаю, как это сделать! Я никогда не была смиренной и расчетливой, но сейчас, кажется, утеряла последние остатки разума, смирения и гордости. Я готова на все! Но не знаю, что мне делать…

— Тогда послушай меня и успокойся. Предоставь времени идти своим чередом. Пусть родится ребенок, если хочешь — я отыщу Алексея и расскажу ему обо всем. А что делать потом… Я не знаю, но уверяю тебя: что бы ты ни избрала — ты будешь права.

— Да… Отыщи его… — последовал тихий ответ. — Отыщи…

Серафина тяжко вздохнула, посмотрела на Агнию и ничего не сказала. А про себя подумала, что женщины бывают очень глупы, когда дело касается любви. И это очень жаль…

Как знать, что случилось бы, поговори Серафина с Алексеем, найди она его. А может, ничего бы не случилось. Но разговора никакого не потребовалось, потому что ребенку Агнии Бог не сулил жить на свете, а следовательно, и говорить было не о чем и не с кем. Немного придя в себя после новой утраты, Агния продолжала заниматься шитьем, но в душе уже созрел план, пока еще не ясный, но готовый толкнуть ее на самый решительный и безрассудный поступок.