Барбара Картленд - Серебряная луна

В среду вечером он ехал прямой длинной дорогой, ведущей в деревню Сен-Дени. Замерцали первые звезды, поднималась луна. Арман вынул из кармана часы: без четверти десять. И всадник, и его конь устали. Давно следовало бы пообедать и отдохнуть, но Арман горел нетерпением и решил остановиться на ночлег в Сен-Дени, откуда до Парижа останется всего двадцать пять миль.

Места вокруг прекрасные: роскошная зелень, огромные деревья, волнистая линия холмов.

В деревне Арман нашел гостиницу; как он и ожидал, она была маленькая, бедно обставленная, однако чисто прибранная. Хозяин проворно подал ему ужин и бутылку вина.

Утолив голод, Арман заглянул в конюшню: как там его конь, хорошо ли его почистили и постелили ли ему соломы. О коне позаботились, и Арман прогулялся по деревенской улице, с удовольствием разминая ноги после долгой езды. Улица вывела его на дорожку, мощенную булыжником. Шла она вдоль высокой стены.

Это была невероятно высокая стена, футов двенадцать, с железными пиками поверху для защиты от нежелательного вторжения. Но оказалось, что препятствие не столь уж неодолимо: стена местами разрушилась, и в проломы спокойно могла пройти лошадь, а то и с повозкой. От нечего делать Арман залез на обвалившиеся камни и по мягкому ковру из сосновых иголок и мха вошел в сад.

За обвалившейся стеной он предполагал увидеть разрушенное шато, каких встретил уже немало, проезжая по стране; но сквозь редеющие деревья было видно только небольшое озеро с искусственным водопадом. Оно светилось серебристым блеском, который он заметил еще с дороги. Подойдя ближе, Арман разглядел плотину и догадался, что за ней будет еще озерцо, а потом, вероятно, еще и еще.

Слева от водопада стоял небольшой павильон, построенный в стиле греческого храма; молочно-белый мрамор от времени приобрел оттенок слоновой кости. Вокруг колонн обвивались розы. Полная луна освещала эту волшебную картину. Стояла абсолютная тишина, если не считать тихого плеска воды и дыхания ночного парка.

Арман замер, пораженный красотой пейзажа и каким-то странным предчувствием. Его будто что-то околдовало, нашептывая, что он на пороге… на пороге чего?..

Пока он пытался разобраться в своих ощущениях, из павильона неслышно появилась женщина, обернутая в белую легкую шаль. Арман смотрел, как она спускается по каменным ступеням, ведущим к воде. Внизу она остановилась, огляделась, словно впитывая в себя красоту пейзажа, и шаль ее медленно и неуловимо, как исчезает туман перед утренним солнцем, упала на землю. Она запрокинула голову и подняла лицо к луне, сияющей над деревьями, — совершенно обнаженная, и красота ее не поддавалась описанию.

Белая, мерцающая, как теплый жемчуг, рядом с этим строением в греческом стиле, она сама казалась статуей. Но в пульсирующей округлости высокой груди, стройных, длинных ногах и тонкой талии, которую могли бы обхватить две мужские ладони, не было ничего античного.

Целую минуту она стояла недвижно, потом скользнула в воду. Поплыла по озеру, перевернулась, приплыла обратно, поднялась по лестнице и остановилась. Капли воды, падающие с ее тела, сверкали при лунном свете. Отжимая темные волосы, она жестом вечно юной женственности свернула их в тугой жгут. И так же неожиданно, как возникла, она исчезла в глубине павильона.

Арман глубоко вздохнул. Он боялся дышать, пока любовался ею, завороженный лунным светом, серебристой игрой воды под темными деревьями и видением этой изящной, точеной фигурки. Сначала он подумал, что все это не иначе как пригрезилось ему; но на каменных ступенях поблескивали лужицы воды… И медленно, чуть не против воли, он двинулся к павильону.

Вскоре появилась она, и Арман, хоть и ждал ее, вздрогнул.

Женщина остановилась между колонн, бесшумно выйдя из темной двери на лунный свет.

Наверное, ей было славно: она улыбалась и тихонько напевала какую-то мелодию, и этот ее нежный голосок, почти шепот, ворвался в молчание ночи, как целый оркестр с победной, триумфальной песнью. У Армана, знавшего на своем веку немало прелестных женщин, перехватило горло от ее нетронутой, совершенной красоты.

Она была невысока, но грация движений и гордая посадка головы на длинной шее придавали ей величавости. Лицо сердечком, темные волосы разделены прямым пробором, лоб гладкий, белый. Большие глаза с темными ресницами, и тонкий, прямой аристократический нос, контрастирующий с теплым, манящим изгибом алых губ… На ней было платье из чего-то воздушного, схваченное под грудью серебристой лентой, на обнаженных руках лежала белая бархатная шаль, отороченная лебяжьим пухом.

Арман глаз не мог оторвать от нее. Она казалась ему богиней, сходящей с Олимпа.

Мелодия, которую она тихо напевала, смолкла. Инстинкт, должно быть, подсказал ей, что за ней наблюдают. Она быстро повернула голову и увидела Армана.

— Кто вы? Что вы здесь делаете? — осведомилась она, стараясь справиться с испугом.

Арман снял шляпу и поклонился:

— Я нарушитель границ волшебной страны, мадемуазель.

— Разумеется, нарушитель, — холодно ответила она. — Пожалуйста, уходите — и немедленно.

— Разве можно быть столь жестокой! — запротестовал Арман и, не дожидаясь, пока она снова заговорит, взбежал по лестнице и остановился рядом, чтобы она ясно видела его в лунном сиянии.

Некоторое время она смотрела ему прямо в лицо.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Ничего! — ответил Арман. — Я странник, сбившийся с пути, или, скорее, нашедший его в заколдованном мире фантазий!

Похоже, ей эти слова понравились; наверное, она ожидала чего-то более устрашающего. Ее рука, прижатая к груди, больше не дрожала.

— Это частные владения! — спокойно и неторопливо ответила она. — Я прошу вас удалиться.

— Могу я для начала узнать, от чьего имени вы отдаете этот приказ? — спросил Арман.

— От своего! — Девушка гордо подняла подбородок. — Я графиня Рэв де Вальмон, и эти земли принадлежат мне.

— Рэв[1]! — тихо повторил Арман. — Значит, я не ошибся! Это сон, и вы мне снитесь.

— Сон, от которого будет очень неприятно пробуждаться, месье, если вы немедленно не удалитесь.

— А если я откажусь?

Их взгляды встретились, и девушка быстро отвернулась, сознавая свою беспомощность. Арман понял это и тут же сделал шаг назад.

— Простите! Я просто дразнил вас. Если вам так угодно, я тотчас удалюсь.

Столь быстрая капитуляция возбудила ее любопытство. Она оглядела его с ног до головы, отметив и природную красоту, и хорошо скроенный дорогой камзол, и бриллиант, сверкнувший на мизинце.