Дон Мактавиш - Запретный огонь

Шум, крики, смех, проклятия эхом отдавались от стен. Кричали посетители, торговцы расхваливали свой товар, обитатели, которым не хватало сил спуститься вниз, выкрикивали сквозь зарешеченные окна заказы и бросали монеты. Подростки, сражаясь друг с другом, бросались за ними, надеясь отнести наверх покупку и заработать полпенни. Потом они тратили скудный заработок у лотка пекаря, а более существенное вознаграждение — на жирные сосиски.

Что Ларк поразило больше всего, так это присутствие детей среди заключенных. Мальчик лет двенадцати и девочка приблизительно восьми — явно родные брат и сестра — спорили из-за оловянного обруча, когда Ларк тронула женская рука, а прозвучавший над ухом голос заставил резко повернуться.

— Миледи, я не хотела вас напугать, — сказала женщина. — Я только хотела приветствовать вас в Маршалси. Меня зовут Агнес Гарвуд. Я была… я хотела сказать, я модистка. Когда проведешь здесь около трех лет, забываешь, кем и чем был и был ли вообще.

— Извините, — с бьющимся сердцем ответила Ларк. — Вы меня напугали. Я вас не заметила.

— Я видела, как старый Тоби привел вас вчера вечером. Будьте с ним осторожнее. Он хитрый. Не успеете глазом моргнуть, как он выудит у вас все деньги прямо из карманов.

Ларк разглядывала темноволосую женщину, которая когда-то была привлекательной, даже хорошенькой. Ей не больше тридцати, но бледное лицо покрыто морщинами, одежда висит мешком, красноречиво свидетельствуя о потере веса, белки серых глаз покраснели, под глазами синяки. «Неужели и я буду так выглядеть после трех лет в Маршалси?» — подумала Ларк.

— Что-то не так? — спросила Агнес.

— Н-нет, извините, что я вас разглядываю, — пробормотала Ларк. — Какая я грубая. Пожалуйста, простите меня. Мои мысли сейчас далеко отсюда.

— Нечего прощать, — ответила женщина. — Вы, должно быть, ужасно расстроены. Такая прекрасная леди, и оказались здесь. Осмелюсь спросить, как это случилось?

Ларк колебалась. Стоит ли говорить? Она всегда была скрытной. Но сейчас она так одинока… Как хорошо было бы иметь подругу, с которой можно поговорить.

Какая беда, если она расскажет? Какое это имеет значение? Что это изменит?

— Моя мать умерла при родах, — начала Ларк. Ей все еще было трудно говорить о своей истории. Но возможно, это необходимо, чтобы избавиться от кошмара. — Отец вырастил меня в нашем имении в Йоркшире. Я его очень любила, но он был заядлым игроком, к тому же ужасно невезучим, и не имел деловой хватки. Постепенно он растратил состояние, мы оказались в долгах. Я не знала, что мы перешли роковую черту, пока не стало слишком поздно… пока он… не умер, и я осталась один на один с кредиторами, торговцами и бесчисленными партнерами отца по игре, требующими погасить долговые расписки, которые он оставлял по всей стране, на сотни и тысячи фунтов.

— О, миледи! Он умер и оставил вас ни с чем?

— Его поймали на краже у… приятеля. И, спасаясь от позорного суда, он покончил с собой… повесился… в тюрьме, — тихо сказала Ларк. Она впервые произнесла это вслух. — Поскольку у него не было наследника мужского пола, меня выгнали, и имение вернулось в казну. Я продала все, что у меня было: одежду, драгоценности, личные вещи. Но этого не хватило, чтобы заплатить долги, поэтому меня посадили сюда за оставшиеся несколько сотен фунтов.

— Последние расписки у кредиторов или у карточных партнеров?

— У игроков и у приятеля, которого он пытался обокрасть.

— И они не поступили с вами, с ни в чем не повинной леди, понесшей тяжелую утрату, как джентльмены?

— О, у них были идеи на тот счет, как я могу расплатиться, если вы меня понимаете. Так что я с радостью отправилась сюда.

— Простите, — выдохнула Агнес. — Я не хотела тревожить тяжелые воспоминания… я только хотела предложить дружбу. У вас такой несчастный вид, и я видела, что случилось с вами вчера, когда эти три потаскухи забрали ваши вещи.

— Нет-нет, мне необходимо было все рассказать, — ответила Ларк. — Мучительно держать это в себе. Нужно было выговориться, чтобы пережить это и идти дальше. Но я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу оставить все позади. Не после этого, — горько добавила она, с дрожью оглядывая обитателей тюрьмы. — Я рада, что вы проявили инициативу и предложили дружбу.

Упоминание о вчерашней стычке напомнило Ларк о таинственном джентльмене. Его будоражащий аромат вдруг защекотал ей ноздри, забивая запахи тюремного двора. Она вновь пережила прикосновение его сильной руки и его пристальный взгляд. Невозможно описать, какой эффект произвел на нее этот мужчина.

— И за вас некому вступиться? — спросила Агнес, прерывая ее грезы. — А как же свет? Наверняка кто-нибудь…

— Всему виной воровство моего отца, не говоря уже о самоубийстве, — коротко ответила Ларк. — Большая часть расписок у его друзей из высшего общества. Многие потеряли значительные суммы. После его смерти меня стали избегать все наши так называемые друзья, и я уже сказала вам, что было на уме у остальных. Многие могли бы прийти мне на помощь, хотя бы морально поддержать, но не нашлось ни одного желающего рискнуть. Я стала парией и едва ли могу их винить.

— Должно быть, трудно было пережить все это в полном одиночестве.

— Хуже не придумаешь… Для меня это было ударом. Я была совершенно не готова. Как и отец, я принимала неправильные решения и продала имущество слишком дешево. Я опрометчиво доверяла поверенным, которых интересовала только плата за их работу. Об этом они заботились, бросив остальные дела на произвол судьбы. Они обманывали меня, когда я была оглушена ударом, горем и позором. Я, возможно, действовала бы разумнее, имей я порядочных советчиков.

— Я знаю, как пагубен плохой совет, — сказала Агнес. — Я была замужем и делала шляпки у нас дома в Шропшире. Потом советчики убедили моего мужа заложить нашу ферму и дом и открыть мне настоящее дело. Я боялась рисковать, но Тимоти, мой муж, решил, что это прекрасная идея. Год спустя Тим умер от сыпного тифа, и я оказалась в долгах. Теперь я пытаюсь расплатиться, делая шляпки для светских модниц здесь. Ба! Они скорее умрут, чем признаются, что их прекрасные головные уборы прибыли прямо из Маршалси. Да они лучше язык проглотят. Я получаю от этого некоторое удовлетворение.

Ларк слушала вполуха. Оборванный денди бесцеремонно пялился на нее из дверного проема четвертого номера. Он смотрел на нее в грубой и вульгарной манере. Ему было слегка за тридцать. Неопрятный, отличавшийся мрачной красотой, он был явно не джентльмен, судя по замашкам. Ларк почувствовала себя неловко, и через минуту Агнес тоже повернулась к мужчине.