Евгения Марлитт - Служанка арендатора

Однако, маленькая толстушка вовсе не „поплелась“! Проскользнув через кустарник, она быстро исчезла из глаз молодого человека…

Барский дом в усадьбе был старый, с огромной крышей и без всяких украшений. Главный фасад бы оббит для прочности железом с наветренной стороны. Дом был выкрашен в белую краску, казарменность фасада нарушал мезонин, так густо заросший плющом, что окна выглядывали из-за него как бойницы.

У окон нижнего этажа были зеленые ставни; в окнах верхнего этажа висели простые белые занавески.

В каменной стене, окружавшей обширный двор и примыкавшей с обеих сторон к дому, справа находились массивные ворота с блестящей медной ручкой, а слева уютно возвышалась в уголке деревянная беседка. Яблоневые и вишневые деревья протягивали свои ветви через стену, а выше виднелись кроны лип и каштанов.

Перед окнами расстилалась лужайка, покрытая зеленым дерном, таким ровным и гладким, точно его подстригали ножницами. Дальше шли обширные нивы с волнующимся морем колосьев, огороды и льняное поле, имеющее вид волнующегося голубого одеяла.

Бывшее жилище жены главного лесничего производило чрезвычайно приятное впечатление, и Маркус тихо побрел дальше, пока не очутился „в благодатном уголке, ниспосланным самим Богом“, как выразилась госпожа Грибель, и с чем согласен был Маркус. Торжественное спокойствие природы подействовало на него, и он был рад, что оглушающий стук и грохот фабрики, шум и гам берлинских улиц – находились неизмеримо далеко от него!

– Приятный мир с убаюкивающей тишиной! – произнес он с улыбкой. – Вот где легко дышится всей грудью! – прибавил он.

Из одной трубы густой столб дыма поднялся вдруг к голубому небу, – должно быть, госпожа Грибель растапливала печь, чтобы приготовить ужин для нового владельца, и варила кофе, как обещала.

В это время из окон нижнего этажа раздались звуки фортепиано, и Маркус с усмешкой покачал головой.

– О, мой тиран, ужасная бренчалка, ты и здесь преследуешь меня! – воскликнул он с комическим пафосом и вошел через открытые ворота во двор.

Яростный лай собак встретил его.

– Султан, негодный пес, замолчи! – крикнула госпожа Грибель, стоя на крыльце. – На место или я возьму палку.

Почтенная собака спряталась в конуру, остальные, завиляв хвостами, разбрелись в разные стороны.

Госпожа Грибель призвала Божье благословение на прибывшего нового владельца усадьбы и низко поклонилась.

– Позвольте познакомить вас с моим мужем, – прибавила она, жестом указывая на мужчину, стоящего рядом с нею. – А моя дочь Луиза, слышите, господин Маркус, приветствует вас маршем из „Пророка“! Нравится вам ее игра? Луиза лучшая ученица в пансионе и намерена стать гувернанткой! Ну, теперь я познакомила вас со всем домом! Прошу вас, входите!

Новый владелец отказался пить кофе в уютной комнате, где „Луизочка“ продолжала бренчать на фортепиано.

Несмотря на уверения госпожи Грибель, что наверху пыльно, много мышей и паутины, он настоял на том, чтобы тотчас расположиться там, и быстро взбежал по лестнице. Он распорядился, чтобы до его приезда не снимали печатей с жилища умершей, и теперь сам сорвал печать с главных дверей, и Петр Грибель отпер их.

Внутреннее убранство комнат в верхнем этаже производило такое же приятное впечатление, как и наружный вид усадьбы. Госпожа Грибель осторожно подняла занавеси и торжествующе указала на стекла, покрытые пылью. А на маленьком столике лежал такой слой ее, что толстушка иронически начертила несколько букв.

В комнате приятно пахло донником и другими травами, и Маркус сказал:

– Здесь надо только вымыть стекла и открыть окна, вот и все!

– А о мышах и замочных скважинах, затянутых паутиной, нет и помина, душечка! – лукаво усмехнулся Грибель, глядя на жену. – Ты всю зиму ворчала по этому поводу, а ведь старая госпожа была очень чистоплотна и не потерпела бы никаких насекомых, откуда же им было взяться потом?

– Загляни прежде в библиотеку, Петр, а потом и умничай! – наставительно отозвалась его жена. – Посмотри, что делается на верхних полках, за книгами! Вы знаете, господин Маркус, книг такое множество, что диву даешься, как все они помещались в голове старой госпожи! – наивно заметила она. – Впрочем, она была и доктором, и аптекарем, да таким, что гораздо искуснее готовила лекарства, чем этот несчастный цирюльник, которого лишь в насмешку можно называть доктором!

– Да, жена главного лесничего была очень деятельная женщина, – заметил Петр Грибель. – Она знала сельское хозяйство не хуже мужчины: последние два года я был у нее управляющим, и за это время научился гораздо большему, чем у прежнего хозяина за десять лет! Посмотрите, – указал он рукой на роскошные нивы, видневшиеся в окно, – все это дело ее рук, ведь сам господин лесничий ничего в этом не понимал! Вон та пара десятин, что за сосновой рощей, не в таком образцовом порядке, но она принадлежит мызе, где хозяйничают довольно плохо! Господин стряпчий, вероятно, писал вам об этом?

– Да, судья Франц уже четыре года арендует мызу, а в счетных книгах покойной, которые велись образцово, получение арендной платы не отмечено ни разу!

– Жена этого судьи ее приятельница, поэтому добрая госпожа не брала с них арендную плату, ведь у них долгов было больше, чем песку на дне моря, и кредиторы отобрали у них все, что было можно! Вот тогда наша госпожа сжалилась над ними и отдала им мызу. Но она была расчетлива и знала цену деньгам, и назначила мизерную арендную плату. Несмотря на это, старый мот ни разу не заплатил ей ни гроша! – выпалила все г-жа Грибель.

Замолчав, она сунула руку в карман и вытащила из него печеную картофелину.

– Посмотри, Петр, я взяла это у тирольских ребятишек, что собирают землянику в графской роще! – сказала она, обращаясь к мужу. – Они с полмеры картофеля испекли там в золе!

– Ну, и что из этого?

– Как это, что из этого? – вскипела толстушка. – Откуда негодникам взять картофель в июне месяце?… Когда я спросила их об этом, они дерзко ответили: „Конечно, мы получили картофель не от госпожи Грибель, а от служанки судьи!“

– Гретхен, ну какое тебе дело… – начал Петр Грибель, но жена порывисто прервала его.

Повернувшись к новому владельцу, она проговорила:

– Господин Маркус, я не хочу становиться поперек дороги этим людям, – по мне, они могут сидеть на мызе и не платить арендной платы, – но я должна вам сказать, что им принадлежит лучший участок огородной земли!

– Гретхен, будь добросовестна! – увещевал ее муж. – У нас все отлично, и нам нет причин жаловаться! И я не желаю, чтобы кто-нибудь из нашей семьи дал повод господину Маркусу без дальнейших рассуждений покончить с этими людьми! Подумай, судья стар, его жена больше года не встает с постели, а служанка их не умеет вести хозяйство.