Мэри Бэлоу - Любовная соната

– Изменилось, Присс! – возразил он. – Я знаю, что мне следовало это понять. Все свидетельства были у меня перед носом. Но я не понял. Я даже не заподозрил того, что ты леди.

Она неуклюже встала и снова поставила чайник на огонь.

– Я не леди, Джеральд, – сказала она. – Но я и не шлюха. Я была и той, и другой, а теперь я ни та и ни другая. Я – Присцилла Уэнтуорт, жительница Фэрлайта, которая живет отчасти на заработки, которые сэкономила, и на щедрое вознаграждение моего нанимателя, а отчасти – на оплату мелких услуг, которые она оказывает жителям деревни. Вот и все. Никаких этикеток. Просто Присцилла Уэнтуорт. Тебе нет нужды жениться на мне, Джеральд, просто потому, что ты решил, будто обязан вернуть леди респектабельность. Тебе и в голову бы не пришло на мне жениться, если бы я вышла из трущоб, как ты всегда предполагал.

– Присс! – Он тоже встал и теперь стоял у нее за спиной. – Дело не в том. Неужели я заставил тебя думать, что в этом? Наверное, заставил. Я так плохо умею говорить. Есть ребенок. Это мой ребенок. Наш. Я должен дать тебе защиту моего имени. Я должен…

Она повернулась, чтобы улыбнуться ему. Вспыхнувший в ней на мгновение гнев уже остывал.

– Нет, – возразила она. – Нет, Джеральд. Это очень благородно с твоей стороны. Думаю, не много найдется мужчин, которые чувствовали бы ответственность за ребенка, зачатого таким образом, или за мать этого ребенка. Но это недостаточно веская причина. И мне действительно не нужна защита. Мне самой трудно в это поверить, но меня здесь приняли. Я даже чувствую, что меня здесь любят. Здесь я не буду падшей женщиной, а мой ребенок – незаконнорожденным. Я не могу выйти за тебя замуж, Джеральд. На меня всегда будет давить мысль, что ты женился на мне из-за того, что ты сделал мне ребенка. А на тебя всегда будет давить мысль, что ты был вынужден сделать то, чего никогда для себя не хотел.

Она все-таки его отвергла. Он надеялся. Он не только надеялся. Он мечтал – с той минуты, как понял правду в Северн-Парке неделю назад. И еще больше – после своего визита к Кит. Он мечтал всю дорогу из Лондона, рисуя себе картины того, как все будет. И в своих мечтах он был героем.

Он вынул из внутреннего кармана пакет и протянул его ей.

– У меня почти неделя ушла на то, чтобы это получить, – сказал он. – Простому баронету это сделать сложно. Но я это сделал.

Она посмотрела на то, что он вручил ей: это было специальное разрешение на брак. Значит, его предложение было серьезным. Желание жениться на ней не было мимолетным порывом. Он неделю потратил на то, чтобы получить специальное разрешение. На секунду слова на бумаге расплылись у нее в глазах.

– Джеральд! – Она вернула ему бумагу. – Благодарю тебя, мой дорогой. Ты всегда был очень добр ко мне. Но я не стану осложнять твою жизнь, став твоей женой, которую ты не собирался иметь. Приезжай и навещай нашего ребенка, если тебе захочется, – так часто, как пожелаешь. Надеюсь, что ты будешь это делать. Но нам не следует жениться. Я знаю, что ты был ко мне привязан. И я предпочла бы, чтобы это осталось так, предпочла бы и дальше знать, что ты относишься ко мне с теплотой. Возможно, ты сможешь что-нибудь сделать для нашего ребенка, когда он подрастет. Возможно, отправить его учиться. Или ее.

– Присс! – Он несколько мгновений смотрел на разрешение, прежде чем взять его обратно и снова спрятать в карман. – Я хочу на тебе жениться. Я предложил тебе это потому, что я этого хочу.

Она покачала головой.

– Ну что ж, – проговорил он, – тогда больше не о чем говорить, да? Я завтра уеду обратно в Лондон. Я вернусь, когда ребенок родится. Ты дашь мне знать?

– Да, – ответила она.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и прошел к двери. Он уже был на улице и дверь за ним закрылась, когда пришли слезы. Он зашагал к обрыву, чтобы не идти по улице к постоялому двору, где остановился, чтобы не рисковать встретиться с кем-нибудь.

А Присцилла снова села на свой стул и, обхватив руками живот, уставилась на чайник, который снова посвистывал на огне. На столе рядом с ней остывали две чашки с чаем.

«Дура! – говорила она себе. – Дура!»

Рай был совсем близко, только руку протяни, – и она его отвергла. Все ее самые невероятные мечты исполнились. Она могла выйти замуж уже завтра. За Джеральда.

И она его прогнала. Потому что он сделал ей предложение не из тех побуждений. Пусть эти побуждения были благородными. Они были не те.

«Дура. Дура. Дура!»

И ведь совсем недавно она так радовалась тому, что он приехал. Казалось, что он стал частью того умиротворения, которое принесла ей жизнь в деревне в последние месяцы. Но это стало чем-то большим, нежели просто умиротворение. Ей не хватало чего-то, что не давало умиротворению перейти в настоящее счастье.

Ее возлюбленный к ней вернулся – и она была по-настоящему счастлива. Но с другой стороны, она никогда и не ждала постоянства в своих отношениях с Джеральдом. Она была бы довольна несколькими часами или, может быть, даже несколькими днями счастья. Потом она смогла бы вернуться к своему умиротворению.

А вот теперь она чувствовала себя опустошенной. Чувство утраты было таким же сильным, как в тот день, когда она с ним рассталась. Она снова испытывала острую боль одиночества и потери.

В ее комнате дневной свет померк и перешел в сумерки. Но она по-прежнему сидела на месте и смотрела в угасающий огонь.

Лампа была зажжена, огонь снова разгорелся вокруг новых поленьев, чашки были убраны и вымыты вместе с обеденной посудой. Присцилла заставила себя поесть. Наконец она села со своей любимой книгой и прочла тот сонет, который он учил в школьные годы.

«Сравню ли с летним днем твои черты? – читала она. – Но ты милей, умеренней и краше»…

В эту минуту в дверь постучали.

«Кто?» – подумала она, медленно поднимаясь на ноги. Неужели это Джеральд? Но она не хочет, чтобы он возвращался! Она несколько часов потратила на то, чтобы вытащить себя из ужасающей апатии, которая заставила ее сидеть в темной комнате, глядя на догорающие угли. «Пожалуйста, пусть это будет кто-то другой!» – молча молилась она, отодвигая задвижку и открывая дверь.

– Присс… – сказал Джеральд. Его лицо выглядело измученным.

Она обнаружила, что сделала то, что делала всегда, когда он к ней приходил. Она протянула ему навстречу руки.

– Джеральд, – проговорила она, – заходи.

– Я только что понял одну вещь, – сказал он, заходя в дом и выпуская ее руки, чтобы закрыть дверь. – Я сидел у себя в комнате на постоялом дворе, когда меня вдруг осенило. Мне следовало бы понять это раньше. Я никогда не умел быстро соображать, правда?

– Джеральд!

Он устремил на нее серьезный, тревожный взгляд. Не задумываясь, она подняла руку, чтобы прижать ладонь к его щеке.

Он прикрыл ее руку своей.

– Это потому, что ты не поверила, правильно? Ты решила, что это просто из-за того, что я узнал, кто ты, и узнал про ребенка. Ты не смогла поверить, что это потому, что я тебя люблю, так?

– Ты не упоминал о любви, Джеральд. – Свободной рукой она провела по отвороту его сюртука.

– Я говорил, – сказал он, хмуря лоб. – Говорил, Присс. Это ведь единственная причина. Я должен был об этом сказать!

Она покачала головой.

– Я не могу без тебя жить, – сказал он. – Я не знаю, как это делать, Присс. Я все время думаю, что надо тебе что-то рассказать или о чем-то с тобой посоветоваться. Я все время хочу прийти к тебе с какой-то проблемой, головной болью или простудой. А потом вспоминаю, что тебя там нет. Или иду мимо Британского музея – и чувствую такую тоску, что больно становится. И ночью я не могу спокойно спать. И я все время вспоминаю, как ты всегда была рядом прошлым летом, когда я просыпался, и сидела со мной, и помогала снова заснуть. А когда мне все-таки удается поспать, то я просыпаюсь и протягиваю руки, чтобы тебя обнять. А тебя нет.

– Джеральд, – снова повторила она и, отняв руку от его сюртука, приложила ее к его щеке.

– Я научился тебе верить, – признался он. – Я не думал, что смогу снова верить после матери и после Элен. Я ведь никогда не рассказывал тебе об Элен, да? О моей мачехе? Я когда-нибудь тебе расскажу. Я тебе доверял, Присс, потому что ты всегда была добра ко мне, никогда ничего не требовала и была такой ласковой и спокойной. Когда ты обманула меня и исчезла и я решил, что это из-за того, что я тебе надоел, – мне захотелось умереть. Конечно, я этого не сделал и продолжал вести обычную жизнь, а потом поехал в Северн к Майлзу и его графине. Но у меня все время было чувство, что мне нет смысла жить без тебя.

Она прикусила верхнюю губу.

– Ты ведь не плачешь, Присс? – спросил он, убирая упавший ей на лицо локон и стирая слезинку, повисшую у нее на реснице. – Жалкая история, правда? Я не хотел, чтобы это прозвучало именно так. Я только хотел сказать, что, возможно, сегодня днем ты не поняла до конца, что дело именно в этом. Ты – единственное в моей жизни, ради чего мне хочется жить, Присс. Ты – как бесценное сокровище, драгоценность посреди пустыни. Или что-то в этом роде. Я никогда не умел говорить.