Наталья Павлищева - Янычары. «Великолепный век» продолжается!

Появилась надежда, что Али Хикмет сумеет и в новом подопечном воспитать эти качества. Но пока все было не ясно.

Михришах Султан не оставалось ничего, кроме как вернуться со всеми слугами и всем скарбом в свой дворец и ждать, когда же Селим придет навестить мать, чтобы попытаться внушить ему свое видение мира, и османского престола особенно.

Эме вошла в спальню и остановилась, не зная, что говорить и куда девать руки. Снова все наставления Далал вылетели из головы.

Абдул-Хамид ждал ее прихода. Он был в рубашке, тут же кивком отправил прочь евнухов и протянул к ней руки:

– Иди ко мне.

Шагнула навстречу, остановилась в нерешительности. Но султан пришел на помощь сам. Он снова развязал пояс ее халата, сбросил его с плеч на пол, взялся за завязки красивой рубашки. Эме растерянно оглянулась на горящие светильники, в комнате светло как днем. Остальное лучше бы в полутьме…

Но Абдул-Хамид покачал головой, словно догадавшись о ее мыслях:

– Я хочу видеть тебя всю и при свете. Ты ведь хочешь родить мне сына? Подчиняйся.

Эме подчинилась, позволяя разглядывать себя, постепенно внутри все заполнял жар, особенно от его прикосновений. Султан погладил грудь, обвел пальцами сначала один сосок, потом второй. Возбужденная ласками грудь легко отозвалась, поднявшись, соски набухли.

– Хорошо… Тебя учили искусству любви?

– Да.

– Пойдем, покажешь, что запомнила… А я подскажу…

Удивительно, но рядом с Абдул-Хамидом она забывала о существовании Селима. Любовные ласки султана поглощали Эме настолько, что все остальное переставало существовать. Абдул-Хамид умел доставить наложнице удовольствие, погружая ее в волны восторга одними своими прикосновениями, причем это не был многолетний опыт. Какой мог быть опыт у человека, просидевшего большую часть жизни в Клетке? Нет, Абдул-Хамиду его движения подсказывала любовь. Ему хотелось, чтобы это прекрасное тело и душа, которой тело принадлежало, откликались на любовный зов, принадлежали ему не потому, что Повелитель и иначе нельзя, а потому, что желали его как мужчину.

Султан своего добился. Эме день за днем проводила словно в угаре, думая только о предстоящей ночи и готовясь к ней.

Далал пыталась что-то советовать, но Эме только отмахивалась от нее. Какие советы, если от прикосновений пальцев Абдул-Хамида к груди внутри все загорается пламенем желания, а тело само решает, как ему откликаться на остальное. Абдул-Хамиду удалось пробудить в Накшидиль женскую силу и не давать угаснуть. И только они двое знали, что наедине султан ухаживает за своей наложницей, а не наоборот.

Султан был доволен, ведь он каждое утро присылал наложнице роскошные подарки и напоминал, что ждет вечером снова.

Гарем шипел: она уморит Повелителя своим неистовством!

– А еще прикидывается скромницей!

– Она небось училась искусству обольщения во французском доме свиданий.

– Да, они там все опытные, нам и не снилось такое…

Неделя любви принесла свои плоды: к тому времени, когда сам Абдул-Хамид решил, что юная женщина слишком измотана их любовной сиестой, Эме была уже беременна.

Когда очередные регулы не пришли в нужный день, Эме даже внимания не обратила, зато заметила Далал. Заметила, но промолчала…

Еще через два дня осторожно поинтересовалась:

– Накшидиль, а у тебя не должно быть…

– Должно, но их нет, – спокойно посмотрела на наставницу Эме. – Я беременна, и без того чувствую.

– Ну и хорошо, и прекрасно. Только никому не говори об этом, даже Повелителю и Михришах Султан. Тебя не тошнит по утрам?

– Нет.

Оставив подопечную спать, Далал отправилась к султанской сестре.

Эсме сидела в своей комнате, глядя вдаль на полоску, где на горизонте сливались в единое целое небо и вода. Служанки молча застыли возле стен, незаметные, словно тени, послушные, как тени, существующие и несуществующие одновременно, как тени. Обычай велел им находиться рядом с госпожой, сменяя друг друга, круглые сутки.

Султанша, привыкшая с раннего детства видеть и не видеть прислуживающих рабынь, попросту не замечала их. Это удобно – если желаешь что-то отдать или положить, достаточно просто протянуть руку в сторону, то, что в руке, быстро подхватят. Вовремя подадут, принесут, уберут…

Хорошие служанки раньше самой госпожи догадаются, что именно ей понадобится в следующий момент, передадут приказ на кухню, чтобы приготовили сладости или шербет, раньше, чем уста султанши начнут произносить такой приказ, распорядятся о носилках или принесут платье до того, как Эсме Султан решит куда-то отправиться. Хороших рабынь ценят…

И не замечают. Именно такие особенно хороши – которых не видно и не слышно.

Эсме Султан не задумывалась о том, что никогда не находится одна, и давно перестала чего-то желать, поскольку даже то, какое надеть платье, за нее решают рабыни. Поэтому когда вчера новая наложница султана Накшидиль сказала ей, что это несвобода – всегда быть под присмотром, даже не сразу поняла, о чем речь.

Эсме не видела другой жизни, не понимала, что значит не быть окруженной слугами круглые сутки, что значит остаться хоть на минуту в одиночестве. Нет, у тех, кто стоит выше остальных, вокруг не должно быть пустоты, это опасно, но вдруг так захотелось побыть действительно пусть не одной, с той же Накшидиль, но без толпы евнухов и слуг.

Эсме знала такое место – у них есть имение в горах, там можно побыть скрытно, да и кому она мешает?

Додумать не успела: служанка сообщила, что пришла Далал, служанка Накшидиль, и просит принять ее.

– Что-то случилось? Пусть войдет.

– Султанша… – Далал склонилась достаточно низко, чтобы показать уважение.

– Проходи, Далал. Что случилось?

– Мне нужно поговорить с вами наедине.

Услышав новость, Эсме ахнула:

– Ты уверена?! Не ошиблась?

– Пока сбоев не было. Я уже собрала мочу Накшидиль и посеяла овес. Через одну луну мы будем знать, мальчик это или девочка.

– Что ты сделала?!

Далал зашептала почти на ухо султанше:

– Я была у гадалки, она сказала, что родится сын. Так говорила и гадалка самой Накшидиль давно, еще дома. А овес и просо, политые свежей мочой, – это старый египетский способ проверить, кто зачат.

Эсме Султан замахала руками:

– Слышать не хочу об этих хитростях! Перестань, кто родится, тот и родится. У Повелителя уже есть сын. Только пусть Накшидиль молчит о своей беременности, так долго молчит, как только сможет. И ты молчи.

– Да, госпожа, я лишь хотела попросить, чтобы вы не приглашали Накшидиль кататься верхом.

Эсме Султан расхохоталась:

– Разумная просьба…

Эме переносила беременность легко, и животик рос медленно, потому скрывать удалось долго даже от султана. Но Абдул-Хамид не мог не заметить, что его возлюбленная словно стремится прикрыть живот руками…