Элизабет Чедвик - Ради милости короля

Когда со двора с грохотом выехала последняя повозка, груженная бревнами и кожами, бочонками стрел и гвоздей, бухтами цепей и веревок, Гундреда вздохнула с облегчением. Она дала привратнику знак закрыть ворота и принялась подгонять слуг, убирающих мусор, оставленный «гостями». Ее младший сын Уилл стоял, ероша волосы и глядя вслед повозке, пока закрывшиеся ворота не лишили его этого зрелища.

– Только не ной! – рявкнула Гундреда. – Ты еще слишком мал.

– Я не ною, – пожал плечами Уилл. – Просто размышлял, что теперь можно пожить спокойно.

Гундреда промолчала, но на ее лице застыла гримаса неудовольствия. Хотя она не желала, чтобы оба сына уехали на войну, тяга Уилла к праздной безмятежной жизни служила источником раздражения и беспокойства.

– Это не значит, что можно не работать, – отрезала она. – Не думай, будто это повод увиливать от своих обязанностей. Напротив, с отъездом отца и брата ты будешь трудиться еще больше.

– Хорошо, мама, – безучастно ответил он.

Раздосадованная, Гундреда не могла понять, признает ли сын свой долг или просто лицемерит, чтобы отделаться от нее. Уилл напоминал мягкую пуховую подушку. Сколько ни бей, надолго отпечатка не оставишь.

От резкого ветра из Фландрии, пронесшегося над Северным морем, листва облетала с деревьев, ныли зубы и слезились глаза. Через час разведчики сообщили, что армия Лестера числом не менее восьми тысяч приближается к переправе через реку к северу от аббатства. Как и сказал Роджер, силы Лестера превосходили силы де Люси вчетверо, но основную массу войска составляли наемники-фламандцы, не умевшие обращаться с оружием.

Роджер собрал поводья у шеи своего коня Сореля и поставил ногу в стремя. Он исповедался и получил отпущение грехов. Он был спокоен, полон решимости и готов ко всему. Он знал, что должен делать, как ради себя, так и ради людей, которые от него зависят.

Дядя, облаченный в кольчугу и шлем, доверил ему знамя святого Эдмунда. Ранее настоятель Роберт официально передал его Роджеру в церкви вместе со своим благословением. Теперь ответственность лежала только на Роджере, но она не тяготила, а, напротив, укрепляла силы. Он развязал шнур и развернул украшенный кистями шелк, отпустив алые и золотые цвета плескаться на ветру.

– Разведчики сообщают, что ваш отец скачет с графом Лестером, – ровным голосом заметил дядя.

– Он выбрал свой путь, а я – свой, – ответил Роджер столь же бесстрастно.

– А если пути пересекутся?

– Тогда он может поступать, как ему угодно, я же не отступлю.

Дядя вгляделся в лицо Роджера, и увиденное его удовлетворило, поскольку он резко кивнул:

– В самом деле, племянник, сегодня мы увидим, кто из вас сильнее.

– Надеюсь, я, сир. – Решительно поджав губы, Роджер застегнул наличник шлема, чтобы защитить нижнюю часть лица.

Дядя повернулся к своему жеребцу.

– Этого недостаточно, – произнес он. – Необходимо знать, а не надеяться. Они не должны перейти через мост. Наша задача – остановить их и загнать в топь.

– Им не одержать верх над нами, сир. – Голос Роджера приглушала кольчуга и кожа.

– Храни нас Господь, если они одержат верх. Де Богун отправится вперед с рыцарями. Милорд де Люси хочет, чтобы вы взяли штандарт и присоединились к герольдам.

Сердце Роджера исполнилось гордости и предвкушения. Он схватил древко знамени святого Эдмунда и шпорами направил Сореля в сторону отряда де Богуна, состоявшего из трехсот рыцарей на хорошо снаряженных боевых конях. В отряде имелись сержанты в доспехах из кожи и стеганого льна, но у них были кони похуже. Тут и там Роджер замечал пехотинцев, вооруженных старомодными английскими круглыми щитами, которые, вероятно, в течение нескольких поколений передавались от отца к сыну и висели на стропилах как раз для подобного случая. Местное ополчение было вооружено чем попало: копьями для охоты на волков, пращами, косами и вилами.

Проливные дожди за последние два месяца превратили землю в грязь, и большая часть луга вдоль разлившейся реки стала болотом. Единственной переправой через Ларк был мост.

Роджер примкнул к первой шеренге рыцарей де Богуна и расположился лицом к дороге. Его сердце билось сильно и часто, а в животе урчало. Отступать некуда, и если он погибнет в битве, быть по сему. Он больше не подставит другую щеку.

Разведчики галопом вернулись к своим командирам и сообщили, что армия Лестера уже показалась, но она движется беспорядочно и рассредоточенно, пытаясь отыскать надежный путь через трясину. Авангард превращает землю в непролазную топь и мешает тем, кто идет следом, и все же это ужасающее войско. Роджер обернулся и увидел, что его дядя подтянулся к де Богуну с левого фланга, а де Люси – с правого. Наступило затишье перед бурей.

Он различил впереди знамя Лестера и сверкание доспехов наиболее защищенных рыцарей, с которыми он совсем недавно делил трапезу в парадном зале Фрамлингема и которые теперь для него враги. Он обвел взглядом поле в поисках других знакомых и обнаружил шафрановый с красным штандарт Биго в самом тылу, рядом с груженой повозкой. «Хитрый, подлец», – подумал Роджер, качая головой. Его отец расположился достаточно близко, чтобы создать иллюзию поддержки, но обеспечил себе возможность бежать в случае необходимости.

Де Богун отсалютовал мечом де Люси и де Веру, те отсалютовали в ответ, герольды задули в охотничьи рога, отдавая сигнал к атаке. Когда де Богун пришпорил своего жеребца, Роджер вонзил шпоры в бока Сореля и проревел боевой клич: «Святой Эдмунд! Святой Эдмунд!» С Анкетилем за левым плечом он помчался к рыцарям Лестера, которые галопом неслись навстречу королевской атаке. Один из них скакал прямо на него, целясь копьем, копыта его жеребца взметали комья влажной земли. Роджер поудобнее перехватил щит и дернул поводья, чтобы Сорель взял вправо. Рыцарь тоже хотел повернуть, но на него обрушился воин слева от Роджера. Роджер воздел знамя как можно выше и мощным ударом вонзил древко в вязкую землю. Отдача дрожью пробежала по руке и шее в голову. Освободив правую руку, он выхватил меч.

Несмотря на отцовскую неприязнь, Роджер получил всестороннюю воинскую подготовку, а в фехтовании проявил особый талант. Из-за худощавого телосложения противники недооценивали его гибкость, скорость и чувство равновесия. Теперь он вкладывал в удары всю силу своей ярости, но разум при этом оставался трезвым. Роджер видел, как люди в горячке битвы раскалялись добела, и обычно они погибали. Если выбор – убить или быть убитым, необходимо знать, что делать, чтобы выжить. Обретя размеренный ритм, они с Анкетилем прорубались сквозь сечу, словно танцевали смертельный танец, находя все новых и новых партнеров по мере того, как падали старые. Роджер вырывал знамя из земли и водружал его снова в очередном месте, выбранном для танца. Лезвие его меча рисовало узор из причудливых алых завитков, а удары, приходившиеся на щит, превратили герб в пятно, похожее на пылающее сердце. Каштановая шкура Сореля потемнела до цвета сырой печенки, но Роджер не останавливался ни на мгновение.