Киран Крамер - По велению сердца

Потом ее глаза застлали слезы — Марша вспомнила, что не увидит его сегодня. Она не увидит любимого целые долгие недели! Марша осталась в своей спальне, сославшись на головную боль — совершенно несчастная, готовая накричать на любого, кто осмелится с ней заговорить. Она даже надеялась, что это произойдет, потому что тогда можно будет кричать, а потом плакать в открытую, и все подумают, что это оттого, что она жалеет о собственной злой выходке. Но плакать-то она будет совсем по другой причине. О нет! Марша будет плакать, потому что не может быть там, где сейчас Финн.

Она была занята сборами к предстоящему отъезду в Бэллибрук. Можно подумать, ей было интересно, что папа выстроил там новое крыло! Но тут принесли записку от Финна.

Финн, Финн. Финн!

Ей хотелось обнять слугу, который принес ей хрустящий конверт. Она понюхала бумагу — это был его запах. Мир снова наполнился солнечным светом.

Она прижала письмо к сердцу и уселась за туалетным столиком, упиваясь сознанием, что принадлежит Финну и что получила наконец весточку от возлюбленного.

Это наверняка любовное послание, которое поможет ей пережить трудное время, пока она не вернется в Суррей, в школу. Письмо, которое она станет хранить под подушкой. И вероятно, в письме он пишет, когда они снова… смогут быть вместе. Наверное, у него уже созрел план! Когда-то еще будет Гретна. Подумав о том, как рискуют они оба, Марша почувствовала, как по коже ползут мурашки.

И она пришла к выводу, что любовь — удовольствие не для слабых сердцем.

Закончив читать письмо, Марша уставилась на собственное отражение в зеркале. На нее смотрела женщина, в которую она превратилась прошлой ночью. Всего минуту назад эта женщина сияла от счастья и ее сердце переполняла радость. А та особа, что взирала сейчас из зеркала на Маршу, напоминала собой пустую жемчужную раковину.

Финн сообщил, что сражен неприятным известием. Не вернется он в Англию, о нет! Ему предстоит отправиться из Ирландии в Америку — так распорядился старший брат.

В письме было написано:

Он отсылает меня в Виргинию, чтобы я учился вести хозяйство и управлять нашими поместьями. Но я знаю истинную причину того, почему меня отсылают: он хочет нас разлучить.

На месте подписи красовалось чернильное пятно, словно он не успел подписаться — можно подумать, брат стоял в дверях спальни с открытым чемоданом наготове, отдавая приказания Финну: «Бросай сюда брюки, бросай галстуки!»

Это было первое и последнее письмо, которое Марша от него получила.

1819 год

Дункан остановился как вкопанный на лондонском тротуаре. Она! На другой стороне улицы, в окне модного магазина. Его девочка с корабля.

Леди Марша Шервуд.

Поразительно, как интуиция сработала на ее присутствие где-то поблизости. Только что обсуждал с кузеном достоинства новых хлебных законов, и вот, пожалуйста, — мысли спутались.

— Извините, Ричард.

Ричард, следующий после Финна претендент на графский титул, тоже остановился:

— В чем дело?

Дункан был поражен. Девушка, которая когда-то была просто милой и хорошенькой, расцвела и превратилась в поразительно красивую женщину. Вот чудесный сюрприз.

— Я ее знаю, — сказал он, пытаясь получше рассмотреть женщину, которая в один из самых памятных моментов его прошлого обрушила ему на голову целый словесный поток. Что там слова — девушка была подобна урагану в открытом море, и это в нежном пятнадцатилетнем возрасте.

— Это леди Марша Шервуд? — Ричард вытянул шею, чтобы лучше видеть. — Дочка ирландского пэра, эта таинственная красавица?

— Да. — Внезапно Дункану ужасно захотелось с ней поговорить. Девочка стала женщиной. Возлюбленная стала… нелюбимой.

Ах, это было так давно! Несомненно, сердце девочки-школьницы оправилось от раны, которую нанес Финн, решив покинуть Ирландию ради Америки на целый год раньше, чем Дункан планировал его туда отослать. Намеренно сбежал — ни больше ни меньше. Теперь Дункан это знал. И леди Марша, и все прочие молодые женщины только выиграют, если его очаровательный златовласый братец уедет подальше от Англии — даже если они об этом не подозревают. Их сердца не окажутся разбитыми…

Разумеется, с тех пор у нее случались романтические увлечения, их и не счесть. Красота, высокое положение в обществе, богатство — и страстность натуры. Наверное, один из лондонских денди уже убедил ее выйти за него замуж. Откуда ему знать? До недавних пор он избегал бывать в столице, предпочитая расчищать авгиевы конюшни — результат безалаберного отцовского хозяйствования в их поместье в графстве Кент.

— Хелен говорит, что она теперь школьная учительница, где-то в Суррее. — Ричард сдвинул брови. — Но я, может быть, ошибаюсь. То есть Хелен ошибается. Ее чутье на сплетни стало давать осечку, не то что раньше.

— Так и бывает, если женщина занята хлопотами в ожидании ребенка, — улыбнулся Дункан. — Мы с Джо предполагаем ее вскоре навестить. С букетом и коробкой ее любимых шоколадных конфет. Он думает, если ее подкупить шоколадом и цветами, она наверняка родит мальчика.

— Ему было бы кстати, — сказал с улыбкой Ричард. — Да и мне тоже.

Хорошо, когда у человека есть семья, готовая поддержать его в любых обстоятельствах. Так думал Дункан, приступая к активным действиям — то есть сошел на оживленную мостовую с риском для жизни или собственных рук и ног, которым угрожали два несущихся сломя голову экипажа. Что ж, нужно было перейти на противоположную сторону улицы. То, чем Ричард одаривал его с беспредельной преданностью, Дункан поклялся передавать собственному брату, который был сейчас далеко-далеко. Да как это сделать? Финн редко писал ему, а уж если писал, то лишь затем, чтобы выпросить денег. Ни разу он не поинтересовался, как идут дела у брата по эту сторону Атлантики.

Дункан обошел стайку мальчишек, столпившихся вокруг черно-белого пса, выделывающего трюки, и открыл дверь модного магазина мадам Перо.

Леди Марша взглянула на него поверх тюка материи. Увидев его, мгновенно залилась краской.

Их глаза встретились, и его пронзила боль. Ностальгия! Несомненно, все дело в ней. Она напомнила ему о тех трудных днях, когда он только что получил титул и обязанности графа. Тогда казалось, что на его плечи обрушилась вся тяжесть этого мира.

Леди Марша была ярким пятном его воспоминаний, разве нет? Дункан понял это лишь сейчас. Пряди золотых, как солнце, волос, а под ними живые глаза цвета средиземноморской волны.

Она была точно сияющий летний полдень.